История из жизни:131221
Наш «опытно-экспериментальный стенд», а иначе «ОИС» обладал достаточнобольшим станочным парком и по сути представлял собой хорошо развитое,небольшое машиностроительное предприятие. Что не удивительно, коллективстаночников и слесарей был разношерстный, но совершенно мужской. Как навсяком опытном производстве, месячные авралы чередовались с недельнымбездельем. Во время простоев мужики за зарплату с усердием шлифовалиобитые сталью столы костяшками домино, сражались в «фишечный» бильярд,или пин-понг. Когда надоедало домино, ребята могли пошутить надкем-нибудь из начальных мастеров и инженеров. Вон когда Федька своюцвета мокрый асфальт восьмерку, у цыган купленную, ковырял в моторе, онипошутили.Тихо подошли вдесятером посмотреть, один болтовней отвлекал, восемьздоровых оболтусов рабочими ладонями сверху надавили, так что машина навсе амортизаторы села, а когда отпустили резко, еще один оболтус набетонный пол железяку лишнюю кинул. Машина подпрыгнула и звякнулоодновременно. Федька, подумав что отвалилось чего важное, техцыган-автопродавцев матом полчаса на одном дыхании клял. Безобидно так"подкалывали". Все кроме Федьки.В коллективе самый большой авторитет это Степаныч. И у начальства, и уработяг. Он это все с железкой и организовал. Степаныч - слесарь. И некакой-нибудь простой лекальщик, а еще универсал полный. На всех станкахот прецензионных токарных до ДИП-500 и простейшей маятниковой пилы моглюбого специалиста превзойти. Если в чертежах ошибку видел илинеясность, то сам исправлял. Спокойно, без нервов и так, что никто изконструкторов недовольным не оставался. Правильно все делал и подходецимел, потому что. Сколько его знали ни разу не ошибся и не напортачил.Все наши конструкторские «изыски в машиностроении», если к ним Степанычруку приложил работали как положено и надежно. И от работы никогда небегал, а сам ее искал. Иногда даже ночевать мог остаться, когда аврал.Единственно чего Степаныч сторонился так это партсобраний и общественнойработы. Во время собраний Степаныч исчезал. Не по волшебству, анормально: здания ОИС - бывшие каретные мастерские, жилые дома и фиг егознает чего еще, связанные общими коридорами, подвалами, крышами,переходами и пристройками, могли «исчезнуть» пару батальонов, а неодного хитрого, старого слесаря.Федька тот другой. Это вам не Степаныч. Из рук все валится от неохотыработать. От любого дела отопрется по тысяче болезненных причин. Не точто бы он больной был. Наоборот даже - вполне здоровый тридцатилетнийбугай. Но мнительный правда. Чуть чихнет - в медпункт. Споткнется -опять туда же на обследование. А если палец, не дай бог, поцарапает безукола от столбняка с места не двинется. Так и будет стоять столбом, чтобзараза по телу не разошлась. Зато общественный работник каких поискатьднем с огнем надо. Душевный очень, если деньги на подарок собрать,политинформацию прочесть, или в стенгазету о здоровье заметку написать.Если собрание, то до конца высидит проголосует и последним уйдет. Лишьбы не работать, в общем. А шутки у него злые и несмешные были. И все кСтепанычу неравнодушен. В замок от шкафчика эпоксидки налить, дверь всортире палкой подпереть, или втихаря соли солонку в столовский супвысыпать - это Федька, даже и проверять не надо.Его мужики предупреждали. По-мужски. Оставь Степаныча в покое, проучимне то. Не внял. Степаныч до поры до времени терпел. Пока в обед слюбимого стула не упал и ушибся сильно: в шестьдесят с лишним красиво неупадешь. Ножка подпиленной оказалась. Пиздец тебе, Федя, - тихопромолвил Степаныч, - надоел. И это был первый раз, когда от негоматерное слово на работе слышали.Федька поржал, конечно, и забыл. А зря.Через день, придя на работу Федька обнаружил у себя на верстаке толстуюкнижку размером со школьный альбом для рисования. «Сифилис», 1967 годаиздания. Брезгливо потыкав книгу пальцем, и убедившись, что ему нечудится, Федька спросил чья. Никто не знал. До обеда книжка пролежаланетронутой, а вот Федькину вчерашнюю «Вечерку» с кроссвордом, кто-тоувел. В домино Федьку не взяли по вредности, в бильярде был полныйкомплект, а в пин-понг он не умел. Федьке стало скучно и он взялся закнижку.Пропустив предисловие, рассказывающее о роли КПСС и советскогоправительства в победе над сифилисом в СССР, Федька углубился в чтение.Книжка оказалась с картинками, картинки настолько ужасными и цветными, атекст так красочно и живо описывал тяжести и совершенно неизлечимыепоследствия запущенного сифилиса в царском и капиталистическом обществе,что Федька проникся. Он перелистывал страницы, особое внимание уделяяописанию симптомов и методам профилактики. С обеда в цех он опоздал надва часа, был выматерен мастером, в первый раз не смог придуматьобъяснение своему проступку и отмазаться.На следующий день в столовой все увидели, что ложку и стакан Федькапринес из дома. И тут же вспомнили, что утром он ни с кем не здоровалсяза руку. Душевой Федька пользоваться перестал и уходил бы домой грязным,если бы работал. Неделю Федор был чернее тучи, пугливо озирался посторонам и обходил встречного метра за полтора. Кто-то рассказывал, чтовидел Федьку в туалете возле зеркала, рассматривающего прыщ на своемносу в большую лупу. А когда у него на губе выскочил «герпес», впросторечии называемый лихорадкой, он пропал на три дня.Вернулся отдохнувшим, спокойным и веселым. Справку с Соколиной горы оботсутствии у него сифилиса он показал даже Степанычу, хотя тот с ним неразговаривал. Федькина душа пела.Утром следующего дня он нашел у себя на верстке книжку «Ишемическаяболезнь сердца в молодом возрасте». Или как-то так.А через месяц он уволился. Председателю профкома, нежелавшемурасставаться с таким ценным работником, он объяснил, что не можетработать в таком черством коллективе где ему никто не хочет дажедавление померить и очень нервная работа. Председателю профкома егоуговорить не удалось. А жаль.Потому что я лично в ящике верстака у Степаныча видел еще однумедицинскую книгу, на обложке которой красовались большие буквы:«Шизофрения».
См.также
Внешние ссылки
