История из жизни:79659
Повесть о первой любви.Тут один не в меру внимательный читатель заметил, что у меня в каждойистории либо еврейский вопрос, либо кто-нибудь за кем-нибудьподсматривает. Интересовался, что бы это значило с точки зрениясовременной психиатрии. А у меня, как нарочно, следующая история сразу ипро подглядывание, и про евреев. Все, хана, вызывайте перевозку. Ноисторию я все равно расскажу.Вокруг нашего города было несколько пионерлагерей. Два лучших,расположенные на берегу озера, принадлежали стройтресту и мясокомбинату.Между ними шла постоянная война, усугублявшаяся тем, что этим же двуморганизациям принадлежали городские футбольные команды. Мои родители неимели никакого отношения ни к кирпичам, ни к сосискам, но друг отца,дядя Фима Рахлин, был каким-то строительным начальником и каждый годдоставал две путевки - для меня и для своей дочки Риты, моейодноклассницы. Кажется, он отвечал за состояние дорог, потому чтоперекресток, на котором круглый год стояла самая большая в городе лужа,называли "площадью Рахлина".Рита потом пополнела и подурнела, но тогда, в детстве... Тоненькая,большеглазая, золотисто-смуглая, умная и насмешливая - она очаровывалавсех. Я был в нее влюблен пламенно и тайно, даже не с первого класса, ас четырех или пяти лет, когда впервые попал к ним в гости и мы вдвоемстроили сказочной красоты дворец из разноцветных пластмассовыхкирпичиков. У меня дома был похожий набор, но много беднее и хуже,кирпичики в нем сцеплялись крайне неохотно и легко разваливались. А дядяФима, как я сейчас понимаю, сумел где-то достать настоящее Лего. Рита омоих чувствах не догадывалась и была сильно удивлена, когда я, спустяуже порядочно лет после окончания школы, упомянул о них в случайномразговоре. Не в тему, но не могу не вспомнить, что именно у Рахлиных явпервые прочел Булгакова, услышал Окуджаву и Кима.Лагерные смены были счастливейшими периодами моего детства, не впоследнюю очередь потому, что давали возможность каждый день видеть Ритуне в глухом школьном платье, а в голубой пионерской рубашке с короткимрукавом, в ситцевом сарафанчике и даже в купальнике на берегу озера.Слегка огорчало то, что сосед по парте Мишка Гохберг (вот почему мойлучший друг и любимая девочка были единственными в классе евреями? видитбог, я не отбирал их по этому признаку); так вот, его отец работал намясокомбинате, и Мишка проводил летние месяцы через забор от меня, вовражеском лагере. С другой стороны, это давало хорошую отмазку отучастия в боевых действиях. На самом деле я элементарно трусил, нооправдывался перед собой и другими тем, что не хочу бить друга: Мишка,наоборот, отличался воинственностью и всегда был в первых рядахнападавших.Это было после шестого класса. Тринадцать лет, самый жеребячий возраст.Не удивительно, что на первом же ночном совещании в спальне мальчиковбыло решено организовать подглядывание за девчонками в бане. Мытьсяходили поотрядно. Баня представляла собой деревянный барак, состоявшийиз трех отсеков с раздельными входами: посредине собственно баня, справакочегарка, а слева - довольно большое пустое помещение, которое я занеимением лучшего термина назову подсобкой. В ней валялись черенки отлопат и еще какие-то палки, а по центру от пола да потолка шламеталлическая труба примерно полуметрового диаметра и совершеннонепонятного назначения. И главное, в стене, соединявшей подсобку сбанным отсеком, имелось окошечко. Видимо, в прошлой жизни баня служиластоловой, подсобка - кухней, а через окошечко осуществлялась раздача.Сейчас окошко было забито фанерой и закрашено, но разве это препятствиедля десятка озабоченных пионеров? Фанеру немедленно расковыряли иобнаружили под ней слой стекла, закрашенного с обратной стороны.Отскрести краску можно было только во время собственной помывки. Что ибыло с успехом проделано, но к тому времени не помытым по первому разуостался только седьмой отряд, шестилетние малявки. Смотреть там было нена что, тем не менее двое добровольцев сходили на разведку, вернулись идоложили, что система работает. Осталось ждать начала второгопомывочного цикла через десять дней.И вот торжественный день настал. Девчонки в сопровождениивоспитательницы и вожатой отправились мыться, группа злоумышленниковзабралась в подсобку. Первый приник к глазку, присмотрелся и вдругсплюнул в крайнем разочаровании:- Блин, они все в купальниках!Должно быть, за десять дней кто-то проболтался (были среди наспредатели, гулявшие под ручку в дальних аллеях), и девочки приняликонтрмеры. Заговорщики по очереди прикладывались к глазку, своимиглазами убеждались в крутом обломе и отходили. Я приложился последним...и остался. В поле зрения попала Рита, и я даже не заметил ухода ребят.Если бы я снимал фильм, то в этом месте сделал бы так. Плеск воды игомон девчонок постепенно стихают, остается тихая музыка. Расплываютсяочертания других тел, лавок и шаек. В кадре - только девочка в дымкебанного пара. Тут нет пищи для похоти: она в том же купальнике, вкотором я каждый день видел ее на пляже. Это просто очень красиво. Богзнает сколько лет прошло, но закрою глаза - и вижу эту картину.Мое блаженство было прервано самым мерзким и бесцеремонным образом. Ритузаслонил необъятный бюст в синем купальнике, послышался треск отдираемойдверцы. Видимо, я, забывшись, выдал себя каким-то звуком и привлеквнимание воспитательницы Веры Дмитриевны. Я едва успел отскочить испрятаться за трубу, когда Вера Дмитриевна окончательно открыла окошко,всунула голову в подсобку и стала поливать меня бранью и угрозами.Стыдила она мастерски, я мгновенно понял, что более гадкого поступканикогда в жизни не совершал - и уже не совершу, ибо буду с позоромизгнан из лагеря и ославлен на весь город, и мной будут пугать детишек.Дальше она подробно расписала мое будущее... если бы я догадался за нейзаписывать, то стал бы великим порнописателем. Джек Потрошитель,Ганнибал Лектор и Чикатило дружно отдыхают. Слегка отойдя от шока ичастично вернув пылающим ушам их основную функцию, я вдруг осознал, чтов своем страстном монологе Вера Дмитриевна не называет меня по имени -точнее, называет, но не моим, а последовательно перебирает именаостальных заговорщиков. Она не успела меня узнать - и никак не моглазаподозрить, поскольку я был на хорошем счету.Сложилась тупиковая ситуация: я не мог выйти из-за трубы и убежать,чтобы не быть узнанным, а Вера Дмитриевна не могла оторваться от окошка,чтобы меня не упустить. Но, увы, в конце концов она поняла, что можетпозвать кого-нибудь на помощь. И крикнула вожатой, чтобы та оделась иобошла здание кругом. Все, пришла моя смерть. Если бы я был ниндзей, товзбежал бы по трубе до самого потолка... и что? Деваться-то все равнонекуда. Нет, если бы я был ниндзей, то схватил бы вон ту острую щепку исделал себе харакири.Не стану рассказывать, как мой поступок прорабатывали на пионескомсобрании, что мне сказали родители и какими глазами смотрела на меняРита. Но не потому, что стыдно. Просто ничего этого не было. Как вамериканских боевиках, спасение пришло в последнюю минуту и с самойнеожиданной стороны.Пока я любовался Ритой и сгорал от стыда за трубой, на воле разыграласьочередная битва между стройтрестовскими и мясокомбинатовскими. Теснимыепревосходящими силами противника, стройтрестовские не нашли лучшеговыхода, чем забежать в подсобку. Преследователи ворвались за ними, и бойзакипел уже в помещении. Смешались в кучу кони, люди, и через мгновениераспознать одинокого извращенца в толпе взмыленных бойцов, одетых водинаковые голубые рубашки, стало уже невозможно. Воодушевленныйвнезапным спасением от позора, я подхватил какой-то кол, ринулся в гущубоя и обратил врагов в бегство, расквасив нос их предводителю -разумеется, Мишке. За драку нас, конечно, наказали, но это наказаниебыло даже почетно - особенно в сравнении с тем, которого я чудомизбежал.Вроде все. Но еврейская тема осталась не раскрыта, поэтому расскажу ещеодин эпизод, очень короткий и сюжетно не связанный с предыдущим. Всентябре того же года мы всем классом выходили из школы, и наш главныйдвоечник и отморозок крикнул Рите вслед:- Жидовка!Я уже упоминал, что рос трусоватым мальчиком, драться не умел и нелюбил. Но тут что-то сработало впереди инстинкта самосохранения. Мойпортфель как бы сам собой пришел ему в харю. Он стоял спиной кзаборчику, отделявшему двор от пришкольного участка, и завалился за этотзаборчик, прямо в свежеполитые грядки. Полноценной драки не получилось:нас разняли ребята, потом он пару дней безуспешно караулил меня в темныхуглах, потом отвлекся на другие пакости.С точки зрения психологии тут интересны два момента. Во-первых, фамилияотморозка была Штрукман, но за восемь школьных лет (в девятом он ушел вПТУ) ни мне, ни кому-либо еще не пришло в голову заподозрить в немеврея. Срабатывал стереотип: ну не бывают евреи такими.А во-вторых, не будь второго эпизода, я никогда не решился бы рассказатьо первом. Умер бы от стыда.(с) Филимон Пупер
См.также
Внешние ссылки
