История из жизни:194724

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Двенадцать(отрывок из повести «Морковь против Оливье»,предыдущая глава: https://www.anekdot.ru/id/1164478/) Цензор молча листал книгу. На попытку продолжить разговор поднял вверх палец: "Тихо!" Жест был понятен. Пелагея Павловна разглядывала табличку на столе: «Инспектор ЛенГубЛита тов. Лацис». Наконец, цензор захлопнул книгу и стал изучать обложку, шевеля губами. Казалось, он читает по слогам: «Практические основы кулинарного искусства: Руководство для кулинарных школ и самообучения…с рисунками…с приложением…»― Очень у вас длинное название книги…Сколько, вон, разных слов… Утомительно, ― наконец сказал товарищ Лацис.― С этим названием книга выдержала одиннадцать переизданий, большими тиражами, ― ответила Пелагея Павловна.Лицо цензора застыло на мгновение, потом оживилось.― Так это ещё при царизме было! ― догадался он.― При царизме, ― подтвердила Пелагея Павловна.― Дело давнее. Десять лет прошло. Нынче жизнь…того, ― недоговорив, Лацис пододвинул к себе какой-то листок и уставился в него. ― Игнатьев Александр Михайлович кем вам приходится?― Я была замужем за его отцом.― Понятно. Товарищ Игнатьев видный партиец, выдающийся революционер, ― на лице цензора отразилась некий пафос. ― А муж ваш где?― Мой муж умер в девятнадцатом. От голода, ― ответила Пелагея Павловна.― От голода, ― удовлетворенно повторил Лацис. Он явно сверял ответы с написанным на листке. ― А детей у вас сколько?― Трое.― Трое, ― согласился цензор. ― Ну что ж, разрешение на переиздание вашей книги мы дадим. Тем более, товарищ Игнатьев ходатайствует. Но надо кое-что исправить, так сказать, улучшить.― Исправить или улучшить? Лацис открыл книгу наугад и прочитал:― Оливье. Рябчики, тьфу, дрянь какая. Кабак тот московский, как его… закрыли давно, теперь там Дом крестьянина и кинотеатр «Труд». Всё это оливье есть прямой путь в пьянство и мордобитие. А могут ведь и рождественскую ёлку соорудить, а это чем пахнет? Чем?― Хвоей, пряниками, ванилью,― неуверенно предположила Пелагея Павловна.― Контрреволюцией! Так что, всё французское из книги надо убрать.― Но это никак невозможно. Французское влияние на русскую кухню трудно переоценить. Мой учитель, Федор Андреевич Зеест, написал глубокую работу на эту тему, я могу вам принести… или пересказать.Лацис снова поднял палец вверх.― Это не моё решение. Так решила партия. Хотите переиздать ― убирайте.― О, боже, ― вздохнула Пелагея Павловна.― А завтра скажете и русскую кухню убрать?― А может и скажу, ― отозвался Лацис, ― советский человек строит новую страну. И все эти пережитки могут оказаться не нужны. А пока идите, работайте. Как не глуп был инспектор, а ведь оказался прав. Закончился НЭП, наступил 1929 год и советскому человеку стало не до кулинарии. Пришёл голод, страшный голод.

[[Текст истории из жизни::Двенадцать(отрывок из повести «Морковь против Оливье»,предыдущая глава: https://www.anekdot.ru/id/1164478/) Цензор молча листал книгу. На попытку продолжить разговор поднял вверх палец: "Тихо!" Жест был понятен. Пелагея Павловна разглядывала табличку на столе: «Инспектор ЛенГубЛита тов. Лацис». Наконец, цензор захлопнул книгу и стал изучать обложку, шевеля губами. Казалось, он читает по слогам: «Практические основы кулинарного искусства: Руководство для кулинарных школ и самообучения…с рисунками…с приложением…»― Очень у вас длинное название книги…Сколько, вон, разных слов… Утомительно, ― наконец сказал товарищ Лацис.― С этим названием книга выдержала одиннадцать переизданий, большими тиражами, ― ответила Пелагея Павловна.Лицо цензора застыло на мгновение, потом оживилось.― Так это ещё при царизме было! ― догадался он.― При царизме, ― подтвердила Пелагея Павловна.― Дело давнее. Десять лет прошло. Нынче жизнь…того, ― недоговорив, Лацис пододвинул к себе какой-то листок и уставился в него. ― Игнатьев Александр Михайлович кем вам приходится?― Я была замужем за его отцом.― Понятно. Товарищ Игнатьев видный партиец, выдающийся революционер, ― на лице цензора отразилась некий пафос. ― А муж ваш где?― Мой муж умер в девятнадцатом. От голода, ― ответила Пелагея Павловна.― От голода, ― удовлетворенно повторил Лацис. Он явно сверял ответы с написанным на листке. ― А детей у вас сколько?― Трое.― Трое, ― согласился цензор. ― Ну что ж, разрешение на переиздание вашей книги мы дадим. Тем более, товарищ Игнатьев ходатайствует. Но надо кое-что исправить, так сказать, улучшить.― Исправить или улучшить? Лацис открыл книгу наугад и прочитал:― Оливье. Рябчики, тьфу, дрянь какая. Кабак тот московский, как его… закрыли давно, теперь там Дом крестьянина и кинотеатр «Труд». Всё это оливье есть прямой путь в пьянство и мордобитие. А могут ведь и рождественскую ёлку соорудить, а это чем пахнет? Чем?― Хвоей, пряниками, ванилью,― неуверенно предположила Пелагея Павловна.― Контрреволюцией! Так что, всё французское из книги надо убрать.― Но это никак невозможно. Французское влияние на русскую кухню трудно переоценить. Мой учитель, Федор Андреевич Зеест, написал глубокую работу на эту тему, я могу вам принести… или пересказать.Лацис снова поднял палец вверх.― Это не моё решение. Так решила партия. Хотите переиздать ― убирайте.― О, боже, ― вздохнула Пелагея Павловна.― А завтра скажете и русскую кухню убрать?― А может и скажу, ― отозвался Лацис, ― советский человек строит новую страну. И все эти пережитки могут оказаться не нужны. А пока идите, работайте. Как не глуп был инспектор, а ведь оказался прав. Закончился НЭП, наступил 1929 год и советскому человеку стало не до кулинарии. Пришёл голод, страшный голод.]]

См.также

Внешние ссылки