История из жизни:109021

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

БЫЛЬ ПРО ТУРКМЕНБАШИ(вспомнилась тут мне моя командировка в Туркменистан в начале 2001-гогода. И захотелось поведать о ней миру)Конечно, следовало прилететь в Туркмению чуть позже.Через неделю. Только, кто ж это знал? С другой стороны, все было оченьсимпатично: нас, то есть группу российских журналистов, радостнопринимали, возили по Ашхабаду, показывали памятники, мечети, накрывалидля нас великолепные сочаки (читай - банкет на ковре). Только вот насерьезный разговор никто не шел.- Нет, что вы, только не сейчас, - хмурились солидные люди, предприниматели, чиновники, ученые, деятели культуры. - После 16-го - пожалуйста, а сейчас нет.Между тем, до 16-го января оставалась еще неделя и нам очень хотелосьпрожить ее так, чтобы потом не было мучительно больно, за не вовремясданные материалы.- Напрасно стараетесь, - "успокоили" нас туркменские друзья, которых к третьему дню командировки накопилось уже немало. - Все равно до 16-го вам никто ничего не скажет. Дураков нет.- А что будет 16-го?- А 16-го состоится Ежегодное Совместное Заседание Государственного совета и самого Туркменбаши. Такая "Большая стирка" для номенклатуры. Своеобразная лотерея: ни один чиновник не может сказать точно, кем именно он выйдет из зала заседаний после того, как туда войдет. А поэтому никто с вами сейчас разговаривать не будет. Это просто опасно.Неделя в великолепном, чарующе, неповторимо красивом и удивительноприветливом Туркменистане прошла незаметно. Нам удалось-таки сделатьнесколько материалов с людьми, которых 16-е число пугало не особосильно. А 16-го мы расположились на квартире у одного из туркменскихдрузей и включили телевизор.Заседание показывали в прямом эфире, так же, как когда-то у наспоказывали съезды народных депутатов. Шло оно без малого пять часов.На это время город Ашхабад просто вымер. Примерно так же, как умиралаМосква во время премьерного показа знаменитого сериала проИсаева-Штирлица. И дело тут было вовсе не в культе личности Туркменбаши,которого в стране было действительно хоть отбавляй, и не в директивныхраспоряжениях "Всем смотреть!" (не такие уж они и дисциплинированные этитуркмены, напротив - нормальные люди). Просто зрелище, котороепредставляло собой это заседание действительно стоили того, чтобы егопосмотреть. По крайней мере я не забуду его никогда.Заседание началось не сразу. Сначала камеры показывали постепеннонаполняющийся народом зал. На сцене пустовал длинный стол президиума,чуть выше него - трибуна для выступающего, а еще выше, наподобиемаленького балкончика, торчало место Отца всех Туркмен (именно такпереводится слово "Туркменбаши"). Это был небольшой столик с креслом. Настолике слева возвышалась стопка папок. В папках были приказы о снятиях,назначениях и переводах. Жизнь и смерть. Поощрение и наказание. Приговори помилование. Неизвестно было только, чьи имена в них значились.Между тем зал постепенно наполнился. Люди расселись и приготовилисьвнимать происходящему. В конце концов свободных мест в зале не осталосьни одного. Минуту спустя в зал вошли члены президиума, однако ихпоявление особым оживлением в зале встречено не было. Они просто вошли,и заняли свои места. Зато когда народ увидел Сапармурата Ниязова...Мне сложно описать реакцию зала на его появление. Насколько я помню,Леонид Ильич на съездах КПСС с их "бурными и продолжительными" такогоуспеха не имел. Зал стоял, президиум стоял, овации не смолкали, на лицаху многих присутствовавших были слезы, которые операторы брали крупнымпланом. Все это продолжалось до тех пор, пока Туркменбаши не поднялруку. Садились тоже в два приема: сначала президент, потом всеостальные. Усевшись, люди достали каждый по блокноту, и началисосредоточено что-то записывать. ЕЩЕ НИКТО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ, НО УЖЕ ВСЕПИСАЛИ.- А что это они пишут? - спросили мы у наших друзей.- О, это они года три назад придумали. Раньше им тяжело было решить, что с глазами делать. Вроде, на Туркменбаши смотреть - дерзко, а в сторону или в пол - значит в чем-то виновен. И вот тогда кто-то достал блокнот и стал что-то писать. С тех пор так и повелось: все сидят и вроде как что-то пишут.Между тем заседание началось. Один за другим на трибуну выходилиминистры и отчитывались за проделанную работу перед народом и передТуркменбаши лично. По окончании доклада наступал черед задаватьдокладчику вопросы. Вопросы задавал Сам. Надо отдать ему должное,вопросы были весьма компетентные, показывающие, что спрашивающийнаходится в курсе всех дел, и не только производственных, но и семейных.- А что там у тебя с родственниками происходит? - вопрошал он генерального прокурора республики, госпожу Курбанбиби Атаджанову. - Ты думаешь, мы не знаем, что у тебя зять наркотиками балуется, а дочка шубы носит в 5 000 долларов? Что родичи твои дворцы по Ашхабаду понастроили? МЫ ВСЕ ВИДИМ. Ты с ними решай что-нибудь.Напуганного до полубессознательного состояния министра сельскогохозяйства он вопрошал, почему в некоторых его хозяйствах отдаютпредпочтение низкоурожайным сортам пшеницы, министра печати упрекал втом, что тот слишком часто к месту и не к месту печатает его имя.- А что я могу сделать, - виновато улыбался тот, - народ требует...По окончании допроса Сердар ("сердар" - военноначальник, что-то типавождя, еще один вид обращения к Туркменбаши: "наш дорогой Сердар")отпускал министров с трибуны. Один из отчитывавшихся попытался уйти снее сам (то ли ослышался, то ли замотался), но был остановлен грознымокликом:- СТОЙ! Я тебя еще не отпускал.Потупив взор, провинившийся вернулся на трибуну, после чего был с неемилостиво отпущен. Впрочем, сесть ему не разрешили, пришлось воискупление вины так и простоять остаток заседания с блокнотом в руках.Стоял не только он. Дело в том, что мало было дождаться отпуска стрибуны, сесть на место присутствовавшие тоже могли только с личногосогласия Туркменбаши. Та же генпрокурор также отстояла оставшееся времяна своих двоих. Вместе с еще несколькими проштрафившимися.Однако нельзя сказать, чтобы стоявшие были недовольны ситуацией. Вовсяком случае, я бы на их месте был бы почти счастлив. Потому, чтоголовы министров на этом совещании летели просто пачками. Причем, если,скажем председателя комитета по вопросам науки просто перевели надолжность ректора Государственного университета (интересно, а чтослучилось с предыдущим ректором?) с шестимесячным испытательным сроком,то вице-премьера просто отстранили с формулировкой "за серьезныенедостатки в работе". А это "волчий билет" и никакого испытательногосрока.Впрочем, даже такое изгнание не было вершиной наказания. Это я понялпосле того, как Туркменбаши буквально УНИЧТОЖИЛ министра-председателяГосударственного концерна "Туркменские автомобильные дороги".Тут надо сперва сделать два отступления. Первое. Надо сказать, чтодороги в Туркмении такие, что по сравнению с ними любой московскийавтобан - разбитый проселок. Там в дороги можно именно смотреться как взеркало, особенно когда жарко.Второе. По рассказу наших друзей, примерно за полгода до описываемыхсобытий этот самый министр-председатель по имени Нурмурад Гульмурадовпостроил под Ашхабадом одноэтажный дом о шестидесяти четырех комнатах.Причем, сдуру, записал этот дом не на родственников, а на себя лично. Обэтом узнал Туркменбаши, дом у министра отобрали, отдали его какому-тоне то детскому саду, не то школе, а перед этим его целую неделюпоказывали по телевизору, комнату за комнатой, коридор за коридором. Навсех, кто смотрел эту передачу наибольшее впечатление произвел подвал, вкоторой "могли спокойно заехать два КАМАЗа и выехать оттуда не задом, апросто развернувшись там же, в подвале. В той же передаче Нурмурадкаялся перед народом и молил лично Сердара о прощении. И он его, помилости своей, простил.И вот теперь министр-председатель дрожащим голосом зачитал свой доклад иостановился, ожидая вопросов Вождя. Тот же взял истинно мхатовскую паузуи, наконец, задал первый вопрос. Совершенно не касавшийся сути доклада.- Скажи, а зачем тебе 64 комнаты? Вот я - Туркменбаши, я не могу понять, зачем тебе столько? Мне, например, столько не надо. Мне достаточно кабинета и спальни. А тебе куда столько? В общем, так (далее за точность слов я не ручаюсь, переводили друзья, да и диктофон я включить не догадался). Пошел вон отсюда! С сегодняшнего дня ты - чернорабочий на укладке твоих же дорог. Завтра ты надеваешь желтую куртку и выходишь на укладку асфальта. И я лично прослежу, чтобы ты никогда выше чернорабочего не поднялся. Звание простого рабочего сможешь заработать себе лишь самым изнурительным трудом. И ты никогда не поднимешься выше рабочего, ты не станешь ни мастером, ни даже бригадиром.Еще одно отступление. Надо сказать, что в Туркмении, в отличие отРоссии, впавший в немилость министр не может пойти, пользуясь старымисвязями, работать президентом коммерческой фирмы, или председателемфонда. В Туркмении человек, которого с поста снял лично Президент - этоне просто политический труп, это прокаженный носитель тифознойинфекции, к которому прикоснуться может лишь самоубийца. Его не возьметникто и никуда, даже дворником. И если Туркменбаши сказал, что этотчеловек будет работать чернорабочим до конца жизни, он будет работатьчернорабочим до конца жизни. Если только ему не удастся сбежать заграницу, что для него лично будет весьма проблематично.Но на этом показательная порка не закончилась.- А вот этот человек, - указал рукой в дальний конец зала Великий Вождь, и камера тут же выхватила стоящего у дверей бледного и небритого субъекта, - я его знаю. Он у тебя работал бригадиром и все время перевыполнял план. Вот он с завтрашнего дня выйдет на работу министром.На новоиспеченном министре был одет серый, как минимум, на три размерабольший его, костюм. Было явно видно, что его только что вытащили срабочего места, одели во что подвернулось и доставили пред светлы очи.Даже побриться не дали.- Иди сюда, - милостиво подозвал нового министра Президент страны. - Не бойся. Я вижу, ты плохо одет. Это ничего, просто у тебя денег не было. Завтра ты хорошо оденешься и будешь министром. А мы тебе поможем. И деньгами поможем, и техникой, и людьми. Если будут какие-то проблемы - обращайся прямо ко мне. Напрямую.Между тем, по лицу нового министра, звали которого, как я выяснил ужепозже, Баймухамет Келов, было прекрасно видно, что проблемы у него уженачались и он это прекрасно понимал. Ему я, пожалуй, сочувствовал дажебольше, чем брошенному на асфальт Нурмураду. Тот уже, по крайней мере,достиг дна и мог спокойно осознавать, что больше ничего страшного с нимпроизойти не может. Баймухамет же, напротив, парил теперь высоко воблаках, удерживаемый лишь доброй, пока, рукой Владыки. И кто мог точносказать, когда ему надоест и он разожмет пальцы?На следующее утро повеселевшие министры, из тех, кто уцелел, встречалинас с распростертыми объятиями и радостно рассказывали, как хорошо имживется тут.Кстати, простому народу там и правда живется неплохо. До тех пор, покаон не станет хотя бы бригадиром.(с)

[[Текст истории из жизни::БЫЛЬ ПРО ТУРКМЕНБАШИ(вспомнилась тут мне моя командировка в Туркменистан в начале 2001-гогода. И захотелось поведать о ней миру)Конечно, следовало прилететь в Туркмению чуть позже.Через неделю. Только, кто ж это знал? С другой стороны, все было оченьсимпатично: нас, то есть группу российских журналистов, радостнопринимали, возили по Ашхабаду, показывали памятники, мечети, накрывалидля нас великолепные сочаки (читай - банкет на ковре). Только вот насерьезный разговор никто не шел.- Нет, что вы, только не сейчас, - хмурились солидные люди, предприниматели, чиновники, ученые, деятели культуры. - После 16-го - пожалуйста, а сейчас нет.Между тем, до 16-го января оставалась еще неделя и нам очень хотелосьпрожить ее так, чтобы потом не было мучительно больно, за не вовремясданные материалы.- Напрасно стараетесь, - "успокоили" нас туркменские друзья, которых к третьему дню командировки накопилось уже немало. - Все равно до 16-го вам никто ничего не скажет. Дураков нет.- А что будет 16-го?- А 16-го состоится Ежегодное Совместное Заседание Государственного совета и самого Туркменбаши. Такая "Большая стирка" для номенклатуры. Своеобразная лотерея: ни один чиновник не может сказать точно, кем именно он выйдет из зала заседаний после того, как туда войдет. А поэтому никто с вами сейчас разговаривать не будет. Это просто опасно.Неделя в великолепном, чарующе, неповторимо красивом и удивительноприветливом Туркменистане прошла незаметно. Нам удалось-таки сделатьнесколько материалов с людьми, которых 16-е число пугало не особосильно. А 16-го мы расположились на квартире у одного из туркменскихдрузей и включили телевизор.Заседание показывали в прямом эфире, так же, как когда-то у наспоказывали съезды народных депутатов. Шло оно без малого пять часов.На это время город Ашхабад просто вымер. Примерно так же, как умиралаМосква во время премьерного показа знаменитого сериала проИсаева-Штирлица. И дело тут было вовсе не в культе личности Туркменбаши,которого в стране было действительно хоть отбавляй, и не в директивныхраспоряжениях "Всем смотреть!" (не такие уж они и дисциплинированные этитуркмены, напротив - нормальные люди). Просто зрелище, котороепредставляло собой это заседание действительно стоили того, чтобы егопосмотреть. По крайней мере я не забуду его никогда.Заседание началось не сразу. Сначала камеры показывали постепеннонаполняющийся народом зал. На сцене пустовал длинный стол президиума,чуть выше него - трибуна для выступающего, а еще выше, наподобиемаленького балкончика, торчало место Отца всех Туркмен (именно такпереводится слово "Туркменбаши"). Это был небольшой столик с креслом. Настолике слева возвышалась стопка папок. В папках были приказы о снятиях,назначениях и переводах. Жизнь и смерть. Поощрение и наказание. Приговори помилование. Неизвестно было только, чьи имена в них значились.Между тем зал постепенно наполнился. Люди расселись и приготовилисьвнимать происходящему. В конце концов свободных мест в зале не осталосьни одного. Минуту спустя в зал вошли члены президиума, однако ихпоявление особым оживлением в зале встречено не было. Они просто вошли,и заняли свои места. Зато когда народ увидел Сапармурата Ниязова...Мне сложно описать реакцию зала на его появление. Насколько я помню,Леонид Ильич на съездах КПСС с их "бурными и продолжительными" такогоуспеха не имел. Зал стоял, президиум стоял, овации не смолкали, на лицаху многих присутствовавших были слезы, которые операторы брали крупнымпланом. Все это продолжалось до тех пор, пока Туркменбаши не поднялруку. Садились тоже в два приема: сначала президент, потом всеостальные. Усевшись, люди достали каждый по блокноту, и началисосредоточено что-то записывать. ЕЩЕ НИКТО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ, НО УЖЕ ВСЕПИСАЛИ.- А что это они пишут? - спросили мы у наших друзей.- О, это они года три назад придумали. Раньше им тяжело было решить, что с глазами делать. Вроде, на Туркменбаши смотреть - дерзко, а в сторону или в пол - значит в чем-то виновен. И вот тогда кто-то достал блокнот и стал что-то писать. С тех пор так и повелось: все сидят и вроде как что-то пишут.Между тем заседание началось. Один за другим на трибуну выходилиминистры и отчитывались за проделанную работу перед народом и передТуркменбаши лично. По окончании доклада наступал черед задаватьдокладчику вопросы. Вопросы задавал Сам. Надо отдать ему должное,вопросы были весьма компетентные, показывающие, что спрашивающийнаходится в курсе всех дел, и не только производственных, но и семейных.- А что там у тебя с родственниками происходит? - вопрошал он генерального прокурора республики, госпожу Курбанбиби Атаджанову. - Ты думаешь, мы не знаем, что у тебя зять наркотиками балуется, а дочка шубы носит в 5 000 долларов? Что родичи твои дворцы по Ашхабаду понастроили? МЫ ВСЕ ВИДИМ. Ты с ними решай что-нибудь.Напуганного до полубессознательного состояния министра сельскогохозяйства он вопрошал, почему в некоторых его хозяйствах отдаютпредпочтение низкоурожайным сортам пшеницы, министра печати упрекал втом, что тот слишком часто к месту и не к месту печатает его имя.- А что я могу сделать, - виновато улыбался тот, - народ требует...По окончании допроса Сердар ("сердар" - военноначальник, что-то типавождя, еще один вид обращения к Туркменбаши: "наш дорогой Сердар")отпускал министров с трибуны. Один из отчитывавшихся попытался уйти снее сам (то ли ослышался, то ли замотался), но был остановлен грознымокликом:- СТОЙ! Я тебя еще не отпускал.Потупив взор, провинившийся вернулся на трибуну, после чего был с неемилостиво отпущен. Впрочем, сесть ему не разрешили, пришлось воискупление вины так и простоять остаток заседания с блокнотом в руках.Стоял не только он. Дело в том, что мало было дождаться отпуска стрибуны, сесть на место присутствовавшие тоже могли только с личногосогласия Туркменбаши. Та же генпрокурор также отстояла оставшееся времяна своих двоих. Вместе с еще несколькими проштрафившимися.Однако нельзя сказать, чтобы стоявшие были недовольны ситуацией. Вовсяком случае, я бы на их месте был бы почти счастлив. Потому, чтоголовы министров на этом совещании летели просто пачками. Причем, если,скажем председателя комитета по вопросам науки просто перевели надолжность ректора Государственного университета (интересно, а чтослучилось с предыдущим ректором?) с шестимесячным испытательным сроком,то вице-премьера просто отстранили с формулировкой "за серьезныенедостатки в работе". А это "волчий билет" и никакого испытательногосрока.Впрочем, даже такое изгнание не было вершиной наказания. Это я понялпосле того, как Туркменбаши буквально УНИЧТОЖИЛ министра-председателяГосударственного концерна "Туркменские автомобильные дороги".Тут надо сперва сделать два отступления. Первое. Надо сказать, чтодороги в Туркмении такие, что по сравнению с ними любой московскийавтобан - разбитый проселок. Там в дороги можно именно смотреться как взеркало, особенно когда жарко.Второе. По рассказу наших друзей, примерно за полгода до описываемыхсобытий этот самый министр-председатель по имени Нурмурад Гульмурадовпостроил под Ашхабадом одноэтажный дом о шестидесяти четырех комнатах.Причем, сдуру, записал этот дом не на родственников, а на себя лично. Обэтом узнал Туркменбаши, дом у министра отобрали, отдали его какому-тоне то детскому саду, не то школе, а перед этим его целую неделюпоказывали по телевизору, комнату за комнатой, коридор за коридором. Навсех, кто смотрел эту передачу наибольшее впечатление произвел подвал, вкоторой "могли спокойно заехать два КАМАЗа и выехать оттуда не задом, апросто развернувшись там же, в подвале. В той же передаче Нурмурадкаялся перед народом и молил лично Сердара о прощении. И он его, помилости своей, простил.И вот теперь министр-председатель дрожащим голосом зачитал свой доклад иостановился, ожидая вопросов Вождя. Тот же взял истинно мхатовскую паузуи, наконец, задал первый вопрос. Совершенно не касавшийся сути доклада.- Скажи, а зачем тебе 64 комнаты? Вот я - Туркменбаши, я не могу понять, зачем тебе столько? Мне, например, столько не надо. Мне достаточно кабинета и спальни. А тебе куда столько? В общем, так (далее за точность слов я не ручаюсь, переводили друзья, да и диктофон я включить не догадался). Пошел вон отсюда! С сегодняшнего дня ты - чернорабочий на укладке твоих же дорог. Завтра ты надеваешь желтую куртку и выходишь на укладку асфальта. И я лично прослежу, чтобы ты никогда выше чернорабочего не поднялся. Звание простого рабочего сможешь заработать себе лишь самым изнурительным трудом. И ты никогда не поднимешься выше рабочего, ты не станешь ни мастером, ни даже бригадиром.Еще одно отступление. Надо сказать, что в Туркмении, в отличие отРоссии, впавший в немилость министр не может пойти, пользуясь старымисвязями, работать президентом коммерческой фирмы, или председателемфонда. В Туркмении человек, которого с поста снял лично Президент - этоне просто политический труп, это прокаженный носитель тифознойинфекции, к которому прикоснуться может лишь самоубийца. Его не возьметникто и никуда, даже дворником. И если Туркменбаши сказал, что этотчеловек будет работать чернорабочим до конца жизни, он будет работатьчернорабочим до конца жизни. Если только ему не удастся сбежать заграницу, что для него лично будет весьма проблематично.Но на этом показательная порка не закончилась.- А вот этот человек, - указал рукой в дальний конец зала Великий Вождь, и камера тут же выхватила стоящего у дверей бледного и небритого субъекта, - я его знаю. Он у тебя работал бригадиром и все время перевыполнял план. Вот он с завтрашнего дня выйдет на работу министром.На новоиспеченном министре был одет серый, как минимум, на три размерабольший его, костюм. Было явно видно, что его только что вытащили срабочего места, одели во что подвернулось и доставили пред светлы очи.Даже побриться не дали.- Иди сюда, - милостиво подозвал нового министра Президент страны. - Не бойся. Я вижу, ты плохо одет. Это ничего, просто у тебя денег не было. Завтра ты хорошо оденешься и будешь министром. А мы тебе поможем. И деньгами поможем, и техникой, и людьми. Если будут какие-то проблемы - обращайся прямо ко мне. Напрямую.Между тем, по лицу нового министра, звали которого, как я выяснил ужепозже, Баймухамет Келов, было прекрасно видно, что проблемы у него уженачались и он это прекрасно понимал. Ему я, пожалуй, сочувствовал дажебольше, чем брошенному на асфальт Нурмураду. Тот уже, по крайней мере,достиг дна и мог спокойно осознавать, что больше ничего страшного с нимпроизойти не может. Баймухамет же, напротив, парил теперь высоко воблаках, удерживаемый лишь доброй, пока, рукой Владыки. И кто мог точносказать, когда ему надоест и он разожмет пальцы?На следующее утро повеселевшие министры, из тех, кто уцелел, встречалинас с распростертыми объятиями и радостно рассказывали, как хорошо имживется тут.Кстати, простому народу там и правда живется неплохо. До тех пор, покаон не станет хотя бы бригадиром.(с)]]

См.также

Внешние ссылки