История из жизни:108352

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Мир и мы.В параллельном со мною классе учился Вова Аверин. Парень как парень;закончил десять классов, после чего взял да и поступил в военноеучилище.В меру и достаточно быстро отупев, он отправился служить в далекуюзадницу на север, где помимо длящихся по полгода дней и ночей еще и годсчитается за несколько.Однако лет через десять он бросил армию, вернулся на гражданку и началпить, мечтая вернуться на службу, чтобы выйти на досрочную пенсию.В один из зимних дней девяностых годов; лютый, ветренный, солнечный иледяной, мы повстречались у выхода из метро. Раскрасневшиеся, зареванныеот колющего, морозного ветра, мы двинулись домой пешком.Вова пер четыре тяжеленные авоськи. Я вызвался помочь и взял две из них,в благодарность за что удостоился вовиным откровением о ноше,оказавшейся на поверку просом для околеваюших от холода на даче кур.Вова посетовал, что боится опоздать; найти применение заживо окоченевшимкурам не составляло особых проблем, но вот определиться с четыремябитком набитыми просом авоськами было намного сложней.Мы двигались навстречу ветру и слепящему снегу, окукленные,скукожившиеся, с мокрыми от слез глазами, на негнущихся, воровато ищущихопоры на заледеневшей дороге ногах.Просо тянуло к земле и я вдруг почувствовал себя старым.Я даже было поразился, куда могло подеваться отпущенное мне на молодостьвремя, но тут же вспохватившись, что мне всего под тридцать, разозлилсяи остановился, чтобы перекурить.Мы повернулись спинами к ветру и солнцу и закурили.Вова принялся рассуждать о пенсии, а я молча пускал дым, разглядываяутрамбованную в лед, угаженную разводами песка дорогу, когда заметил,что к нам приближается Саня Иванов, окукленный в тулуп,зареванно-щурящийся, неверно ступающий на несгибаемых ногах-ходулях.Встреча одноклассников. Зимний питерский сюр.Поприветствовав друг друга, мы закурили втроем.Саня поведал, что его сын служит с недавнего времени в ОМОНе и мечтаетперейти в ГАИ, дабы улучшить нелегкое финансовое положение семьи,ожидающей к тому же скорого пополнения.Я поперхнулся дымом:- Ты что же, скоро станешь дедушкой?Саня ссутулился и понуро кивнул. Он был женат на женщине, старшей насболее, чем на десять лет и сын-омоновец достался ему в качествеприданого.Но даже при таком раскладе статус дедушки налагал отпечаток не только нанего, но и на нас.С новой силой почувствовав себя старым, я поднял проклятые мешки спросом и двинулся навстречу слепящему холоду.Саня, поинтересовавшись содержимым авосек и узнав о просе, пожаловалсяна несносный характер невестки.Вова, послушав некоторое время, разразился бранью в адрес "сестроеба"...Я насторожился.. Нет, я не ослышался; вот уже три месяца, как в вовинойквартире завелся "сестроеб", от которого "не было спасу".Я представил себе хитрое, ловкое, ведущее ночной образ жизникрысоподобное животное, перегрызающее глотки вовиным курицам и коварноизбегающее расставленные на него ловушки.Мы подходили к нашему району. Я чувствовал себя невыносимо. Подмывалопослать в жопу обоих попутчиков; удерживала лишь боязнь святотатства поотношению к бывшим однокашникам.Спешно попрощавшись на перекрестке, я припустил налегке домой, предвкушаяомолаживающую горячую ванну с водой цвета настоянного на броме чая.Спустя три года я снова встретил Вову. Он уже спивался.Более чем колоритный, в рабочих, подвязанных проволокой вместо ремняштанах, в компании с каким-то бомжом, оказавшимся на делефином-дальнобойщиком, запившим в Питере по-черному, потерявшем фуру сгрузом и живущем уже несколько месяцев на вовиной квартире.Вова попросил две сигареты и двадцать рублей.Получив желаемое, он ожил и поделился планами на будущее; он собирался"раскрутиться и подняться". Нужно было лишь дождаться, когда пойдеткорюшка на Ладоге.Потом я уехал.А спустя много лет, в Германии встретил Вову.Конечно, это был не Вова, а всего лишь его двойник. Но двойник настолькоподлинный, что я, увидев его, остолбенел.Вова был выряжен в обтягивающий, цветастый велосипедный костюм-трико ипо-балетному выпирал промежностью. Благодаря расцветке и размерам онболее походил на мутировавшего Какаду.Уши его были заткнуты миниатюрными наушниками плэйера мп-3.Голова слегка двигалась в такт одному ему слышимой музыке. Это былокошмарное зрелище.Мне захотелось подойти к нему и поговорить о просе, предложить пойти наКорюшку, а может поставить хитроумную ловушку на "сестроеба".Или вместе отправиться на Север, посчитать год за два, помечтать опенсии, нажраться, в конце концов, позвав третьим вконец обрусевшегофина-дальнобоя. Но только не оставлять его таким. Человеку нельзяоставаться таким.Нельзя опускаться до такого состояния. Уж лучше спиться и умереть.Может, конечно, и не лучше, но в с сравнении с перерождением в мутантаКакаду такой путь кажется более осмысленным.Во всяком случае более человеческим.Михаил Левин

[[Текст истории из жизни::Мир и мы.В параллельном со мною классе учился Вова Аверин. Парень как парень;закончил десять классов, после чего взял да и поступил в военноеучилище.В меру и достаточно быстро отупев, он отправился служить в далекуюзадницу на север, где помимо длящихся по полгода дней и ночей еще и годсчитается за несколько.Однако лет через десять он бросил армию, вернулся на гражданку и началпить, мечтая вернуться на службу, чтобы выйти на досрочную пенсию.В один из зимних дней девяностых годов; лютый, ветренный, солнечный иледяной, мы повстречались у выхода из метро. Раскрасневшиеся, зареванныеот колющего, морозного ветра, мы двинулись домой пешком.Вова пер четыре тяжеленные авоськи. Я вызвался помочь и взял две из них,в благодарность за что удостоился вовиным откровением о ноше,оказавшейся на поверку просом для околеваюших от холода на даче кур.Вова посетовал, что боится опоздать; найти применение заживо окоченевшимкурам не составляло особых проблем, но вот определиться с четыремябитком набитыми просом авоськами было намного сложней.Мы двигались навстречу ветру и слепящему снегу, окукленные,скукожившиеся, с мокрыми от слез глазами, на негнущихся, воровато ищущихопоры на заледеневшей дороге ногах.Просо тянуло к земле и я вдруг почувствовал себя старым.Я даже было поразился, куда могло подеваться отпущенное мне на молодостьвремя, но тут же вспохватившись, что мне всего под тридцать, разозлилсяи остановился, чтобы перекурить.Мы повернулись спинами к ветру и солнцу и закурили.Вова принялся рассуждать о пенсии, а я молча пускал дым, разглядываяутрамбованную в лед, угаженную разводами песка дорогу, когда заметил,что к нам приближается Саня Иванов, окукленный в тулуп,зареванно-щурящийся, неверно ступающий на несгибаемых ногах-ходулях.Встреча одноклассников. Зимний питерский сюр.Поприветствовав друг друга, мы закурили втроем.Саня поведал, что его сын служит с недавнего времени в ОМОНе и мечтаетперейти в ГАИ, дабы улучшить нелегкое финансовое положение семьи,ожидающей к тому же скорого пополнения.Я поперхнулся дымом:- Ты что же, скоро станешь дедушкой?Саня ссутулился и понуро кивнул. Он был женат на женщине, старшей насболее, чем на десять лет и сын-омоновец достался ему в качествеприданого.Но даже при таком раскладе статус дедушки налагал отпечаток не только нанего, но и на нас.С новой силой почувствовав себя старым, я поднял проклятые мешки спросом и двинулся навстречу слепящему холоду.Саня, поинтересовавшись содержимым авосек и узнав о просе, пожаловалсяна несносный характер невестки.Вова, послушав некоторое время, разразился бранью в адрес "сестроеба"...Я насторожился.. Нет, я не ослышался; вот уже три месяца, как в вовинойквартире завелся "сестроеб", от которого "не было спасу".Я представил себе хитрое, ловкое, ведущее ночной образ жизникрысоподобное животное, перегрызающее глотки вовиным курицам и коварноизбегающее расставленные на него ловушки.Мы подходили к нашему району. Я чувствовал себя невыносимо. Подмывалопослать в жопу обоих попутчиков; удерживала лишь боязнь святотатства поотношению к бывшим однокашникам.Спешно попрощавшись на перекрестке, я припустил налегке домой, предвкушаяомолаживающую горячую ванну с водой цвета настоянного на броме чая.Спустя три года я снова встретил Вову. Он уже спивался.Более чем колоритный, в рабочих, подвязанных проволокой вместо ремняштанах, в компании с каким-то бомжом, оказавшимся на делефином-дальнобойщиком, запившим в Питере по-черному, потерявшем фуру сгрузом и живущем уже несколько месяцев на вовиной квартире.Вова попросил две сигареты и двадцать рублей.Получив желаемое, он ожил и поделился планами на будущее; он собирался"раскрутиться и подняться". Нужно было лишь дождаться, когда пойдеткорюшка на Ладоге.Потом я уехал.А спустя много лет, в Германии встретил Вову.Конечно, это был не Вова, а всего лишь его двойник. Но двойник настолькоподлинный, что я, увидев его, остолбенел.Вова был выряжен в обтягивающий, цветастый велосипедный костюм-трико ипо-балетному выпирал промежностью. Благодаря расцветке и размерам онболее походил на мутировавшего Какаду.Уши его были заткнуты миниатюрными наушниками плэйера мп-3.Голова слегка двигалась в такт одному ему слышимой музыке. Это былокошмарное зрелище.Мне захотелось подойти к нему и поговорить о просе, предложить пойти наКорюшку, а может поставить хитроумную ловушку на "сестроеба".Или вместе отправиться на Север, посчитать год за два, помечтать опенсии, нажраться, в конце концов, позвав третьим вконец обрусевшегофина-дальнобоя. Но только не оставлять его таким. Человеку нельзяоставаться таким.Нельзя опускаться до такого состояния. Уж лучше спиться и умереть.Может, конечно, и не лучше, но в с сравнении с перерождением в мутантаКакаду такой путь кажется более осмысленным.Во всяком случае более человеческим.Михаил Левин]]

См.также

Внешние ссылки