История из жизни:70715
Середина семидесятых прошлого (блин!) века. Осень. Колхоз. Картошка.Академический институт выезжает на картошку в полном составе. В баракахмест не хватает. Молодые специалисты живут в палатках. Я из них. Моиосновные, жизненные ориентиры (кроме Науки) - где что выпить, и, что тампригодное, для того-самого, шевелится? Пьем так, как будто у каждого вЗИПе по второй печени. Вечер. Пьянка. Определена target - незнакомаябелокурая девица. Тактика - незатейлива. Чем больше выпьет девица - темпроще «подход к снаряду». Девица напивается и начинает«диссидентствовать» - несет коммуняк всяко-разно. Выясняется, что самаона «исконная» пруссачка - дите поражения Дойчленда в ВеликойОтечественной. На все мои незатейливые попытки увлечь ее в сторонупалатки - отвечает мне, что русские изнасиловали ее Фатерлянд. Глядя наменя бессмысленно-пьяными, но исконно арийскими глазами цвета бледнойнемочи, вдруг, говорит мне: «Русская свинья - отдай мне Кенигсберг». Я -ей, с интонацией Яковлева: «Кенигсберг? Да, забирай его нафиг».Потрясенная моей щедростью барышня позволяет увлечь себя в палатку.Полный «лямур».Утро. Похмелье. Барышня, вероятно, слабо помня вчерашнее, и переживая нестолько за свое «грехопадение», как за свое «диссидентствование»(семидесятые - парткомы и ЧК с «профилактированием»!), а может, ищародственную диссидентскую душу, спрашивает: «А ты что, и, правда,считаешь, что Кенигсберг надо отдать Германии? Отвечаю с простотойСоветского человека: «Какой, нахрен, Кенигсберг? Сходи, лучше, посмотри,может, где похмелиться осталось…» Фырканье, злобный шепот: «Скотина».Конец «лямур». Зато - Калининград наш. До сих пор. Президентам бы, нашимпоучиться!
См.также
Внешние ссылки
