Русская Википедия:Ванька-взводный

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Ванька-взводный или Ванька-ротный — собирательный образ русского офицера ротного звена, на которого кладется тяжкая ноша военных будней и боевой подготовки в мирное время.

Ванькой-взводным или ванькой-ротным в современном армейском лексиконе принято называть офицера, по разным причинам не имеющего перспектив служебного роста выше батальонного звена.

Словарное определение

Словарь русского военного жаргона под редакцией д.ф.н., проф. В. П. Коровушкина даёт следующее определение:

Ва́нька-взво́дный м. пренебр. — командир взвода. СВ и ВПВО: солдат и офицер.

Согласно словарю, данное выражение существует, как минимум, с 1941 года по настоящее время[1]. Подтверждение того, что выражение употреблялось в самые годы войны, можно встретить в воспоминаниях многих ветеранов-фронтовиков. Александр Леонов в своих воспоминаниях пишет о том, что в решающий момент Сталинградской битвы, в батареях как раз не хватало самых нижних чинов — командиров взводов, которых и называли тогда «ванька-взводный»[2]. С документальной точностью происхождение выражения удалось подтвердить писателю Сергею Михеенкову, изучив дневники погибших офицеров и найдя среди них дневник младшего лейтенанта Олега Овсянникова, который погиб в 1943 году под Жиздрой. В своей записи в дневнике за 24 июня 1943 г., Овсянников проливал свет на суть понятия. Ванька-взводный — это было общее прозвище, которым старшие офицеры называли пехотных лейтенантов Великой Отечественной войны, командиров стрелковых взводов. В их среде бытовала поговорка: «Больше роты не дадут, дальше фронта не пошлют…»[3]. Позднее, эта фраза и её производные стали частью самостоятельного армейского фольклора о злоключениях Ваньки-взводного (см. Персонаж в армейском фольклоре)

Д.ф.н., профессор, декан филологического факультета ДонНУ Евгений Отин отмечает что словосочетание прочно вошло в повседневный лексикон и стало ассоциироваться с личным именем Иван (Ванька)[4]. Как отмечает председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, национальность командира играла при этом третьестепенную роль, будь он даже татарином, он продолжал оставаться «ванькой-взводным»[5]

Литературный персонаж

Несмотря на то, что само словосочетание вошло в обыденный лексикон военных, начиная с самых первых дней Великой Отечественной войны, оно долгое время не выходило за рамки устного фольклора. Первое появление ваньки-взводного в художественной литературе содержится в повести Виктора Петровича Астафьева «Пастух и пастушка», впервые опубликованной в журнале «Наш современник» в 1971 году (№ 8), впоследствии — многократно перепечатанной миллионными тиражами на протяжении более трёх десятилетий, в 1970-е, в 1980-е, 1990-е и 2000-е годы. Астафьев писал о своих планах написать большой одноименный рассказ о войне ещё в своём письме писателю Евгению Городецкому от 27 декабря 1972 года. Однако большой рассказ так и не был издан. Сам же Виктор Астафьев в будничной своей жизни называл ваньками-взводными друзей — писателей-фронтовиков Василя Быкова и Юрия Бондарева[6]. Именно там, на передовой, для фронтовика Виктора Астафьева были и настоящая справедливость, и настоящая свобода, что он старался выразить в своих в произведениях. Война стала для многих людей той отдушиной, где человек мог проявить свои лучшие качества, — так характеризует строки об астафьевском «ваньке-взводном» историк Дмитрий Калихман[7]. Сам Астафьев незадолго до распада Советского Союза опубликовал статью в журнале «Родина» под названием «Окопная правда», в которой описал несправедливость, царившую в войсках, несправедливость, которая невидимым водоразделом встала между сражавшимися на передовой фронтовиками и засевшими вдали от передовой тыловиками:

«Справедливость единственно где была, так это на передовой, на самой-самой. Сейчас пишут: комиссары тут, артисты в окопах, газетчики, фотокорреспонденты. Да ничего подобного! Спросите об этом у настоящего честного фронтовика, у кого мозги ещё не свихнулись. Никаких комиссаров, никакого НКВД, никаких следователей, которые в кино по окопам лазят. Да они обделаются ещё на подходе к передовой! Никого там из них не было, там самый главный был Ванька-взводный с засаленным пузом — бегает с пистолетом, матерится… Ну и где-нибудь поблизости командир роты. А командир батальона — это уже барин, ему отдельно кушать подано и всё такое… Вот здесь была справедливость, вот здесь была свобода. И это меня потрясало. Уж здесь говорили чего хотели и делали чего хотели. И Бог им судья»[8].

Прошедший почти всю войну на передовой, участник Ржевской битвы Александр Ильич Шумилин в своих воспоминаниях «Ванька-ротный» глубже раскрывал эту фронтовую несправедливость:

Шаблон:Начало цитаты …если вы увидите увешанного наградами, знайте, что любая из [них] имеет обратную сторону. Воевали и шли под свинец не те, кто погонял нас, ротных, по телефону, не те, кто рисовал на картах кружочки и стрелы, не те, кого стригли и помадили [в тылу]… Начальники… по телефону требовали, угрожали… расправой, крыли трёхэтажной матерщиной. А когда я являлся с докладом — снисходительно улыбались… иронично удивляясь… [и] не стеснялись прямо в глаза спросить: — Ты ещё жив? А мы думали, что тебя убило! И деревню не взяли?.. Смотри[те] — он даже не ранен!.. Невидимая стена разделяла фронт на два лагеря. Одни сидели в тылу… за солдатскими спинами, а мы ценой своей жизни и крови добывали им деревни. Чем тупей и трусливей были они, тем настойчивей и свирепей гнали… нас вперёд. Мы были жертвой их промахов, неумения и неразберихи. Все эти прифронтовые „фронтовики“ и „окопники“ должны [теперь] тихонько сидеть… гадить в галифе и помалкивать в тряпочку о том, что они воевали и видели войну, чтобы ненароком не испачкаться в собственном дерьме… Я служил службу „погонялы“ своих солдат на верную смерть. В этом я признаюсь, беру на себя вину [и] каюсь — на мне лежит этот тяжкий грех. А начальники мои перед солдатами остались не виновными. Они… не кричали, в атаку их… не гнали, трибуналом не пугали, [ведь] у них были для этого командиры рот — Ваньки ротные!.. Не думайте, что я что-либо сгущаю, мне иногда от обиды просто хочется всех подальше послать! Как они только выжили, сидя у нас за спиной?!.. Мы были тем мусором, цена жизни которого была мала и ничтожна…[9] Шаблон:Конец цитаты

Суть

Сущность той ситуации, в которой находится младший офицер на фронте, и почему он зовётся ванькой-взводным, весьма ёмко объясняют ветераны войны Борис Рабинер и Владимир Эдельман, прошедшие все ступени батальонной офицерской лестницы, от взводного, ротного до комбата. По их собственному признанию, каждый ветеран, хотя бы раз участвовавший в атаке в рукопашном бою, помнит тревожную ночь ожидания перед боем, когда сапёры уже заканчивают делать проходы в минных полях и проволочных заграждениях, начинается артподготовка и вот-вот хриплые голоса взводных подымут бойцов в атаку: «Вперёд! За Родину!». Особенно трудно, по их признанию, было оторваться от бруствера и подняться во весь рост. А затем, в мыслях наступавших уже не было ничего, кроме того, как добежать до вражеского окопа, успеть выстрелить и вонзить штык винтовки во врага первым, бросить гранату, вцепиться врагу в горло… Только одну-две атаки мог пережить пехотинец, а Ванька-взводный — главный герой войны — жил не более месяца на фронте[10]. Продолжая тему, Арон Шнеер указывает на неосведомлённость ваньки-взводного. Если бы в 1941 г. советский ванька-взводный знал, что броня у немецкого танка Т-I — 15 мм и пробивается бронебойной пулей, и что брод глубиной 80 см он не берёт, то он бы через Припять не бежал, а на этом берегу сидел бы и ждал, когда этот танк в воду сунется и сам утонет. Да и зная о том, что немецкая пушка образца 1912 года дальше 8 км не стреляет, он бы на 20 км не бежал. Но ванька-взводный этого не знал…[11] Известный советский диссидент Виктор Некрасов, сам в молодые годы бывший офицером Красной Армии, уже находясь в эмиграции, в своих воспоминаниях писал, что и в старости питает к армии любовь и уважение. Более того, она, по его словам, была для него родной, и не было ничего ближе для него, чем друг-фронтовик, Ванька-взводный[12].

Советский литературовед, доктор наук, профессор Мариэтта Чудакова в одной из статей, посвящённых военному времени, вспоминала откровения своего старшего брата Д. О. Хан-Магомедова (впоследствии — известный советский теоретик уголовного права), который после двухмесячного ускоренного обучения на младшего лейтенанта был отправлен на фронт. «Знаешь, что такое Ванька-взводный? Это взвод встаёт в атаку, а я за ним — с наганом!..»[13]

Характеристика персонажа в произведениях других авторов в жанре прозы и поэзии

Писатель Георгий Владимов в своей книге «Генерал и его армия», удостоенной Букеровской премии (1995) и премии им. А. Сахарова «За гражданское мужество писателя» (2000), освещает события Великой Отечественной войны, где озвучивает в том числе и мысль о том, что девятнадцатилетние мальчишки — ваньки-взводные — и вытягивали на себе войну, и никем этих мальчишек было не заменить[14].

Схожую мысль можно встретить у другого писателя-фронтовика Владимира Тендрякова, согласно которому Ванька-взводный — это, образно говоря, позвонок, мелкая косточка в становом хребте армии, на котором всё держится[15].

Писатель Владимир Богомолов в своей книге «В кригере» делится размышлениями о своих ровесниках-фронтовиках и поколениях будущих офицеров, в каждом из которых ему видится Ванька-взводный времен войны, выражаясь словами самого Богомолова: «Безответный бедолага — пыль окопов и минных предполий»[16]. Вдова В. О. Богомолова Раиса Глушко позже уточнила, что этими словами писатель хотел наиболее лаконично выразить боль своего сердца и чувство бесконечного долга перед теми, кто не вернулся с войны[17].

В романе Евгения Фёдорова «Жареный петух», опубликованном в журнале «Нева» в 1990 году, Ванькой-взводным автор называет персонажа произведения — бригадира лесоцеха, фронтовика Глядковского[18].

Поэтессой Юлией Владимировной Друниной написано увидевшее свет многотысячными тиражами одноименное стихотворение, противопоставляющее штабным генералам ваньку-взводного, привычного к боям, тяжкому окопному быту и лишениям — «малюсенький винтик в исполинской махине войны». Ключевая идея стихотворения Друниной — вклад безымянного ваньки-взводного в Победу над фашизмом, который, по мнению Друниной, превышает таковой ото всех остальных командиров всех рангов[19].

В поэзии Бориса Слуцкого также имеется стихотворение, посвящённое ваньке-взводному, в котором героя судят судом военно-полевого трибунала, после чего расстреливают. Слуцкий на этом примере пытается передать другую нелицеприятную сторону фронтового житья-бытья младшего офицерского состава, которая заключается в том, что ответственность за все ошибки и просчёты командования в итоге ложится на рядовых исполнителей высшей командирской воли — окопных командиров[20].

Свой ванька-взводный есть и у поэта-фронтовика Владимира Семёновича Жукова. Жуков, — пишет о нём в своей рецензии профессор Ивановского государственного университета Леонид Таганов, — как никто знал «чернорабочую» сторону войны. В его поэзии принципиально и настойчиво утверждалась та «окопная правда», которую сполна познал и он сам, и его товарищи. Надо было ощутить войну изнутри, побыть лейтенантом, «а по-фронтовому — ванькой-взводным, без которого нельзя представить будни минувшей войны, чтобы так писать о ней, как писал Жуков», — заключает Таганов[21].

В армейском фольклоре с 1960-х гг. по настоящее время

Бытовавшая в среде пехотных лейтенантов Великой Отечественной войны поговорка «Больше роты не дадут, дальше фронта не пошлют…» практически без изменений дошла до сегодняшнего дня[3]. В армейском фольклоре мирного времени также распространён вариант «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют», обыгрывающая положение младшего офицера-взводного, служащего в отдалённом гарнизоне: с одной стороны, самая низшая должность и незавидное состояние, с другой, почти никакие служебные упущения не могут привести к ухудшению положения, так как хуже уже просто некуда. Помимо этой поговорки в армейском фольклоре распространились и другие, ключевым персонажем которых был Ванька-взводный. Шаблон:Врезка Генерал инженерных войск Олег Рогожкин, вспоминая свои лейтенантские годы, пишет о том, что данный курьёз был не просто стечением обстоятельств, но самым настоящим войсковым принципом[22].

Кандидат филологических наук Ольга Золотоверхая отмечает, что весь этот фольклор явился частью оппозиции «военные-гражданские». Активность представителей военного ведомства (генерал, ефрейтор, взводный, замполит), представленная в паремиях, не связана с военными действиями, а описывает поведение данных субъектов в мирное время[23].

См. также

Примечания

Шаблон:Примечания

Шаблон:Викисловарь Шаблон:BC