История из жизни:136077

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

ЛЕКАРСТВО ОТ ДЕПРЕССИИОднажды чудной майской ночью 1992 года я был арестован милицией городаВладивостока. Меня реально заковали в наручники и бросили за решетку взаднее отделение воронка-уазика, где уже находились два таких жеоболтуса. Один из них, щуплый жилистый мужичонка, сладко обнимал всемируками и ногами свою улику – охренительных размеров мешок сахара. Мнеодну улику тоже оставили с собой –это был парашют, упакованный в тюк. Как ни странно, уже через несколькоминут парашют мне очень пригодился, причем не выходя из уазика. Но обэтом позже.А вот вторую улику, вместительный рюкзак, у меня отобрали сразу же.Рюкзак тянул килограмм на 25 и примерно на такое же количество летзаключения. В нем находились: пара красивых конических наконечниковбоеголовок и прочие детальки полутора десятков типов ракет, находившихсяна вооружении российских военно-морских и противовоздушных сил, платыблоков управления к ним же, разрозненные фрагменты нескольких калашей,которых вполне бы хватило на сборку одного целого автомата, изрядноеколичество патронов калибра от 5,62 до 13,6, искромсанный обломоктаблички с грозной надписью: «ОЙ! ОГОНЬ БЕЗ ПРЕДУ», а такжемногочисленные фигнюшки загадочного вида, похожие на трофеи в районекатастрофического падения очень воинственной летающей тарелки.Милиция проявила при моем аресте изрядное мужество. И вовсе не потому,что я был так уж опасен. В пятистах метрах от нас рвался к ебе#ямглавный арсенал самой мощной военно-морской крепости России. Он былрассчитан на трехлетнюю круговую оборону от вероятного противника – тогосамого, который имеет возможность переходить границу маленькими кучкамипо миллиону человек.В тротиловом эквиваленте тогда взорвалось пол-Хиросимы –почти 20 тысяч тонн боеприпасов вблизи жилой застройки.Саундтрека и видео к той мирной владивостокской ночи вполне хватило быдля съемок многосерийной киноэпопеи о штурме Берлина.Эпизодически снаряды летали по всему городу. Своими глазами видел, какотряд веселых ребятишек с грохотом тащил в районе Постышева искореженныйостов трехметровой почти ракеты. Один из снарядов перелетел через всюгородскую застройку и потопил в районе Моргородка новенькую моторнуюлодку, только что спущенную на воду тремя мужиками, уже основательноотметившими покупку. Думаю, каждый россиянин точно назовет первое слово,которое они при этом сказали.В этих условиях военные и городские власти приняли мудрое решение –дать возможность взорваться в арсенале всему, что только может тамвзрываться, эвакуировать тысяч тридцать жителей из прилегающих районов ивыставить плотное внешнее кольцо оцепления. Через это кольцо я пробралсяв пригородном лесу между двумя уазиками, по-шпионски бросив два камушкав две разные стороны, чтобы оба патруля обернулись на шум передом, комне задом. Впрочем, из-за дальнего грохота канонады патрули ни хрена незаметили ни моих камешков, ни меня самого.Ориентироваться в сумерках было легко – я просто шёл на растущий шум.Если бы не он, трудно было бы поверить в какую-то опасность –никаких мин-снарядов вообще не попадалось, и только однажды навстречумне в панике пробежала какая-то контуженная бродячая собака.Умные вороны, которых в этих лесах были великие тысячи, свалили ещераньше, поэтому было даже тише, чем обычно. Всё изменилось, когда явышел на склон сопки, обращенный к эпицентру.Никогда в жизни ни до ни после этого я не видел такого немыслимогофейерверка, даже на праздновании Дня независимости в Вашингтоне.Высоко в воздухе сияли разноцветными огнями и плавно опускались тысячисигнальных ракет, а им на смену непрерывно взлетали новые.Под моими ногами на многие гектары вокруг лежал настоящий музей военнойтехники, прилетевшей сюда внезапно и недавно.Значительная часть этой техники – громадные металлические ящики ирогатые морские мины – была к полетам не предназначена в принципе.Я забрался на какой-то утес и замер от открывшегося мне зрелища.На обширном залитом огнем пространстве арсенал жил своей бурной жизнью,ожесточенно отстреливаясь в разные стороны всеми видами оружия, кромеядерного. Но вскоре показалось, что и до него дошла очередь, и вообщеначалась третья мировая. Страшно грохнуло, и высоко над городом вдругвзвился огромный огненный гриб на тонкой черной ножке, хорошо всемзнакомый по апокалипсическим блокбастерам. Как я понимаю, шальной снаряддолбанул по небольшому нефтехранилищу, тонн на 500-1000. Но кто ж знал,жители подумали всякое. Тысяча тонн в газообразном виде – это оченьмного.А я шел по широкой тропинке вдоль арсенала, аккуратно переступая черезмины и подбирая наиболее прикольные штуковины. Больше всего язаколебался снимать парашют – он завис на дереве совсем рядом сограждением. За каким хреном он мне тогда понадобился – я пониматьотказываюсь. Изредка высоко в кроне деревьев надо мной что-топросвистывало, и на голову начинали сыпаться свежесрезанные ветки илистья. Но в целом было безопасно – ни одна хрень не пролетела и неупала возле меня в радиусе десяти метров. Я бы заметил.Грохот канонады постепенно снижался, и я несколько расслабился.Как оказалось, зря. Где-то далеко от меня пожар перекосое#ил невидимыймне ящик с реактивными снарядами так, что ракеты оказались направленнымипрямиком на меня. Взлетали они к счастью поодиночке, с интервалом в 1-3секунды, иногда парами. В отличие от предыдущих тупых летающих болванок,реактивные снаряды при падении взрывались.Всего их было в ящике ровно 20 штук. Я считал. Второй и третий взрывы япереждал в позе морской звезды за скальным выступом, остальные 17 –уже в позе эмбриона в какой-то расселине. Понятия не имею, как я тудавообще допрыгал и вместился. Я лежал, трясся и получал хотя быотдаленное представление, что чувствовали проклятые фашисты под залпаминаших «Катюш». Когда этот кошмар закончился, я вдруг ощутилнеобыкновенный прилив сил и острую потребность немедленно убратьсяотсюда подальше. Из леса я выходил переполненный счастьем, что остался вживых, и совершенно беспечный – до кольца оцепления оставалось пилитьеще километра два. Вот тут-то меня и повязала родная милиция. Она,оказывается, затаилась в мертвой зоне обстрела под крутым склоном сопки.Милиция моему появлению откровенно обрадовалась – задержанных теперь былполный комплект, и можно было наконец уе#ать подальше от этогопроклятого места. Уазик взревел и ринулся с дикой скоростью пообстреливаемому участку дороги. Мы летели как птицы.Но не успели мы донестись до колечка на Русской, как в кабине ожиларация. Некий полковник в доступных русских выражениях объяснил, что попоступившему сигналу возле такого-то жилого дома в районе Техучилищамародеры грузят в черную волгу награбленное, и нам следует немедленнонастигнуть злодеев. Мы резко повернули вправо и достигли упомянутогодома меньше чем за минуту.В клубах пыли при свете фар было видно, что от него на всех парахдействительно уходит какая-то волга. Мы начали сумасшедшее преследованиепо горным грунтовым дорогам. За последующие две минуты я проверилголовой на прочность все отсеки заднего отделения уазика, прикрываясьсвоим парашютом. Я тщетно пытался увернуться от летавшего вокруг мешкасахара и избежать столкновений «череп-череп» с двумя остальнымизадержанными. Когда мы уже начали настигать супостатов, рация ожиласнова. Знакомый полковничий голос связался с нами в еще более доступныхвыражениях, из которых помню только одно цензурное слово - «мудаки».Если вкратце, полковник объяснил, что тоже приступил к преследованию, нотак и не нашел мародеров, зато какие-то достойные люди на милицейскомуазике его зачем-то упорно преследуют сзади. Гонка на этом прекратилась– полковник четко объяснил, куда по его мнению мы должны отправиться.Пристыженные милиционеры повезли нас в отделение РОВД на Магнитогорской.Когда мы подъезжали к нему, я увидел сотни людей, сидевших на скамейках,поручнях и бордюрах, прикрывшись своими домами от эпицентра. Вокруг надеревьях сидели во множестве вороны- эмигранты, тревожно перекаркиваясь.Честно говоря, только при виде всего этого до меня дошло, из какоймясорубки я только что выбрался.Нас поместили в так называемый обезьянник – хорошо охраняемое место, гдезадержанные ждут вызова к следователю. Мой допрос запомнился толькоофигением следователя при разборе трофеев. Судя по тому, что меня незадержали даже на 15 суток, содержимое рюкзака целиком пошло на сувенирыбез оформления, равно как и парашют.А вот допрос мужичка с сахаром был прикольнее. При вызове к следователюон схватил свой мешок и потащил с собой.«Оставь мешок здесь» - хмуро потребовал сержант. «Нет уж, с собой мнекак-то спокойнее» - парировал мужичок и потащил мешок дальше.«Да ты что, нам не доверяешь что ли? » - возмутился сержант.«Хм, а по-моему это вы мне не доверяете» - едко возразил мужичок.«Нет, это ты нам не доверяешь! » - взревел сержант. «Значит, мы оба другдругу не доверяем» - обернулся мужичок уже в дверях следователя ивтащил-таки злосчастный мешок к нему внутрь.Из кабинета тут же послышались вопли следака с требованием убрать мешокнах.Еще запомнилась заключительная перепись задержанных в какой-то амбарнойкниге.«Такой-то» - «Бомж».«Такой-то» - "Недавно из мест заключения".«Такой-то» - (далее произносится глубокомысленно в нос, у меня былнасморк) – «аспирант такого-то университета».Хохотал весь обезьянник.Вот тут бы мне и заткнуться – ну рассказал умеренно прикольную историю,ну и вали себе дальше. Но я всю жизнь не вписывался ни в какой формат,таким и останусь до конца. У моей истории было еще более несусветноепродолжение, и я его расскажу.Дальше советую читать только тем, кому сейчас так же хреново, как и мне.Читателям в нормальном настроении предлагаю максимум поставить закладкус пометкой «Полная ж…», и вернуться сюда только тогда, когда онанаступит. Остальные держитесь крепче – настоящий реквием пишется толькораз в жизни, а именно его я и собираюсь сейчас написать.В эпицентр взрыва я поперся тогда по единственной причине –скудный разум подсказывал мне, что арсенал рано или поздно сдетонирует,и тогда меня легко и безболезненно разнесет на мелкие кусочки прежде,чем я успею что-либо сообразить. Довольно быстро я понял, что детонацииуже не будет, а вот летящей болванкой искалечить может запросто. Мне нехотелось париться какими-то там предсмертными муками. Тогда ясосредоточился на поисках пистолета или на худой конец автомата – всётот же разум теперь подсказывал мне, что их по окрестным лесамразбросаны тысячи. Остальную фиготу я подбирал просто из любопытства.Причина такого идиотского поведения была проста. За два года до этогомоя любимая девушка ушла к моему лучшему другу.Если бы он был просто качок, богатенький Буратино или донжуан, я быборолся – без неё мне жизни было абсолютно не жалко.Но когда любишь по-настоящему, думаешь не о своём счастье, а о счастьетого, кого любишь. Мне правда казалось, что с ним ей будет счастливее, иоба они вполне разделяли это мнение.Новобрачных угораздило поселиться в трех минутах ходьбы от моего дома.Каждое ранее утро и каждый поздний вечер мне приходилось идти мимо ихосвещенных окон первого этажа по дороге на работу и обратно, авоображение у меня было хорошее.Иногда я случайно встречал её. Мы оставались типа друзьями, завязывалсямилый разговор. Нам всегда было что сказать друг другу.Она смотрела на меня загадочными счастливыми глазами, и я знал –больно мне или хорошо, жизнь моя начинается и заканчивается на этихсекундах.Два года я честно пытался жить дальше и даже знакомился с другимидевушками, но быстро понял, что нравятся они мне тем, что чем-то похожина неё, а это неправильно. Я с детства привык быть заводилой своейдружеской компании, и меня достало появляться в ней мрачной залупой. Аот вида довольной физиономии моего бывшего лучшего друга Антоши меняпросто воротило. В довершение ко всему, накрылся медным тазом СоветскийСоюз, а с ним вместе и моя едва начавшаяся научная карьера. Элементарноне стало жидкого азота, международной подписки и заметных невооруженнымглазом денег. Ничего другого делать я не умел. Передо мной открывалисьзаманчивые перспективы новой рыночной экономики –я мог стать грузчиком, челноком, киоскером, бандитом, начать свой малыйбизнес и прое#ать на нём родительскую квартиру, или несколько лет сидетьу них на шее, заканчивая уже никому не нужную диссертацию. Поэтому вэпицентр взрыва я пошел счастливый.Но еще более счастливым я из него вышел. Всего двадцать советских ракетпрямой наводкой быстро и надолго вылечили меня от депрессии.С тех пор много воды утекло. Моя любимая успела родить от моего лучшегодруга трёх дочерей, уйти в почти бессрочный декретный отпуск, статьталантливым художником, увешать все стены своей квартиры своимиполотнами, научиться наконец их продавать, перейти на цифровую графику,сойти с ума, лечь в клинику, вылечиться, развестить и уехать навсегда вПитер. Вряд ли в промежутке она вспомнила обо мне. Впрочем, в то время ябыл уже в США.Через много лет мой бывший лучший друг Антоша попросит у меня еёконтакты. У меня их не было – она нас обоих оставила с носом.Мои первые несколько лет после взрыва арсенала были совсем мизерными, нокак ни странно, именно это помогло мне выжить.Мои высокооплачиваемые родители лишились своей работы, сестразаканчивала университет, и из ожидаемого статуса иждивенца я вдругстремительно перешел в статус единственного возможного кормильца, тактолком и не умея ничего делать за пределами своей специальности. У меняне было ни гроша на курсы английского, поэтому я учил язык, занимаяськоммерческими переводами.У меня не было ни копейки на курсы программирования, поэтомукомпьютерные языки я осваивал, создавая коммерческие субдшки на десяткитысяч строк программного текста. Я рано научился писать грантовыезаявки. Первая из них, направленная осенью 92-го, думаю изрядноповеселила экспертов – его изюминкой был самостоятельно изобретенныйаналог языка html для разметки мультимедийных гипертекстовых документов.У меня были те же тэги и те же спецсимволы, но в другой комбинации.Говорю же, подписки на научные журналы уже не существовало.Следующие проекты принесли моим университетам два десятка грантов,которых хватило бы на выплату мне зарплаты на пару сотен лет вперед. Изних мне мало что досталось, но по крайней мере несколько десятковчеловек получили интересную оплачиваемую работу. В 96-м я догадалсянаконец написать заявку на самого себя, и укатил на магистратуру в США.С тех пор жизнь моя встала на ноги.В следующих абзацах я на одном духу вдруг вспомнил всё самое лучшее, чтослучилось потом в моей жизни. Эти абзацы я с сожалением вычеркнул.Свои павлиньи перья я распущу где-нибудь в другом месте.Рассказ должен быть правдоподобен, а жизнь моя получилась невероятная.Скажу кратко, что я облетел всю планету, и всего мне было отмерено самойщедрой лопатой.Но всё в этой жизни имеет свои циклы. В январе этого года на всех безисключения моих кубиках выпали одни единицы, а на некоторых включилсясчетчик с обратным отсчетом. С июня я полюбил сидеть по ночам на свежемвоздухе в клубе-барже на набережной Владика.Я слушал мягко отраженную от воды музыку, любовался на особо красивотанцующих девушек, охотно вертел их в воздухе на медленных танцах, легкознакомился и общался, хотя и не развивал отношений –я редко влюбляюсь и случайных связей не люблю. Я был счастлив этимлетом, насколько вообще можно быть счастливым в моей ситуации.Днем я со свойственным мне позитивизмом пытался выбраться из ямы, вкоторую попал, и с успехом продлил агонию еще на несколько месяцев.К августу все мои счетчики затикали громче. Мне давно пересталанравиться баржа, но я продолжал туда ходить. Если кто не знает,набережная Владика в ночные часы – исключительно стремное место.Я очень надеялся, что рано или поздно меня просто прибьют, и всепроблемы мои утрясутся сами собой.Мне правда иногда кажется, что надо мной летает целая эскадрилья оченьвеселых ангелов-хранителей. Слишком часто, легко и вовремя мне давалосьто, чего я просил. Только просил я всякий раз чего-то простого ипонятного, а мне в ответ щедро отвешивалось что-то очень похожее, нонесусветное. У моих ангелов нет задачи сделать меня счастливым, хотя иэто у них часто получалось.У них другая задача – обеспечивать мою сохранность, заставлять офигеватьи проверять меня на вшивость. Так было со всеми девушками, которых ялюбил, с работой, да и с тем взрывом арсенала.Так случилось и теперь.Я просил, и уже к середине сентября я допросился. Однажды часов в пятьутра из кустов нарисовался некий кадр и наставил на меня пистолет. Кадрпопросил меня вывернуть карманы. Если бы он сделал это менее хамскимтоном, или если бы это был голливудский фильм, где злодей терпеливождет, когда же главный герой выскажется, я бы сказал ему следующее:«Слушай, мужик! Я всё тебе отдам, только пристрели меня пожалуйста здесьи сейчас. У меня есть любящая меня и любимая красавица жена, с которой уменя никогда уже ничего больше не сложится – я давно сделал всё, чтомог. У меня есть любимый сын, которому я никогда в жизни не стануобъяснять, в чем я был прав, а она нет. И поэтому я навсегда останусьдля него виноватым. У меня есть друзья, которых я давно забросил из-заникому не нужных романов и попыток всё успеть в этой жизни. У меня естьлюбимая работа, которую я скоро потеряю, и дело моей жизни, мимоходомраздавленное внешними обстоятельствами.Наконец, у меня есть куча сделанных в счастливые времена долгов, покоторым я теперь понятия не имею, как расплатиться. Я дошел до того, чтонедавно с интересом просмотрел добросовестный немецкийфильм-реконструкцию о последних днях жизни ставки фюрера.В моем случае тоже со всех сторон подпирают советские войска, иостановить мне их уже нечем. Сегодня уже 13-е, а 15-го у меня очереднаявыплата по займу. Мужик, ты прибыл вовремя!»К сожалению, в стрессовых ситуациях я туплю и речей произносить не умею.Да и русский матерный короче всех этих голливудских выкрутасов. Вся моядолгая прочувственная речь уложилась в семь букв«А и пох…!!!», пока я проводил единственный известный мне эффективныйприем рукопашного боя – сокрушительный удар ногой по яйцам. Кадр ойкнул,выронил пистолет и потерял всякий интерес к происходящему.Я подобрал пистолет – он оказался неожиданно тяжелым и настоящим.Это была не газовая пукалка и не травматик. Но к месту происшествияподгребали два товарища поверженного противника. Последующие метровдвести были полной фантасмагорией: я пошатываясь уходил прочь спистолетом наперевес и часто задом наперед, а следом слышалисьувещевания типа: «Мужик, ну чо ты! Слышь! Отдай железку!»Было ощущение, что я увожу у них корову-кормилицу. Под конец мне этонадоело. Я вспомнил про предохранитель, нашел его, громко щелкнул избоевого в походное и обратно, после чего пошел им навстречу с возгласом:«Мужики, сюрприз! Валить я вас буду здесь».Горизонт быстро очистился.На следующее утро я внимательно рассмотрел пистолет. На нем былиглубокие царапины. Возможно, это был он, привет из 92-го года, так и ненайденный мною тогда на взорвавшемся арсенале.Кроме его появления, в моей жизни ничего не изменилось.Через два дня по-прежнему было 15-е. Даже если бы с неба спустился ангели протянул мне эти деньги, 15-е всё равно бы наступало потом каждыймесяц, и я снова продлевал бы агонию. В пистолете были патроны.Читатель ждет возможно жалобного рассказа, как я два оставшихся днясмотрел в его дуло. Но этого не было. Мне вполне хватило двух секунд нанабережной. Просто действие двух десятков пилюль-ракет прямой наводкойкончилось, и мои добрые ангелы подбросили мне еще одну пилюлю из той жесерии. Я снова счастлив, что остался в живых.С тех пор прошло полтора месяца. Деньги тогда я занял у давно забытоготоварища и расплатился с ним с зарплаты в начале октября, еще толком незная, на что буду жить оставшийся месяц.А потом мне вдруг хорошо заплатили за давно сделанную и порядком ужезабытую работу. Я по-прежнему не знаю, что со мной будет дальше.Но я что-нибудь придумаю.И не надо пожалуйста ставить мне высокие баллы только затем, чтобы ячего доброго не расстроился и не наложил на себя руки.Не беспокойтесь. Я и так знаю, что балл будет кислый.Я привык получать куда более низкие баллы и за гораздо более серьезныевещи в этой жизни. Я выживу, не впервой.К написанию этой грустной длинной истории меня подвигло воспоминание –однажды случайным, вовремя испущенным воплем я спас жизни двух человек.И уже поэтому хорошо, что тогда в 92-м у меня ничего не получилось. Ввычеркнутом из этой истории хит-параде самого хорошего, что случилось вмоей жизни, тот случай занимает особое место. Не знаю, что у меняполучится, но я вот решил повторить этот подвиг. Если хотя бы одинчеловек на планете, неважно в каком году, прочитает эту историю иотложит свой уход из жизни, я буду считать ненапрасными три часа, на неёмною угроханных. Однажды я мыл трехлетнему сыну порядком измазанные рукии по окончании этой процедуры заметил, что мои руки сами собой тожесделались чистыми. По крайней мере одного человека в процессе написанияэтой истории я уже спас – самого автора…Если я зря тут распинался, и Вам по-прежнему очень плохо, пишите –thelasthero@list.ru. Только учтите, что психотерапевт из меня хреновый –я специалист совсем в другой области. Лучше попробуйте тоже кого-нибудьспасти - спасетесь сами :)

[[Текст истории из жизни::ЛЕКАРСТВО ОТ ДЕПРЕССИИОднажды чудной майской ночью 1992 года я был арестован милицией городаВладивостока. Меня реально заковали в наручники и бросили за решетку взаднее отделение воронка-уазика, где уже находились два таких жеоболтуса. Один из них, щуплый жилистый мужичонка, сладко обнимал всемируками и ногами свою улику – охренительных размеров мешок сахара. Мнеодну улику тоже оставили с собой –это был парашют, упакованный в тюк. Как ни странно, уже через несколькоминут парашют мне очень пригодился, причем не выходя из уазика. Но обэтом позже.А вот вторую улику, вместительный рюкзак, у меня отобрали сразу же.Рюкзак тянул килограмм на 25 и примерно на такое же количество летзаключения. В нем находились: пара красивых конических наконечниковбоеголовок и прочие детальки полутора десятков типов ракет, находившихсяна вооружении российских военно-морских и противовоздушных сил, платыблоков управления к ним же, разрозненные фрагменты нескольких калашей,которых вполне бы хватило на сборку одного целого автомата, изрядноеколичество патронов калибра от 5,62 до 13,6, искромсанный обломоктаблички с грозной надписью: «ОЙ! ОГОНЬ БЕЗ ПРЕДУ», а такжемногочисленные фигнюшки загадочного вида, похожие на трофеи в районекатастрофического падения очень воинственной летающей тарелки.Милиция проявила при моем аресте изрядное мужество. И вовсе не потому,что я был так уж опасен. В пятистах метрах от нас рвался к ебе#ямглавный арсенал самой мощной военно-морской крепости России. Он былрассчитан на трехлетнюю круговую оборону от вероятного противника – тогосамого, который имеет возможность переходить границу маленькими кучкамипо миллиону человек.В тротиловом эквиваленте тогда взорвалось пол-Хиросимы –почти 20 тысяч тонн боеприпасов вблизи жилой застройки.Саундтрека и видео к той мирной владивостокской ночи вполне хватило быдля съемок многосерийной киноэпопеи о штурме Берлина.Эпизодически снаряды летали по всему городу. Своими глазами видел, какотряд веселых ребятишек с грохотом тащил в районе Постышева искореженныйостов трехметровой почти ракеты. Один из снарядов перелетел через всюгородскую застройку и потопил в районе Моргородка новенькую моторнуюлодку, только что спущенную на воду тремя мужиками, уже основательноотметившими покупку. Думаю, каждый россиянин точно назовет первое слово,которое они при этом сказали.В этих условиях военные и городские власти приняли мудрое решение –дать возможность взорваться в арсенале всему, что только может тамвзрываться, эвакуировать тысяч тридцать жителей из прилегающих районов ивыставить плотное внешнее кольцо оцепления. Через это кольцо я пробралсяв пригородном лесу между двумя уазиками, по-шпионски бросив два камушкав две разные стороны, чтобы оба патруля обернулись на шум передом, комне задом. Впрочем, из-за дальнего грохота канонады патрули ни хрена незаметили ни моих камешков, ни меня самого.Ориентироваться в сумерках было легко – я просто шёл на растущий шум.Если бы не он, трудно было бы поверить в какую-то опасность –никаких мин-снарядов вообще не попадалось, и только однажды навстречумне в панике пробежала какая-то контуженная бродячая собака.Умные вороны, которых в этих лесах были великие тысячи, свалили ещераньше, поэтому было даже тише, чем обычно. Всё изменилось, когда явышел на склон сопки, обращенный к эпицентру.Никогда в жизни ни до ни после этого я не видел такого немыслимогофейерверка, даже на праздновании Дня независимости в Вашингтоне.Высоко в воздухе сияли разноцветными огнями и плавно опускались тысячисигнальных ракет, а им на смену непрерывно взлетали новые.Под моими ногами на многие гектары вокруг лежал настоящий музей военнойтехники, прилетевшей сюда внезапно и недавно.Значительная часть этой техники – громадные металлические ящики ирогатые морские мины – была к полетам не предназначена в принципе.Я забрался на какой-то утес и замер от открывшегося мне зрелища.На обширном залитом огнем пространстве арсенал жил своей бурной жизнью,ожесточенно отстреливаясь в разные стороны всеми видами оружия, кромеядерного. Но вскоре показалось, что и до него дошла очередь, и вообщеначалась третья мировая. Страшно грохнуло, и высоко над городом вдругвзвился огромный огненный гриб на тонкой черной ножке, хорошо всемзнакомый по апокалипсическим блокбастерам. Как я понимаю, шальной снаряддолбанул по небольшому нефтехранилищу, тонн на 500-1000. Но кто ж знал,жители подумали всякое. Тысяча тонн в газообразном виде – это оченьмного.А я шел по широкой тропинке вдоль арсенала, аккуратно переступая черезмины и подбирая наиболее прикольные штуковины. Больше всего язаколебался снимать парашют – он завис на дереве совсем рядом сограждением. За каким хреном он мне тогда понадобился – я пониматьотказываюсь. Изредка высоко в кроне деревьев надо мной что-топросвистывало, и на голову начинали сыпаться свежесрезанные ветки илистья. Но в целом было безопасно – ни одна хрень не пролетела и неупала возле меня в радиусе десяти метров. Я бы заметил.Грохот канонады постепенно снижался, и я несколько расслабился.Как оказалось, зря. Где-то далеко от меня пожар перекосое#ил невидимыймне ящик с реактивными снарядами так, что ракеты оказались направленнымипрямиком на меня. Взлетали они к счастью поодиночке, с интервалом в 1-3секунды, иногда парами. В отличие от предыдущих тупых летающих болванок,реактивные снаряды при падении взрывались.Всего их было в ящике ровно 20 штук. Я считал. Второй и третий взрывы япереждал в позе морской звезды за скальным выступом, остальные 17 –уже в позе эмбриона в какой-то расселине. Понятия не имею, как я тудавообще допрыгал и вместился. Я лежал, трясся и получал хотя быотдаленное представление, что чувствовали проклятые фашисты под залпаминаших «Катюш». Когда этот кошмар закончился, я вдруг ощутилнеобыкновенный прилив сил и острую потребность немедленно убратьсяотсюда подальше. Из леса я выходил переполненный счастьем, что остался вживых, и совершенно беспечный – до кольца оцепления оставалось пилитьеще километра два. Вот тут-то меня и повязала родная милиция. Она,оказывается, затаилась в мертвой зоне обстрела под крутым склоном сопки.Милиция моему появлению откровенно обрадовалась – задержанных теперь былполный комплект, и можно было наконец уе#ать подальше от этогопроклятого места. Уазик взревел и ринулся с дикой скоростью пообстреливаемому участку дороги. Мы летели как птицы.Но не успели мы донестись до колечка на Русской, как в кабине ожиларация. Некий полковник в доступных русских выражениях объяснил, что попоступившему сигналу возле такого-то жилого дома в районе Техучилищамародеры грузят в черную волгу награбленное, и нам следует немедленнонастигнуть злодеев. Мы резко повернули вправо и достигли упомянутогодома меньше чем за минуту.В клубах пыли при свете фар было видно, что от него на всех парахдействительно уходит какая-то волга. Мы начали сумасшедшее преследованиепо горным грунтовым дорогам. За последующие две минуты я проверилголовой на прочность все отсеки заднего отделения уазика, прикрываясьсвоим парашютом. Я тщетно пытался увернуться от летавшего вокруг мешкасахара и избежать столкновений «череп-череп» с двумя остальнымизадержанными. Когда мы уже начали настигать супостатов, рация ожиласнова. Знакомый полковничий голос связался с нами в еще более доступныхвыражениях, из которых помню только одно цензурное слово - «мудаки».Если вкратце, полковник объяснил, что тоже приступил к преследованию, нотак и не нашел мародеров, зато какие-то достойные люди на милицейскомуазике его зачем-то упорно преследуют сзади. Гонка на этом прекратилась– полковник четко объяснил, куда по его мнению мы должны отправиться.Пристыженные милиционеры повезли нас в отделение РОВД на Магнитогорской.Когда мы подъезжали к нему, я увидел сотни людей, сидевших на скамейках,поручнях и бордюрах, прикрывшись своими домами от эпицентра. Вокруг надеревьях сидели во множестве вороны- эмигранты, тревожно перекаркиваясь.Честно говоря, только при виде всего этого до меня дошло, из какоймясорубки я только что выбрался.Нас поместили в так называемый обезьянник – хорошо охраняемое место, гдезадержанные ждут вызова к следователю. Мой допрос запомнился толькоофигением следователя при разборе трофеев. Судя по тому, что меня незадержали даже на 15 суток, содержимое рюкзака целиком пошло на сувенирыбез оформления, равно как и парашют.А вот допрос мужичка с сахаром был прикольнее. При вызове к следователюон схватил свой мешок и потащил с собой.«Оставь мешок здесь» - хмуро потребовал сержант. «Нет уж, с собой мнекак-то спокойнее» - парировал мужичок и потащил мешок дальше.«Да ты что, нам не доверяешь что ли? » - возмутился сержант.«Хм, а по-моему это вы мне не доверяете» - едко возразил мужичок.«Нет, это ты нам не доверяешь! » - взревел сержант. «Значит, мы оба другдругу не доверяем» - обернулся мужичок уже в дверях следователя ивтащил-таки злосчастный мешок к нему внутрь.Из кабинета тут же послышались вопли следака с требованием убрать мешокнах.Еще запомнилась заключительная перепись задержанных в какой-то амбарнойкниге.«Такой-то» - «Бомж».«Такой-то» - "Недавно из мест заключения".«Такой-то» - (далее произносится глубокомысленно в нос, у меня былнасморк) – «аспирант такого-то университета».Хохотал весь обезьянник.Вот тут бы мне и заткнуться – ну рассказал умеренно прикольную историю,ну и вали себе дальше. Но я всю жизнь не вписывался ни в какой формат,таким и останусь до конца. У моей истории было еще более несусветноепродолжение, и я его расскажу.Дальше советую читать только тем, кому сейчас так же хреново, как и мне.Читателям в нормальном настроении предлагаю максимум поставить закладкус пометкой «Полная ж…», и вернуться сюда только тогда, когда онанаступит. Остальные держитесь крепче – настоящий реквием пишется толькораз в жизни, а именно его я и собираюсь сейчас написать.В эпицентр взрыва я поперся тогда по единственной причине –скудный разум подсказывал мне, что арсенал рано или поздно сдетонирует,и тогда меня легко и безболезненно разнесет на мелкие кусочки прежде,чем я успею что-либо сообразить. Довольно быстро я понял, что детонацииуже не будет, а вот летящей болванкой искалечить может запросто. Мне нехотелось париться какими-то там предсмертными муками. Тогда ясосредоточился на поисках пистолета или на худой конец автомата – всётот же разум теперь подсказывал мне, что их по окрестным лесамразбросаны тысячи. Остальную фиготу я подбирал просто из любопытства.Причина такого идиотского поведения была проста. За два года до этогомоя любимая девушка ушла к моему лучшему другу.Если бы он был просто качок, богатенький Буратино или донжуан, я быборолся – без неё мне жизни было абсолютно не жалко.Но когда любишь по-настоящему, думаешь не о своём счастье, а о счастьетого, кого любишь. Мне правда казалось, что с ним ей будет счастливее, иоба они вполне разделяли это мнение.Новобрачных угораздило поселиться в трех минутах ходьбы от моего дома.Каждое ранее утро и каждый поздний вечер мне приходилось идти мимо ихосвещенных окон первого этажа по дороге на работу и обратно, авоображение у меня было хорошее.Иногда я случайно встречал её. Мы оставались типа друзьями, завязывалсямилый разговор. Нам всегда было что сказать друг другу.Она смотрела на меня загадочными счастливыми глазами, и я знал –больно мне или хорошо, жизнь моя начинается и заканчивается на этихсекундах.Два года я честно пытался жить дальше и даже знакомился с другимидевушками, но быстро понял, что нравятся они мне тем, что чем-то похожина неё, а это неправильно. Я с детства привык быть заводилой своейдружеской компании, и меня достало появляться в ней мрачной залупой. Аот вида довольной физиономии моего бывшего лучшего друга Антоши меняпросто воротило. В довершение ко всему, накрылся медным тазом СоветскийСоюз, а с ним вместе и моя едва начавшаяся научная карьера. Элементарноне стало жидкого азота, международной подписки и заметных невооруженнымглазом денег. Ничего другого делать я не умел. Передо мной открывалисьзаманчивые перспективы новой рыночной экономики –я мог стать грузчиком, челноком, киоскером, бандитом, начать свой малыйбизнес и прое#ать на нём родительскую квартиру, или несколько лет сидетьу них на шее, заканчивая уже никому не нужную диссертацию. Поэтому вэпицентр взрыва я пошел счастливый.Но еще более счастливым я из него вышел. Всего двадцать советских ракетпрямой наводкой быстро и надолго вылечили меня от депрессии.С тех пор много воды утекло. Моя любимая успела родить от моего лучшегодруга трёх дочерей, уйти в почти бессрочный декретный отпуск, статьталантливым художником, увешать все стены своей квартиры своимиполотнами, научиться наконец их продавать, перейти на цифровую графику,сойти с ума, лечь в клинику, вылечиться, развестить и уехать навсегда вПитер. Вряд ли в промежутке она вспомнила обо мне. Впрочем, в то время ябыл уже в США.Через много лет мой бывший лучший друг Антоша попросит у меня еёконтакты. У меня их не было – она нас обоих оставила с носом.Мои первые несколько лет после взрыва арсенала были совсем мизерными, нокак ни странно, именно это помогло мне выжить.Мои высокооплачиваемые родители лишились своей работы, сестразаканчивала университет, и из ожидаемого статуса иждивенца я вдругстремительно перешел в статус единственного возможного кормильца, тактолком и не умея ничего делать за пределами своей специальности. У меняне было ни гроша на курсы английского, поэтому я учил язык, занимаяськоммерческими переводами.У меня не было ни копейки на курсы программирования, поэтомукомпьютерные языки я осваивал, создавая коммерческие субдшки на десяткитысяч строк программного текста. Я рано научился писать грантовыезаявки. Первая из них, направленная осенью 92-го, думаю изрядноповеселила экспертов – его изюминкой был самостоятельно изобретенныйаналог языка html для разметки мультимедийных гипертекстовых документов.У меня были те же тэги и те же спецсимволы, но в другой комбинации.Говорю же, подписки на научные журналы уже не существовало.Следующие проекты принесли моим университетам два десятка грантов,которых хватило бы на выплату мне зарплаты на пару сотен лет вперед. Изних мне мало что досталось, но по крайней мере несколько десятковчеловек получили интересную оплачиваемую работу. В 96-м я догадалсянаконец написать заявку на самого себя, и укатил на магистратуру в США.С тех пор жизнь моя встала на ноги.В следующих абзацах я на одном духу вдруг вспомнил всё самое лучшее, чтослучилось потом в моей жизни. Эти абзацы я с сожалением вычеркнул.Свои павлиньи перья я распущу где-нибудь в другом месте.Рассказ должен быть правдоподобен, а жизнь моя получилась невероятная.Скажу кратко, что я облетел всю планету, и всего мне было отмерено самойщедрой лопатой.Но всё в этой жизни имеет свои циклы. В январе этого года на всех безисключения моих кубиках выпали одни единицы, а на некоторых включилсясчетчик с обратным отсчетом. С июня я полюбил сидеть по ночам на свежемвоздухе в клубе-барже на набережной Владика.Я слушал мягко отраженную от воды музыку, любовался на особо красивотанцующих девушек, охотно вертел их в воздухе на медленных танцах, легкознакомился и общался, хотя и не развивал отношений –я редко влюбляюсь и случайных связей не люблю. Я был счастлив этимлетом, насколько вообще можно быть счастливым в моей ситуации.Днем я со свойственным мне позитивизмом пытался выбраться из ямы, вкоторую попал, и с успехом продлил агонию еще на несколько месяцев.К августу все мои счетчики затикали громче. Мне давно пересталанравиться баржа, но я продолжал туда ходить. Если кто не знает,набережная Владика в ночные часы – исключительно стремное место.Я очень надеялся, что рано или поздно меня просто прибьют, и всепроблемы мои утрясутся сами собой.Мне правда иногда кажется, что надо мной летает целая эскадрилья оченьвеселых ангелов-хранителей. Слишком часто, легко и вовремя мне давалосьто, чего я просил. Только просил я всякий раз чего-то простого ипонятного, а мне в ответ щедро отвешивалось что-то очень похожее, нонесусветное. У моих ангелов нет задачи сделать меня счастливым, хотя иэто у них часто получалось.У них другая задача – обеспечивать мою сохранность, заставлять офигеватьи проверять меня на вшивость. Так было со всеми девушками, которых ялюбил, с работой, да и с тем взрывом арсенала.Так случилось и теперь.Я просил, и уже к середине сентября я допросился. Однажды часов в пятьутра из кустов нарисовался некий кадр и наставил на меня пистолет. Кадрпопросил меня вывернуть карманы. Если бы он сделал это менее хамскимтоном, или если бы это был голливудский фильм, где злодей терпеливождет, когда же главный герой выскажется, я бы сказал ему следующее:«Слушай, мужик! Я всё тебе отдам, только пристрели меня пожалуйста здесьи сейчас. У меня есть любящая меня и любимая красавица жена, с которой уменя никогда уже ничего больше не сложится – я давно сделал всё, чтомог. У меня есть любимый сын, которому я никогда в жизни не стануобъяснять, в чем я был прав, а она нет. И поэтому я навсегда останусьдля него виноватым. У меня есть друзья, которых я давно забросил из-заникому не нужных романов и попыток всё успеть в этой жизни. У меня естьлюбимая работа, которую я скоро потеряю, и дело моей жизни, мимоходомраздавленное внешними обстоятельствами.Наконец, у меня есть куча сделанных в счастливые времена долгов, покоторым я теперь понятия не имею, как расплатиться. Я дошел до того, чтонедавно с интересом просмотрел добросовестный немецкийфильм-реконструкцию о последних днях жизни ставки фюрера.В моем случае тоже со всех сторон подпирают советские войска, иостановить мне их уже нечем. Сегодня уже 13-е, а 15-го у меня очереднаявыплата по займу. Мужик, ты прибыл вовремя!»К сожалению, в стрессовых ситуациях я туплю и речей произносить не умею.Да и русский матерный короче всех этих голливудских выкрутасов. Вся моядолгая прочувственная речь уложилась в семь букв«А и пох…!!!», пока я проводил единственный известный мне эффективныйприем рукопашного боя – сокрушительный удар ногой по яйцам. Кадр ойкнул,выронил пистолет и потерял всякий интерес к происходящему.Я подобрал пистолет – он оказался неожиданно тяжелым и настоящим.Это была не газовая пукалка и не травматик. Но к месту происшествияподгребали два товарища поверженного противника. Последующие метровдвести были полной фантасмагорией: я пошатываясь уходил прочь спистолетом наперевес и часто задом наперед, а следом слышалисьувещевания типа: «Мужик, ну чо ты! Слышь! Отдай железку!»Было ощущение, что я увожу у них корову-кормилицу. Под конец мне этонадоело. Я вспомнил про предохранитель, нашел его, громко щелкнул избоевого в походное и обратно, после чего пошел им навстречу с возгласом:«Мужики, сюрприз! Валить я вас буду здесь».Горизонт быстро очистился.На следующее утро я внимательно рассмотрел пистолет. На нем былиглубокие царапины. Возможно, это был он, привет из 92-го года, так и ненайденный мною тогда на взорвавшемся арсенале.Кроме его появления, в моей жизни ничего не изменилось.Через два дня по-прежнему было 15-е. Даже если бы с неба спустился ангели протянул мне эти деньги, 15-е всё равно бы наступало потом каждыймесяц, и я снова продлевал бы агонию. В пистолете были патроны.Читатель ждет возможно жалобного рассказа, как я два оставшихся днясмотрел в его дуло. Но этого не было. Мне вполне хватило двух секунд нанабережной. Просто действие двух десятков пилюль-ракет прямой наводкойкончилось, и мои добрые ангелы подбросили мне еще одну пилюлю из той жесерии. Я снова счастлив, что остался в живых.С тех пор прошло полтора месяца. Деньги тогда я занял у давно забытоготоварища и расплатился с ним с зарплаты в начале октября, еще толком незная, на что буду жить оставшийся месяц.А потом мне вдруг хорошо заплатили за давно сделанную и порядком ужезабытую работу. Я по-прежнему не знаю, что со мной будет дальше.Но я что-нибудь придумаю.И не надо пожалуйста ставить мне высокие баллы только затем, чтобы ячего доброго не расстроился и не наложил на себя руки.Не беспокойтесь. Я и так знаю, что балл будет кислый.Я привык получать куда более низкие баллы и за гораздо более серьезныевещи в этой жизни. Я выживу, не впервой.К написанию этой грустной длинной истории меня подвигло воспоминание –однажды случайным, вовремя испущенным воплем я спас жизни двух человек.И уже поэтому хорошо, что тогда в 92-м у меня ничего не получилось. Ввычеркнутом из этой истории хит-параде самого хорошего, что случилось вмоей жизни, тот случай занимает особое место. Не знаю, что у меняполучится, но я вот решил повторить этот подвиг. Если хотя бы одинчеловек на планете, неважно в каком году, прочитает эту историю иотложит свой уход из жизни, я буду считать ненапрасными три часа, на неёмною угроханных. Однажды я мыл трехлетнему сыну порядком измазанные рукии по окончании этой процедуры заметил, что мои руки сами собой тожесделались чистыми. По крайней мере одного человека в процессе написанияэтой истории я уже спас – самого автора…Если я зря тут распинался, и Вам по-прежнему очень плохо, пишите –thelasthero@list.ru. Только учтите, что психотерапевт из меня хреновый –я специалист совсем в другой области. Лучше попробуйте тоже кого-нибудьспасти - спасетесь сами :)]]

См.также

Внешние ссылки