История из жизни:117672

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

ПИСЬМО СТАЛИНУ"Мы так Вам верили, товарищ Сталин,Как, может быть, не верили себе".М. ИсаковскийНе зря булгаковский Сатана в обличьи профессора Воланда ("Мастер иМаргарита") утверждал, что нравы народонаселения портит не он, а"квартирный вопрос". Эта история из послевоенного Киева – томуподтверждение.Мой покойный отец, кадровый военный, прошел три войны, ранения,контузии, плен, награды... Однако по "графе" в 1946 году был уволен изармии, подвергнутой чистке от евреев, невзирая ни на какие боевыезаслуги. И за восьмилетнюю боевую службу получил пинок под зад, а черезпару лет после демобилизации еще и 8 лет – за справедливость, но постатье, связанной с бандитизмом.... История, которая привела его за решетку, началась еще в позапрошломвеке. Мой прадед как крупный строительный подрядчик, купец высшейгильдии, получил право жить в центре Киева и по этому праву занималпятикомнатную квартиру на Бессарабке. В доме, где в 1897-1904 гг.проживал Шолом-Алейхем, и я не исключаю, что прадед, а может и дед, сним встречался и, приподняв котелок над пейсами, говорил: "ШоломАлейхем!", а тот отвечал: "Алейхем Шолом!" (Как тут не вспомнитьисторию с Брежневым во время одной из его замечательных поездок вТашкент к другу "Рашидику". Из толпы кричали: "Салям алейкум! ", а онотвечал: "Алейкум салям!". Но когда какой-то диссидент выкрикнул:"Архипелаг ГУЛАГ!", Ильич приветливо помахал рукой: "ГУЛАГ архипелаг,ГУЛАГ архипелаг!").Семью не уплотнили и после ВОСРы (Великой Октябрьской социалистическойреволюции): дед, как знающий инженер, понадобился и большевикам, аподобающая идеалам коммунизма плотность заселения квартиры до статусакоммуналки была достигнута за счет внутренних ресурсов, без пролетарскойпомощи: с дедом и бабушкой жили семьи дочерей. Всего же детей былодесять, из них сыновей – только трое. Старший и младший былирозбишаками, а средний – питютя, отличник, благообразный иблагоговейный.Дед был строгих правил и по пятницам демократично порол всех троих,невзирая на заслуги или провинности. Бабушка плакала, требуя освободитьот порки хотя бы невиновного, но дед был непреклонен. А когда братьяпосле экзекуции, натягивая штаны, выскакивали во двор, старший и младшийуговаривали питютю на какую-нибудь проделку: все равно всыпали, ты ужепросто обязан! Например, совали ему камень, умоляя разбить кому-нибудьокно, голову или чего еще в том же духе. Но тот не соглашался. Тогда онилицемерно вздыхали: что ж, придется нам...Когда им было уже в среднем лет по восемь, "крайние" братья встали передотцом стеной за среднего: не трожь Ицыка, его "пайку" добавь нам. Послеэтого дед прекратил порку вообще, объявив, что они уже стали людьми, и вбольшой квартире воцарился полный мир, хотя проказ и шалостей неуменьшилось.А судьбу трех братьев решила война, точнее, оборона Киева.Старший стал дезертиром, не выполнив приказ о взрыве большого дома воставленном Красной Армией городе: так совпало, что его строил их отец –мой дед. Да, высшие немецкие офицеры заняли квартиры целого подъездадома, но в других осталось и много наших людей. У диверсанта рука неповернулась крутануть взрывную машинку. О том же, что приказавшийкомандир погиб, он узнал только после войны.Средний брат, питютя, пропал без вести в городском ополчении. Главныйинженер крупного киевского завода, он имел бронь, но выпросилсядобровольцем. Будучи крупным руководителем, он был беден, как церковнаякрыса, и менее высокопоставленные братья помогали его семье: какбольшевистский фанатик, он всего себя отдавал Делу совершеннобессребренно, и даже когда ему дали квартиру от завода, он уступил ееболее нуждающемуся многодетному работяге.Младший, мой отец, лез в самое пекло, к черту на рога, но Б-г егосберег, и он вернулся.В общем же братья были честнейшими людьми, не для сего плутократическогогосударства, наверное, их отец, а мой дед с поркой перестарался. Правда,меня отец и пальцем не трогал, разве что был вспыльчив. В честности япошел в него и дядей, но от этого не страдаю.И вот во время оккупации Киева в наше родовое гнездо – квартиру – вперсядеятель из городской управы, помогавший партизанам, о чем запассясправками, заверенными гербовой печатью со свастикой. Печать ставилакомендатура, ибо он старательно служил и немцам, особенно по частивыдачи евреев. Они уходили в Бабий Яр и концлагеря, а он не оставлялбеспризорным все самое ценное из их имущества.Когда вернулись Советы, на одну чашу весов положили услуги партизанам,на другую – немцам. Поскольку евреи были не в счет, перевесила первая, ион не только остался служить в том же кабинете (уже горсовета), но ижить в той же - нашей, квартире, присовокупив к нашей мебели-утвари вещисвоих жертв. Квартира, и до того не бедная, превратилась в музей дорогихраритетов.Увы, прошлые хозяева этих вещей предъявить никаких претензий уже немогли, а вот мои тетки с мужьями, а одна – без, возвращались по очередииз эвакуации и предъявляли права на квартиру.Первым привез семью в свой полковничий отпуск муж старшей сестры отца.Наш "оккупант" убедил его, мол, когда все довоенные жильцы соберутся, онсразу всех и вселит. А пока выдал им неплохую двухкомнатную квартиру.Дядя уехал на фронт, где и погиб чуть ли не в последние дни войны сЯпонией.Так же наш "пахан" поселил и следующую сестру и другого дядю с бабушкой(дед-доброволец тоже пропал без вести). Мебель из квартиры пахан выдаваллюбую, кроме дедушкиного старинного двухтумбового письменного стола икресла: "Объявится хозяин – верну лично и возьму магарыч засохранность".В общем, родственники были ублажены и в целом улучшили жилищные условия.Разъехаться они мечтали еще до войны, но дед не позволял, был оченьупрям. Это качество он не разделил между всеми детьми, а все передал понаследству моему отцу.Отец, демобилизованный в 1946, забрал нас (маму, сестру и меня) изМосквы, куда мы в 1944 перебрались из далекого уральского села, и привезв Киев. Мы встали в очередь на жилье, а пока нас приютил его старшийбрат – бывший дезертир, ибо он справил себе бронь (по ранению вдетстве), а добровольцем не просился, опасаясь кары за невыполнениеприказа.И здесь отец узнал о "мюнхенском соглашении" родственников с Паханом,обвинил всех в предательстве родительского крова и ринулсявосстанавливать справедливость. Его умоляли успокоиться: кто ты такой,гол, как сокол, Пахан купил всех судей и адвокатов. Напоминали народнуюмудрость: с сильным не борись, а с богатым не судись...Но куда там: рачительный голос Санчо Пансы был уже заглушенромантическим гласом Дон-Кихота, заговорила собственная поруганная честь(тяжко переживал принудительную демобилизацию), честь семьи и, думаю,еврейская гордость. Все два года тяжбы он не работал, продал все, чтопривез с фронта, включая американский "виллис", дозволенный к ввозу поличному распоряжению одного крупного военачальника, которого, пусть и нев полной целости – из-за ранения, но в сохранности отец вывел изокружения в первые, самые трудные месяцы войны. Мы были в долгах, как вшелках. Все было заложено и перезаложено в ломбарде, тогда популярном.... Разумеется, отец проиграл все суды, да не сдался, еще готовилкассации в Москву, но Пахан, через наших трезвомыслящих, практичныхродичей вызвал его на переговоры, обещая в обмен за прекращение тяжбыпохлопотать о жилье уже для нашей семьи, хотя отец боролся вовсе не засебя: на спорную квартиру он не претендовал, добиваясь вселения тудаматери и сестер. Наш дом на Бассейной, 5, где мы до войны жили вкоммуналке, был разрушен.Мама, зная вспыльчивый, крутой нрав муженька, да еще усугубленныйранениями и контузиями, умоляла его не ходить на переговоры – из-задурных предчувствий. Но ей удалось лишь уговорить его взять с собойменя, надеясь, что 10-летний отпрыск добавит ему благоразумия. Онсогласился:- Посмотришь наше родовое гнездо!Пахан принял нас в кабинете, восседая в кожаном кресле деда, зазнаменитым письменным столом. Мне дали книжку и усадили в углу накушетке, а у взрослых пошел крутой разговор, который становился круче икруче, пока Пахан не взревел на отца... Его "Вон, жидяра, да я, таких,как ты... Убью! " – до сих пор стоит у меня в ушах. И я с ужасом увидалу него в руках "парабеллум", уж мы-то, киевские послевоенные пацаны,знали толк в оружии. Я оцепенел, грохнул выстрел, отец упал...На следствии меня допрашивали – как единственного свидетеля. Этоврезалось в память: когда отец оказался перед врагом, вооруженным неблатом, богатством, награбленным у жертв и купленным правосудием, атолько пистолетом, игра перешла на наше поле, уж здесь он, боевойкомандир десантников, хорошо знал, что делать. Нырнув между тумбамиродного стола (дорогу помнил: туда доводилось и пешком ходить),разоружил Пахана, выволок на середину ковра и ужасно избил. Остановитьотца не смогли ни я, ни жена и теща Пахана...Вечером отца забрали и уже через месяц влепили подобающий срок. Адвокатыподали на кассацию. Однополчане собрали комитет в его защиту. Копнули"партизанскую" деятельность Пахана – и пришли в ужас: нашлись свидетели,которые раньше боялись давать показания... Меня и сестру однополчаневозили в Кишинев к тому самому большому военному чину, которого отецспас в начале войны. Помню, он принял благожелательно, дал денег и всесокрушался, что не может помочь:- Ну, если б не еврей. Или хотя бы не самосуд...В общем, ситуация сложилась безнадежная, адвокат сказал, что помочь уженевозможно, но тут какая-то наша подслеповатая тетка выступила, чтотакое безобразие происходит потому, что об этом не знает Сталин!Тут адвокат хлопнул себя по лбу, а через минуту я уже писал письмо личноИосифу Виссарионычу. Так что письма Екатерине Матвеевне в лучшемсоветском супербоевике "Белое солнце пустыни" – прием в методесоциалистического реализма отнюдь не новый. Промолчу и о таком мощномжанре уже партийного эпистолярия, как "письма трудящихся", уходящемисторическими корнями в подметные челобитные боярам да царям.Разумеется, диктовал адвокат, подделываясь под ребенка, а я многократнопереписывал. Может, тогда и поразил организм неизлечимый вирусграфомании. И в последний раз чуточку начеркал, рвался переписать, номне не дали. В итоге получилось нечто типа: "... дорогой дедушка Сталин...моего фронтовика-раненого-контуженого-орденоносца папу... враги народа... ит. д. Подпись, пионер, отличник учебы, прилагаю табель... "... И где-то через месяц пришел ответ товарища Сталина. Принес военный.Под расписку лично мне. Мудрый вождь нашел время ответить: он ежедневноотвечал на десятки тысяч писем... Может, из-за этой переписки со своимнародом на работу с соратниками из государственного аппарата у негооставалась только ночь, а за день Великий Продолжатель Основателя едвапоспевал всем ответить, хотя ему помогала целая армия писарей,дислоцированная в недрах Старой площади.Вот она, сталинская теория массового обслуживания в действии: "Чтоблюбили (отеческая забота, Сталин думает о нас, всех советских людях). Ибоялись (лагеря, Сталин не забывает всех врагов советских людей)". Врамках практической реализации этой славной теории я, очевидно,сподобился: "... дорогой... родина не оставит в беде... учись... растинастоящим советским человеком... Сталин".И я всю жизнь честно выполнял сталинский наказ. Хотя уже после смертиВождя Всех Народов, мой отец, проявив черную неблагодарность, рассказалмне под страшным секретом, как Сталин со товарищи "подставил" свой народпод Гитлера в 1941.Оказывается, по мнению фронтовых стратегов штаба полка, где служил отец,Сталин, особенно после финской компании, знал о полном превосходствебоеспособности германской военной машины над Красной Армией.Разумеется, это же знал и Гитлер. И он с позиции силы ультимативнопотребовал увеличения продовольственно-сырьевых поставок вермахту,вступления СССР в войну на стороне Германии, а также предъявил большиетерриториальные претензии.Просто так товарищ Сталин не мог удовлетворить эти требования: он быполностью потерял лицо и, кто знает, страна могла бы сразу потерять иВождя. Поэтому, в то время, когда советские люди распевали "Мы врагаразобьем малой кровью, коротким ударом", их гениальный вождь готовил тойже малой кровью поражение страны, как например, это сделали трусливыефранцузы, сдавшие страну практически без боя. После поражения – пойти наперемирие и выполнить условия победителей. И, таким образом, сохранитьсяу власти, выиграть время, пока Англия да США расшибут Германию. Темболее, был уже и исторический опыт Брестского мира. Как бы сейчассказали, переждать на левом берегу Волги, пока мимо не проплывет трупврага.Я же потом много лет, приняв эту истину, втихомолку смеялся, когдаговорили о коварстве немцев и близорукости великого вождя, которыйнастолько не верил в возможность нападения немцев, что совершил кучуглупостей, как-то: после трех месяцев без отпусков да и выходных вдругвсе это военным предоставил; перед самым началом войны уволил в запасопытных, отслуживших вояк и взамен набрал громадное число новобранцев,растворив в этой массе обученных бойцов; перекопали почти всеприграничные аэродромы якобы для реконструкции; за несколько месяцев доначала войны запретили сбивать немецкие самолеты, которые массовонарушали границу, углубляясь на сотни километров на территорию СССР, а внескольких случаях вынужденной посадки их спокойно выпускали обратно,оказав необходимую техническую помощь; якобы Сталин не поверил десяткамагентурных сообщений и перебежчикам о точной дате нападения (да он самупросил Гитлера еще в мае чуток повременить и перенести на эту дату!)...В общем, обилие случайностей перешло в критическую массу закономерности.И как себя вел вождь в начале войны? Исчез! Думал, армия начнетсдаваться, он выйдет, объявит перемирие, расстреляет козлов отпущения ипереждет смутные времена. Ан не обломилось: народ, которого так боялсятиран, вдруг с его именем грудью встал на его же защиту и, худо-бедно,началось сопротивление.А ведь Москву готовили к эвакуации, но немцы не воспользовались шансом,после же поражения немцев под Москвой Сталин укрепил свои позиции дляболее выгодной капитуляции, которую все еще планировал – до середины42-го года. Но по ходу военных действий Жуков убедил его в возможностипобеды – и тогда же Берия подготовил приказ №227: "Назад ни шагу! ",создал систему заградительных отрядов и все остальное.Конечно, отцу я поверил больше, чем любым пропагандистским источникам.Затем уже в 1956 году раненный там участник венгерских событий поведалмне правду о них, и к 1963 году я уже был "конченой контрой", какговорил мой тесть – старый коммунист.Впрочем, это не помешало ему порвать мою первую повестку в военкомат в1968 году (Чехословакия). И не только потому, что уберегал любимого зятяи отца младшего внука, а из моральных побуждений: он принадлежал еще кстарой гвардии, сохранившей даже в сталинской мясорубке порядочность ичеловечность.... Возвращаясь же к монаршей милости Вождя к моему отцу, дополню: онвернулся из каталажки через неделю после сталинского ответа. Но этиммилость не исчерпалась: еще нам дали комнату на Крещатике, 14 метров,зато с прихожей, да соседей – всего три семьи, и ванная.Заслуги же Пахана перед немцами и партизанами "перевзвесили" наконтрольных весах МГБ. Немецкая чаша сразу провалилась. КомпетентныеОрганы перевели предателя в тюремную больницу и, хотя он пошел напоправку, выздороветь ему уже не дали. Его жену и тещу выбросили наулицу, и наши семьи, повязанные тюрьмой да кровью, сблизились. Мыпомогали им, чем могли, пока паханша не вышла замуж за корейца и неуехала в Фергану. Она еще долго переписывалась с нами и как-то привезлабольшую дыню. Мы берегли ее до праздника ВОСР, но, увы, она оказаласьпрогорклой. С дынями это бывает. Может, огорчилась, что не съели сразу?Спорную же квартиру забрал себе один Внутренний Генерал. Сталинскоеписьмо затерли до дыр, а потом порвали, когда выхватывали друг у друга,мои старые тетки, ссорясь, кто первым посоветовал написать Сталину.Отцу всех народов, в том числе и еврейского, которому в целом он далРодину в Биробиджане, немало помог с Родиной в Палестине, а конкретнонашей семье вернул отца и дал жилье на Крещатике... При этомпринципиально проявляя ленинскую беспощадность к отщепенцам этогонарода: врачам-убийцам, безродным космополитам, идеалистическимгенетикам, кибернетикам и прочим... нетикам.И уже приступил к практическому геноциду евреев, начав с Челябинской иТомской областей, где вырезались целые семьи. И только его безвременнаякончина, которую громче всех оплакивал еврейский народ, спасла этотнарод от тотальной депортации на теплые болота Биры и Биджана..... Была у Вождя мечта: сделать еврейской Еврейскую автономную областьВеликой России. К счастью для человечества, не все мечты сбываются дажеу самых великих вождей.© Алик, переписывавшийся со Сталинымwww.alikdot.ru/anru/state/presidents/lettostalin/

[[Текст истории из жизни::ПИСЬМО СТАЛИНУ"Мы так Вам верили, товарищ Сталин,Как, может быть, не верили себе".М. ИсаковскийНе зря булгаковский Сатана в обличьи профессора Воланда ("Мастер иМаргарита") утверждал, что нравы народонаселения портит не он, а"квартирный вопрос". Эта история из послевоенного Киева – томуподтверждение.Мой покойный отец, кадровый военный, прошел три войны, ранения,контузии, плен, награды... Однако по "графе" в 1946 году был уволен изармии, подвергнутой чистке от евреев, невзирая ни на какие боевыезаслуги. И за восьмилетнюю боевую службу получил пинок под зад, а черезпару лет после демобилизации еще и 8 лет – за справедливость, но постатье, связанной с бандитизмом.... История, которая привела его за решетку, началась еще в позапрошломвеке. Мой прадед как крупный строительный подрядчик, купец высшейгильдии, получил право жить в центре Киева и по этому праву занималпятикомнатную квартиру на Бессарабке. В доме, где в 1897-1904 гг.проживал Шолом-Алейхем, и я не исключаю, что прадед, а может и дед, сним встречался и, приподняв котелок над пейсами, говорил: "ШоломАлейхем!", а тот отвечал: "Алейхем Шолом!" (Как тут не вспомнитьисторию с Брежневым во время одной из его замечательных поездок вТашкент к другу "Рашидику". Из толпы кричали: "Салям алейкум! ", а онотвечал: "Алейкум салям!". Но когда какой-то диссидент выкрикнул:"Архипелаг ГУЛАГ!", Ильич приветливо помахал рукой: "ГУЛАГ архипелаг,ГУЛАГ архипелаг!").Семью не уплотнили и после ВОСРы (Великой Октябрьской социалистическойреволюции): дед, как знающий инженер, понадобился и большевикам, аподобающая идеалам коммунизма плотность заселения квартиры до статусакоммуналки была достигнута за счет внутренних ресурсов, без пролетарскойпомощи: с дедом и бабушкой жили семьи дочерей. Всего же детей былодесять, из них сыновей – только трое. Старший и младший былирозбишаками, а средний – питютя, отличник, благообразный иблагоговейный.Дед был строгих правил и по пятницам демократично порол всех троих,невзирая на заслуги или провинности. Бабушка плакала, требуя освободитьот порки хотя бы невиновного, но дед был непреклонен. А когда братьяпосле экзекуции, натягивая штаны, выскакивали во двор, старший и младшийуговаривали питютю на какую-нибудь проделку: все равно всыпали, ты ужепросто обязан! Например, совали ему камень, умоляя разбить кому-нибудьокно, голову или чего еще в том же духе. Но тот не соглашался. Тогда онилицемерно вздыхали: что ж, придется нам...Когда им было уже в среднем лет по восемь, "крайние" братья встали передотцом стеной за среднего: не трожь Ицыка, его "пайку" добавь нам. Послеэтого дед прекратил порку вообще, объявив, что они уже стали людьми, и вбольшой квартире воцарился полный мир, хотя проказ и шалостей неуменьшилось.А судьбу трех братьев решила война, точнее, оборона Киева.Старший стал дезертиром, не выполнив приказ о взрыве большого дома воставленном Красной Армией городе: так совпало, что его строил их отец –мой дед. Да, высшие немецкие офицеры заняли квартиры целого подъездадома, но в других осталось и много наших людей. У диверсанта рука неповернулась крутануть взрывную машинку. О том же, что приказавшийкомандир погиб, он узнал только после войны.Средний брат, питютя, пропал без вести в городском ополчении. Главныйинженер крупного киевского завода, он имел бронь, но выпросилсядобровольцем. Будучи крупным руководителем, он был беден, как церковнаякрыса, и менее высокопоставленные братья помогали его семье: какбольшевистский фанатик, он всего себя отдавал Делу совершеннобессребренно, и даже когда ему дали квартиру от завода, он уступил ееболее нуждающемуся многодетному работяге.Младший, мой отец, лез в самое пекло, к черту на рога, но Б-г егосберег, и он вернулся.В общем же братья были честнейшими людьми, не для сего плутократическогогосударства, наверное, их отец, а мой дед с поркой перестарался. Правда,меня отец и пальцем не трогал, разве что был вспыльчив. В честности япошел в него и дядей, но от этого не страдаю.И вот во время оккупации Киева в наше родовое гнездо – квартиру – вперсядеятель из городской управы, помогавший партизанам, о чем запассясправками, заверенными гербовой печатью со свастикой. Печать ставилакомендатура, ибо он старательно служил и немцам, особенно по частивыдачи евреев. Они уходили в Бабий Яр и концлагеря, а он не оставлялбеспризорным все самое ценное из их имущества.Когда вернулись Советы, на одну чашу весов положили услуги партизанам,на другую – немцам. Поскольку евреи были не в счет, перевесила первая, ион не только остался служить в том же кабинете (уже горсовета), но ижить в той же - нашей, квартире, присовокупив к нашей мебели-утвари вещисвоих жертв. Квартира, и до того не бедная, превратилась в музей дорогихраритетов.Увы, прошлые хозяева этих вещей предъявить никаких претензий уже немогли, а вот мои тетки с мужьями, а одна – без, возвращались по очередииз эвакуации и предъявляли права на квартиру.Первым привез семью в свой полковничий отпуск муж старшей сестры отца.Наш "оккупант" убедил его, мол, когда все довоенные жильцы соберутся, онсразу всех и вселит. А пока выдал им неплохую двухкомнатную квартиру.Дядя уехал на фронт, где и погиб чуть ли не в последние дни войны сЯпонией.Так же наш "пахан" поселил и следующую сестру и другого дядю с бабушкой(дед-доброволец тоже пропал без вести). Мебель из квартиры пахан выдаваллюбую, кроме дедушкиного старинного двухтумбового письменного стола икресла: "Объявится хозяин – верну лично и возьму магарыч засохранность".В общем, родственники были ублажены и в целом улучшили жилищные условия.Разъехаться они мечтали еще до войны, но дед не позволял, был оченьупрям. Это качество он не разделил между всеми детьми, а все передал понаследству моему отцу.Отец, демобилизованный в 1946, забрал нас (маму, сестру и меня) изМосквы, куда мы в 1944 перебрались из далекого уральского села, и привезв Киев. Мы встали в очередь на жилье, а пока нас приютил его старшийбрат – бывший дезертир, ибо он справил себе бронь (по ранению вдетстве), а добровольцем не просился, опасаясь кары за невыполнениеприказа.И здесь отец узнал о "мюнхенском соглашении" родственников с Паханом,обвинил всех в предательстве родительского крова и ринулсявосстанавливать справедливость. Его умоляли успокоиться: кто ты такой,гол, как сокол, Пахан купил всех судей и адвокатов. Напоминали народнуюмудрость: с сильным не борись, а с богатым не судись...Но куда там: рачительный голос Санчо Пансы был уже заглушенромантическим гласом Дон-Кихота, заговорила собственная поруганная честь(тяжко переживал принудительную демобилизацию), честь семьи и, думаю,еврейская гордость. Все два года тяжбы он не работал, продал все, чтопривез с фронта, включая американский "виллис", дозволенный к ввозу поличному распоряжению одного крупного военачальника, которого, пусть и нев полной целости – из-за ранения, но в сохранности отец вывел изокружения в первые, самые трудные месяцы войны. Мы были в долгах, как вшелках. Все было заложено и перезаложено в ломбарде, тогда популярном.... Разумеется, отец проиграл все суды, да не сдался, еще готовилкассации в Москву, но Пахан, через наших трезвомыслящих, практичныхродичей вызвал его на переговоры, обещая в обмен за прекращение тяжбыпохлопотать о жилье уже для нашей семьи, хотя отец боролся вовсе не засебя: на спорную квартиру он не претендовал, добиваясь вселения тудаматери и сестер. Наш дом на Бассейной, 5, где мы до войны жили вкоммуналке, был разрушен.Мама, зная вспыльчивый, крутой нрав муженька, да еще усугубленныйранениями и контузиями, умоляла его не ходить на переговоры – из-задурных предчувствий. Но ей удалось лишь уговорить его взять с собойменя, надеясь, что 10-летний отпрыск добавит ему благоразумия. Онсогласился:- Посмотришь наше родовое гнездо!Пахан принял нас в кабинете, восседая в кожаном кресле деда, зазнаменитым письменным столом. Мне дали книжку и усадили в углу накушетке, а у взрослых пошел крутой разговор, который становился круче икруче, пока Пахан не взревел на отца... Его "Вон, жидяра, да я, таких,как ты... Убью! " – до сих пор стоит у меня в ушах. И я с ужасом увидалу него в руках "парабеллум", уж мы-то, киевские послевоенные пацаны,знали толк в оружии. Я оцепенел, грохнул выстрел, отец упал...На следствии меня допрашивали – как единственного свидетеля. Этоврезалось в память: когда отец оказался перед врагом, вооруженным неблатом, богатством, награбленным у жертв и купленным правосудием, атолько пистолетом, игра перешла на наше поле, уж здесь он, боевойкомандир десантников, хорошо знал, что делать. Нырнув между тумбамиродного стола (дорогу помнил: туда доводилось и пешком ходить),разоружил Пахана, выволок на середину ковра и ужасно избил. Остановитьотца не смогли ни я, ни жена и теща Пахана...Вечером отца забрали и уже через месяц влепили подобающий срок. Адвокатыподали на кассацию. Однополчане собрали комитет в его защиту. Копнули"партизанскую" деятельность Пахана – и пришли в ужас: нашлись свидетели,которые раньше боялись давать показания... Меня и сестру однополчаневозили в Кишинев к тому самому большому военному чину, которого отецспас в начале войны. Помню, он принял благожелательно, дал денег и всесокрушался, что не может помочь:- Ну, если б не еврей. Или хотя бы не самосуд...В общем, ситуация сложилась безнадежная, адвокат сказал, что помочь уженевозможно, но тут какая-то наша подслеповатая тетка выступила, чтотакое безобразие происходит потому, что об этом не знает Сталин!Тут адвокат хлопнул себя по лбу, а через минуту я уже писал письмо личноИосифу Виссарионычу. Так что письма Екатерине Матвеевне в лучшемсоветском супербоевике "Белое солнце пустыни" – прием в методесоциалистического реализма отнюдь не новый. Промолчу и о таком мощномжанре уже партийного эпистолярия, как "письма трудящихся", уходящемисторическими корнями в подметные челобитные боярам да царям.Разумеется, диктовал адвокат, подделываясь под ребенка, а я многократнопереписывал. Может, тогда и поразил организм неизлечимый вирусграфомании. И в последний раз чуточку начеркал, рвался переписать, номне не дали. В итоге получилось нечто типа: "... дорогой дедушка Сталин...моего фронтовика-раненого-контуженого-орденоносца папу... враги народа... ит. д. Подпись, пионер, отличник учебы, прилагаю табель... "... И где-то через месяц пришел ответ товарища Сталина. Принес военный.Под расписку лично мне. Мудрый вождь нашел время ответить: он ежедневноотвечал на десятки тысяч писем... Может, из-за этой переписки со своимнародом на работу с соратниками из государственного аппарата у негооставалась только ночь, а за день Великий Продолжатель Основателя едвапоспевал всем ответить, хотя ему помогала целая армия писарей,дислоцированная в недрах Старой площади.Вот она, сталинская теория массового обслуживания в действии: "Чтоблюбили (отеческая забота, Сталин думает о нас, всех советских людях). Ибоялись (лагеря, Сталин не забывает всех врагов советских людей)". Врамках практической реализации этой славной теории я, очевидно,сподобился: "... дорогой... родина не оставит в беде... учись... растинастоящим советским человеком... Сталин".И я всю жизнь честно выполнял сталинский наказ. Хотя уже после смертиВождя Всех Народов, мой отец, проявив черную неблагодарность, рассказалмне под страшным секретом, как Сталин со товарищи "подставил" свой народпод Гитлера в 1941.Оказывается, по мнению фронтовых стратегов штаба полка, где служил отец,Сталин, особенно после финской компании, знал о полном превосходствебоеспособности германской военной машины над Красной Армией.Разумеется, это же знал и Гитлер. И он с позиции силы ультимативнопотребовал увеличения продовольственно-сырьевых поставок вермахту,вступления СССР в войну на стороне Германии, а также предъявил большиетерриториальные претензии.Просто так товарищ Сталин не мог удовлетворить эти требования: он быполностью потерял лицо и, кто знает, страна могла бы сразу потерять иВождя. Поэтому, в то время, когда советские люди распевали "Мы врагаразобьем малой кровью, коротким ударом", их гениальный вождь готовил тойже малой кровью поражение страны, как например, это сделали трусливыефранцузы, сдавшие страну практически без боя. После поражения – пойти наперемирие и выполнить условия победителей. И, таким образом, сохранитьсяу власти, выиграть время, пока Англия да США расшибут Германию. Темболее, был уже и исторический опыт Брестского мира. Как бы сейчассказали, переждать на левом берегу Волги, пока мимо не проплывет трупврага.Я же потом много лет, приняв эту истину, втихомолку смеялся, когдаговорили о коварстве немцев и близорукости великого вождя, которыйнастолько не верил в возможность нападения немцев, что совершил кучуглупостей, как-то: после трех месяцев без отпусков да и выходных вдругвсе это военным предоставил; перед самым началом войны уволил в запасопытных, отслуживших вояк и взамен набрал громадное число новобранцев,растворив в этой массе обученных бойцов; перекопали почти всеприграничные аэродромы якобы для реконструкции; за несколько месяцев доначала войны запретили сбивать немецкие самолеты, которые массовонарушали границу, углубляясь на сотни километров на территорию СССР, а внескольких случаях вынужденной посадки их спокойно выпускали обратно,оказав необходимую техническую помощь; якобы Сталин не поверил десяткамагентурных сообщений и перебежчикам о точной дате нападения (да он самупросил Гитлера еще в мае чуток повременить и перенести на эту дату!)...В общем, обилие случайностей перешло в критическую массу закономерности.И как себя вел вождь в начале войны? Исчез! Думал, армия начнетсдаваться, он выйдет, объявит перемирие, расстреляет козлов отпущения ипереждет смутные времена. Ан не обломилось: народ, которого так боялсятиран, вдруг с его именем грудью встал на его же защиту и, худо-бедно,началось сопротивление.А ведь Москву готовили к эвакуации, но немцы не воспользовались шансом,после же поражения немцев под Москвой Сталин укрепил свои позиции дляболее выгодной капитуляции, которую все еще планировал – до середины42-го года. Но по ходу военных действий Жуков убедил его в возможностипобеды – и тогда же Берия подготовил приказ №227: "Назад ни шагу! ",создал систему заградительных отрядов и все остальное.Конечно, отцу я поверил больше, чем любым пропагандистским источникам.Затем уже в 1956 году раненный там участник венгерских событий поведалмне правду о них, и к 1963 году я уже был "конченой контрой", какговорил мой тесть – старый коммунист.Впрочем, это не помешало ему порвать мою первую повестку в военкомат в1968 году (Чехословакия). И не только потому, что уберегал любимого зятяи отца младшего внука, а из моральных побуждений: он принадлежал еще кстарой гвардии, сохранившей даже в сталинской мясорубке порядочность ичеловечность.... Возвращаясь же к монаршей милости Вождя к моему отцу, дополню: онвернулся из каталажки через неделю после сталинского ответа. Но этиммилость не исчерпалась: еще нам дали комнату на Крещатике, 14 метров,зато с прихожей, да соседей – всего три семьи, и ванная.Заслуги же Пахана перед немцами и партизанами "перевзвесили" наконтрольных весах МГБ. Немецкая чаша сразу провалилась. КомпетентныеОрганы перевели предателя в тюремную больницу и, хотя он пошел напоправку, выздороветь ему уже не дали. Его жену и тещу выбросили наулицу, и наши семьи, повязанные тюрьмой да кровью, сблизились. Мыпомогали им, чем могли, пока паханша не вышла замуж за корейца и неуехала в Фергану. Она еще долго переписывалась с нами и как-то привезлабольшую дыню. Мы берегли ее до праздника ВОСР, но, увы, она оказаласьпрогорклой. С дынями это бывает. Может, огорчилась, что не съели сразу?Спорную же квартиру забрал себе один Внутренний Генерал. Сталинскоеписьмо затерли до дыр, а потом порвали, когда выхватывали друг у друга,мои старые тетки, ссорясь, кто первым посоветовал написать Сталину.Отцу всех народов, в том числе и еврейского, которому в целом он далРодину в Биробиджане, немало помог с Родиной в Палестине, а конкретнонашей семье вернул отца и дал жилье на Крещатике... При этомпринципиально проявляя ленинскую беспощадность к отщепенцам этогонарода: врачам-убийцам, безродным космополитам, идеалистическимгенетикам, кибернетикам и прочим... нетикам.И уже приступил к практическому геноциду евреев, начав с Челябинской иТомской областей, где вырезались целые семьи. И только его безвременнаякончина, которую громче всех оплакивал еврейский народ, спасла этотнарод от тотальной депортации на теплые болота Биры и Биджана..... Была у Вождя мечта: сделать еврейской Еврейскую автономную областьВеликой России. К счастью для человечества, не все мечты сбываются дажеу самых великих вождей.© Алик, переписывавшийся со Сталинымwww.alikdot.ru/anru/state/presidents/lettostalin/]]

См.также

Внешние ссылки