Русская Википедия:Капитализм как религия

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Шаблон:Литературное произведение

«Капитализм как религия» — неоконченная работа Вальтера Беньямина (1892—1940), написанная в 1921 году. Опубликована в 1985 году. Относится к ранним наброскам Беньямина по вопросам социальной и политической теории, религии, теории историиШаблон:Переход.

Во фрагментеШаблон:Ref+ Беньямин утверждает, что капитализм следует считать религией. Данный тезис опровергает известную идею Макса Вебера о протестантской трудовой этике как условии возникновения капитализмаШаблон:Переход. Беньямин не даёт точных определений, однако выделяет основные черты капиталистической религии: её радикальность как чистого культа без догматики, перманентная длительностьШаблон:Переход и нацеленность на наделение виной, а не на искуплениеШаблон:Переход. Полемизируя с Вебером, Беньямин характеризует отношение капитализма к христианству как «паразитическое»Шаблон:Переход.

Автор использует аллегории и метафоры, центральное место во фрагменте занимает образное понятие Schuld, в разных контекстах интерпретируемое как вина или долгШаблон:Переход. Капиталистический культ инициирует необратимое движение возрастания вины, обвиняет даже «самого Бога»Шаблон:Переход, что приводит к безысходности и отчаянию и в конечном счёте к разрушению мираШаблон:Переход. Беньямин критикует Фридриха Ницше, Карла Маркса и Зигмунда Фрейда за то, что их теории воспроизводят логику движения капитализмаШаблон:Переход. Из текста неясно, предполагает ли автор возможность преодоления капитализма и выхода из тотальной системы виныШаблон:Переход.

«Капитализм как религия» впервые в творчестве Беньямина даёт теологическую интерпретацию капиталистического модерна, намечая будущие исследования его мифологического измерения в «Пассажах» и других поздних работахШаблон:SfnШаблон:Sfn. Фрагмент привлёк внимание специалистов в начале XXI векаШаблон:Переход в связи с повышением интереса к наследию Беньямина в общем историческом и политическом контексте постсекулярного времениШаблон:Переход. Идеи фрагмента о капитализме как религиозной формации развивает известный итальянский философ Джорджо АгамбенШаблон:Переход.

Краткое содержание

Текст Беньямина начинается с утверждения, что капитализм следует считать религиейШаблон:Sfn, её цель — освобождение от «забот, мучений, беспокойств» (Шаблон:Lang-de), что заменяет ответы, которые ранее давали «так называемые религии» Шаблон:Sfn. Беньямин отказывается от доказательства своего тезиса, упоминая представление Макса Вебера о капитализме как о формации, обусловленной религией. Доказательство увело бы на «окольные пути всеобъемлющей полемики»; кроме того, мы пока не можем «затянуть сеть, внутри которой находимся сами». Беньямин добавляет, что настанет время, когда вопрос этот можно будет рассмотретьШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Автор выделяет три черты капитализма как религии. Во-первых, капитализм является «чистой религией культа», вероятно, наиболее радикальной из когда-либо существовавших. Любой элемент данного культа имеет смысл только в непосредственной связи с культом; утилитаризм получает религиозный оттенокШаблон:Sfn. Культ не имеет собственной догматики или теологии. Во-вторых, капиталистический культ никогда не прерывается, продолжается перманентно, «sans rêve et sans merci», в капитализме исчезают как будни, так и праздники, что приводит к «крайнему напряжению радений»Шаблон:Sfn. В-третьих, культ наделяет виной, поэтому, вероятно, это первый культ, нацеленный не на искупление, а на обвинениеШаблон:Sfn.

В этот момент, замечает Беньямин, начинается «обвальное и чудовищное» движение, в котором оказывается религиозная система капитализма — «безмерное сознание вины» стремится к культу не для её искупления, а для универсализации виныШаблон:Sfn. Даже сам Бог оказывается виновным, искупления нет ни в самом культе, ни в его реформировании или в отказе от него. В стремлении дойти до конца, до обвинения Бога религиозное движение капитализма достигает «последнего мирового состояния отчаяния», которое воспринимается как надежда и от которого «ожидается исцеление». Историческая беспрецедентность капитализма заключается в том, что религия больше не преобразовывает бытие, а превращает его в руины. Бог потерял трансцендентность, но не умер, а «ввергнут в человеческий удел»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Переход человеческой планеты по орбите абсолютного одиночества в дом отчаяния является этосом в смысле Ницше, сверхчеловеком, который сознательно служит религии капитализма. Беньямин добавляет четвертую черту капитализма: незрелый Бог капиталистической религии должен оставаться скрытым, только «в зените его виновности позволено обращаться к Нему»Шаблон:Sfn.

Теории Фрейда, Ницше и Маркса, пишет Беньямин, относятся к господству жрецов культа, выражая капиталистическое религиозное мышление. В теории Фрейда «вытесненное и греховное представление» является капиталом, производящим выплату процентов «преисподней бессознательного»Шаблон:Sfn. Философия Ницше превосходно выражает капитализм: сверхчеловек, разрушающий и пронзающий небеса в апокалиптическом «прыжке», воплощает не искупление, обращение, покаяние или очищение, а «предельное напряжение, взрывное, дискретное усиление»; Ницше сохраняет в этом усилении «мощи человеческого» религиозное вменение вины. Схожим образом Маркс пишет о социализме, который, не меняя направление движения, сменяет капитализм, получая от него проценты и проценты процентов от вины. В скобках Беньямин отмечает «демоническую двусмысленность» понятия Schuld (долг и вина)Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

Западный капитализм являлся паразитом христианства (а не только кальвинизма), поэтому в конечном счете история христианства суть история капитализма; христианство не было условием возникновения капитализма, а превратилось в него во времена РеформацииШаблон:Sfn. Беньямин конспективно сравнивает иконографию святых и денежные купюрыШаблон:Sfn и после списка библиографии пишет о «заботах» как болезнях духа капитализма. «Заботы» возникли от ужаса «духовной безысходности» и приняли социальный масштаб, они являются «указаниями» на социальные формы осознания виныШаблон:Sfn. Автор ставит методологическую задачу изучить эволюцию отношения денег и мифа в истории, до учреждения деньгами своего мифа. В конце текста утверждается, что древнее язычество воспринимало религию как нечто практическое и непосредственное, а не моральное или высокое; в непонимании своей идеальной или трансцендентальной природы язычество сходно с капитализмомШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Создание

Характеристика рукописи

О причинах и целях написания фрагмента почти ничего не известно. Короткий фрагмент из записной книжки является рабочей записью, наброском, а не оконченной работой. Текст состоит из трех рукописных листов небольшого формата, включает библиографию, замечания и комментарии. Автор ряда работ о Беньямине германист Уве Штайнер полагает, что текст состоял из трех частей. Первая часть занимает два листа, не имеет заголовка, снабжена ссылками; за ней на лицевой стороне третьего листа следует конспективная вставка с титулом «Деньги и погода» (вторая часть, по мнению Штайнера), затем — отдельные заметки и рабочие указания, снабженные ключевыми словами, библиография и снова разрозненные замечания и пояснения. Первая часть написана связным текстом, последняя часть состоит из коротких тезисов, набросков будущего исследования. Название «Капитализм как религия» вписано над последней частью на обратной стороне третьего листа. Cвязь с начальными рассуждениями создается размышлениями о заботе, в конце Беньямин возвращается к исходному пункту о практической функции религии в язычествеШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Фрагмент удалось датировать благодаря наличию библиографического списка, включающего книгу Эриха Унгера (вышла в январе 1921 года), работы Вебера, Эрнста Трёльча, Жоржа Сореля, Густава Ландауэра и Адама Мюллера. Издатели Шаблон:Нп3 и Шаблон:Нп3 на основе анализа ссылок (в частности, факта цитирования книги Мюллера во второй части) заключили, что фрагмент был написан не ранее середины 1921 годаШаблон:SfnШаблон:Sfn; комментаторы Михаэль Леви и Иоахим фон Соостен считали более вероятным конец 1921 годаШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Записи существенно отличаются от опубликованного варианта, в который издатели не включили вставку о погоде и деньгах, поместив её в примечания к «Улице с одностороннем движением» (том IV / 2). Эти заметки были связаны с планировавшейся Беньямином критикой фантастического романа Пауля Шеербарта «Lesabindio» (1913), о котором Беньямин писал в последние годы Первой мировой войны, а затем собирался вновь рассмотреть в широком контексте. Этот текст не сохранился. Заметки получили развитие в афоризме «Налоговая консультация» из «Улицы с односторонним движением» (1928)Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

Файл:Benjamin à Berne.png
Вальтер Беньямин в Берне в 1917 году

Фрагмент относится к ранним размышлениям Беньямина о мифе, искусстве и религииШаблон:Sfn, к домарксистскому периоду. Фрагмент вполне типичен для Беньямина и играет ключевую роль в развитии его интересов. Содержит одно из немногих высказываний Беньямина о Ницше и ФрейдеШаблон:Sfn. Как и в большинстве работ Беньямина, в тексте нет четкого разбиения на абзацы, нет четкой логики аргументации Шаблон:Sfn. Наряду с текстами того периода «К критике насилия» (1919) и «Теолого-политический фрагмент» (1921), «Капитализм как религия» представляет первый набросок теории истории и политической теории, показывает генезис мысли БеньяминаШаблон:SfnШаблон:Sfn. Штайнер полагает, что Беньямин планировал включить фрагмент, а также вторую критику романа Шеербарта и «К критике насилия», в масштабную работу о политике, которая должна была состоять из двух частей — «Подлинная политика» и «Подлинный политик»Шаблон:Sfn.

Проблема названия

Название фрагмента написано на обратной стороне последнего листа над заключительной частью после вставки заметок о деньгах и погодеШаблон:SfnШаблон:Sfn. По предположению германиста Шаблон:Нп3, заголовок был добавлен позднее, после написания страницы — на «титульной» странице оставалось достаточно места для заголовкаШаблон:Sfn.

Некоторые комментаторы, в частности, известный исследователь творчества Беньямина бразильско-французский социолог Михаэль Леви, считают, что название взято из книги марксистского философа Эрнста Блоха «Томас Мюнцер, теолог революции» (1921). В этом случае, полагает немецкий философ и литературный критик Вернер Хамахер, фрагмент мог быть написан не ранее конца 1921 годаШаблон:Sfn. Между Блохом и Беньямином имело место тесное интеллектуальное общение, они познакомились в Швейцарии, где провели большую часть Первой мировой войны; Беньямин считал книгу о Мюнцере окончанием работы Блоха «Дух утопии» (1918), на которую написал рецензию (утеряна). В подтверждение того, что Беньямин читал книгу БлохаШаблон:Sfn, Леви приводит цитату из письма Беньямина его другу Гершому Шолему от 27 ноября 1921 годаШаблон:Sfn: Шаблон:Начало цитатыНедавно [Блох] дал мне во время своего первого приезда сюда пробный экземпляр «Мюнцера», и я начал его читать. Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Другие считают вполне вероятнымШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn, что Блох заимствовал формулировку у Беньямина и затем использовал её в своей книге.

По мнению Вайднера, грамматически название ни является утверждением («Капитализм есть религия»), ни связывает две темы («Капитализм и религия»). Вайднер заключает, что название «Капитализм как религия» является перформативным — текст не раскрывает смысл названия, а начинается с указания: «Капитализм следует рассматривать как религию» (в английском переводе этот аспект смягчен — «можно»)Шаблон:Sfn.

Анализ

Христианство и капитализм: Беньямин и Вебер

Текст явно вдохновлен книгой Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1904)Шаблон:Sfn. Беньямин ссылается на Вебера в начале фрагмента, упоминая его мнение о капитализме как «религиозно обусловленной формации», а затем вновь возвращается к Веберу, к констатации, что реформаторское христианство не способствовало возникновению капитализма, а превратилось в капитализмШаблон:Sfn. В общей сложности Беньямин дважды цитирует Вебера — в тексте и в библиографии, где упоминается его «Сборник очерков о социологии религии» (1920), наряду с работой немецкого философа культуры Эрнста Трёльча «Социальное учение христианских церквей и групп» (1912)Шаблон:SfnШаблон:Ref+.

По мысли Вебера, протестантское аскетическое отношение к труду являлось условием возможности возникновения и развития западного капитализма. Вебер отмечал, что пуритане беспокоились об индивидуальности спасения, его нельзя было получить ни через общественные добрые дела, ни с помощью личной веры. Беспокойство облегчается при условии честного заработка и добросовестной бережливости в управлении земным благосостоянием, что приближает, но не гарантирует божью милость. Постепенно этика заслуженного материального благополучия становится мирской целью, а спасение отступает за горизонт. В конечном счете, по Веберу, эти практические и символические изменения порождают секулярный мир модерна, свободный и полностью имманентныйШаблон:Sfn. Веберовский тезис был направлен против основополагающей марксистской формулы, согласно которой социальное бытие определяет формы сознанияШаблон:Sfn. Позиция Вебера привела к одной из самых известных и продолжительных дискуссий в социальных наукахШаблон:Sfn.

Аргумент Беньямина, как правило, рассматривается как критическая инверсия или опровержение тезиса Вебера, высказывается и точка зрения, что возможность изменения в аргументации была заложена самим ВеберомШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Беньямин принимает представления Вебера о капитализме как динамической всепроникающей системе, которую невозможно остановить и от которой нельзя спастись. Если у Вебера капиталистическая машинерия будет работать, пока не «прогорит последний центнер горючего», то для Беньямина капитализм представляет теологическую конструкциюШаблон:SfnШаблон:Sfn. Беньямин следует рамке, заданной Вебером, пишет Штайнер, однакоШаблон:SfnШаблон:Sfn

Шаблон:Начало цитаты…переводит дискурс Вебера о непреодолимой силе капитализма обратно в религиозную плоскость, из которой капитализм возник в соответствии с собственным анализом Вебера.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Зачастую утверждается, что Беньямин «преодолел» или «превзошёл» ВебераШаблон:Sfn. Например, Хамахер отмечает, что для Вебера генезис предпринимательской ментальности был обусловлен содержанием некоторых религиозных представлений и потому представлял каузальное отношение. Генезис капитализма следует, хотя Вебер этого не говорит, логике рациональности самого капитализма, следовательно, методология Вебера является структурно капиталистической. Беньямин, напротив, определяет капитализм и протестантскую религиозность в одинаковых терминах, оба феномена обеспечивают ответ на «заботы, мучения, беспокойства»Шаблон:Sfn. По характеристике Леви, аргумент Беньямина заменяет «аксиологически нейтральный» тезис Вебера «антикапиталистическим обвинительным заключением»Шаблон:Sfn.

В то же время отмечается, что критика Вебера является стандартной процедурой в истории идей. Однако позиция Вебера, указывает Вайднер, была более сложной: он рассматривал отношения между протестантизмом и капитализмом не только как исторические, но и как структурные. Поэтому тезис Вебера является матрицей для любых обсуждений секуляризации, и преодолеть его не так простоШаблон:Sfn. Вайднер предполагает, что Беньямин не намеревался преодолевать Вебера, поскольку любая критика остается в рамках веберовской парадигмы секуляризации. Анализируя семиотику текста, Вайднер заключает, что Беньямин скорее использует Вебера, тезис о протестантской этике рассматривается Беньямином как культурное клише, к которому мы обращаемся для получения первоначального миметического знания о мире из текстов (в данном случае, из тезиса Вебера). Фрагмент является паразитом, живущим за счет дискурса социолога; в утверждении Беньямина паразитическая связь оказывается между тождеством и различием капитализма и христианства, между структурным и историческим подходамиШаблон:Sfn. С этой точки зрения имеет значение не истинность или ложность необычного и логически замкнутого утверждения о капитализме как религии или доказательство непрочной связи между ними, а аллегорическое движение между двумя взаимосвязанными полюсами мышленияШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Беньямин уклоняется от «всеобъемлющей полемики» на «окольных путях», не доказывая свой тезис и используя «любопытный аргумент»Шаблон:Sfn — метафору сети, в которой «мы находимся». По мнению американского философа и литературоведа Шаблон:Нп3, необычное словосочетание «всеобъемлющая полемика» (Шаблон:Lang-de) отражает более известное выражение «всеобщая история» (Шаблон:Lang-de) и обозначает не кульминацию истории, а скорее перспективу бесконечной войны мира с самим собой, в смысле войны всех против всех Томаса Гоббса в глобальном масштабеШаблон:Sfn. «Всеобъемлющая полемика»Шаблон:Ref+, по всей вероятности, приведет к воспроизводству капиталистической системыШаблон:Sfn. С. Вебер привлек внимание к тому факту, что Беньямин использует глагол stehen (Шаблон:Tr-de), а не «быть пойманным» — мы не пойманы в сеть, но находимся в нейШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Позиция любого критика, пишет немецкий философ Юдит Морман, неминуемо оказывается внутри капитализма как имманентной структуры, исключающей возможность внешней перспективыШаблон:Sfn. С точки зрения Морман, Беньямин решает методологическую проблему критической дистанции (признавая, что невозможно выйти за пределы сети) с помощью фрагментарной формы текста, противостоящей имманентной и холистической природе капитализмаШаблон:Sfn.

Файл:Max Weber 1894.jpg
Макс Вебер

Загадочное описание капитализма как религии, указывает немецкий социолог Шаблон:Нп3, на первый взгляд является проблематичным: его нельзя проверить через стандартное родовидовое определение. Для этого следовало бы сначала найти общее понятие религии, а затем уточнить, можно ли под него подвести феномен капитализма наряду с традиционными религиями. В социальных науках до сих пор нет общего определения религии, от попытки её определить отказался даже Вебер, лишь описавший религиозные практики. Дойчман ссылается на тезис известного социолога Никласа Лумана: религию невозможно зафиксировать в родовидовых категориях, поскольку она уже есть род всех родов и всегда остается загадкой или шифром; Бог находится вне области смысла и символики, не означает ничего конкретного, он и спрятан, и открыт для наблюдения одновременно. Поэтому, заключает Дойчман, критерий сравнения капитализма и религии нельзя найти на уровне абстрактной, надысторической концепции религии, совпадение возможно только в негативном смысле — как совпадение парадоксов, с которыми сталкиваются при попытках определения обоих феноменовШаблон:Sfn.

Согласно одной из точек зрения, Беньямин использует понятие капитализма довольно расплывчато (что напоминает подход к определению буржуазного субъекта в Шаблон:Нп3 Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера) и, в отличие от Вебера и Маркса, считает его скорее аисторической категориейШаблон:SfnШаблон:Sfn, не сводя капитализм к экономической системе модерна. Американский германист Уильям Раш отмечает, что, согласно тексту, капитализм вовлечен в более широкое в исторической перспективе «обвальное и чудовищное движение» виныШаблон:Sfn. Из тезиса Беньямина о паразитических отношениях между капитализмом и христианством следует, что вся западная история должна восприниматься как развитие этой связи. По выражению теолога И. фон Соостена, христианство оказывается в состоянии родства с капитализмом, становится его первородным грехом, а капитализм выступает как первородный грех христианстваШаблон:Sfn. Как пишет немецкий философ и теоретик медиа Шаблон:Нп3, связь основывается на предпосылке, что теология является главной наукой об устройстве социальной реальности, а социальные феномены рассматриваются как религиозные архетипы, в сущности религиозные явленияШаблон:SfnШаблон:Sfn. В то же время, по мнению Штайнера, описание капитализма как религии поднимает для Беньямина вовсе не религиозные, а скорее политические вопросы. Он отказывается от обращения к религии или религиозным убеждениям как последним инстанциям, поскольку попытка прояснить отношения капитализма и религии привела бы к подтверждению сходства или общности двух явлений. Беньямин, напротив, стремится дистанцироваться от полемики и оставить вопрос открытымШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Критика капитализма рассматривается и как специфический метод, разработанный Беньямином на основе пересмотра идей йенских романтиковШаблон:Ref+ и направленный против инструментализации субъекта опыта объективными структурами (романтики выступали против инструментализации объекта, его коммодификации)Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Религия и капитализм рассматриваются, следовательно, с точки зрения их воздействия на социальные формы опыта, скорее в контексте социальной психологии, а не в социологических терминахШаблон:Sfn. Беньяминовская атака на тезис Вебера о протестантизме трактуется и как критика ложных форм аскетизмаШаблон:Sfn (например, за скрытый консьюмеризмШаблон:Sfn), но автора фрагмента, в отличие от Маркса, Дьердя Лукача или Адорно, не слишком интересуют социальные и экономические последствия капитализма (отчуждение и овеществление) для рабочего класса или этическая критика консьюмеризма в современном смыслеШаблон:Sfn. Капитализм можно понимать как универсальное условие, имманентную структуру, форму жизни, которая исключает существование автономных областей, не затронутых логикой капитализмаШаблон:Sfn. Капитализм становится мишенью для критики, поскольку устанавливает фундаментальную антикритическую асимметрию между субъектом опыта и объектом производства (марксов товарный фетишизм — социальное отношение, маскирующее себя как отношение между вещами), что Беньямин трактует как упадок или утрату опыта, что характерно для общества модерна. В этой перспективе капитализм понимается как воспроизводящая себя структура, которая уничтожает миметическое знание и порождает некритические и нерефлексивные формы мышления и действияШаблон:SfnШаблон:Sfn.

В конце фрагмента капиталистический культ сравнивается с язычеством, что, по мнению Леви, несколько противоречит первому тезису о христианствеШаблон:Sfn. Поэтому ряд комментаторов полагают, что капитализм означает возвращение язычества или неоязычество и, следовательно, противостоит моральной или даже религиозной позицииШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Религия сохраняет определённое и определяющее значение и функцию, пока сохраняются человеческие cтрадания и заботы и, следовательно, существует потребность в системе ответовШаблон:SfnШаблон:Sfn. Немецкий философ и экономист Шаблон:Нп3 отмечает, что Беньямин считает капитализм ошибкой, неудавшейся религией, критикуя в первую очередь невыполнение заявленных с самого начала обещаний, обман ожиданий (общественное благосостояние у Адама Смита)Шаблон:Sfn. Капитализм затягивает в мир мифа — мир без личности, свободы и ответственности, искупления и покаяния; превратившись из паразита христианства в его хозяина, капитализм заменил избавительный потенциал христианства мифом. В статье «Судьба и характер» (1919) Беньямин под влиянием своего учителя, главы Марбургской школы неокантианства Германа Когена, противопоставлял религию судьбе. Капитализм, следовательно, понимается как миф, а не как религия, хотя и надевает одежды религии, которая противостоит мифу, так же, как вера и искупление — судьбеШаблон:SfnШаблон:Sfn. Поэтому критику Беньямина можно считать не столько секулярной, сколько нацеленной на капитализм как неоязыческую структуру, радикальную мистификацию, упраздняющую любую религию и любые формы религиозного опыта. Эта группа интерпретаций подвергается критике за сведение позиций Беньямина к религиозному дискурсу — борьбе между подлинной и ложной религиейШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Другие исследователи полагают, что и христианство, и капитализм оцениваются Беньямином как языческие, «так называемые» религии. По мнению Хамахера, Беньямин, как и Коген, понимал под язычеством не столько античный политеизм, сколько доктрину первородного греха, распространённую на области веры, мышления и поведенияШаблон:SfnШаблон:Sfn. С этой точки зрения, единственной искупительной религией (вероятно, под влиянием Когена) Беньямин считал монотеистический иудаизмШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Штайнер, напротив, утверждал, что Беньямин жестко разграничивал религиозные формы сознания (включая капитализм) и политическое сознание, сфокусированное на профанной идее счастья. По мнению американского философа Натана Росса, интерпретация Штайнера не учитывает тот факт, что капитализм понимается Беньямином как крайне сомнительная религияШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. С точки зрения Раша, капитализм во фрагменте представляет религию в чистом виде (Шаблон:Lang-de), Беньямин описывает удлинённую диалектику секуляризации, которая привела к коллапсу в первобытную имманентность (язычество) под властью новых капиталистических богов, причем в этой имманентности возвращается трансцендентностьШаблон:SfnШаблон:Sfn. Взвешенную оценку представляет Больц: позиция Беньямина находится на равном удалении как от секуляризации, так и от политической теократии, поскольку религия не влияет на содержание политики и права. Как отмечает Больц, для Вебера любое социальное положение тоже соотносится с перспективой вечности, однако духовная составляющая (призвание) исчезает из профессии; Беньямин же остается теологом в той степени, в какой сохраняет перспективу покаяния и катарсисаШаблон:Sfn.

Формулировка Беньямина имеет связь с тезисом Блоха, который в книге о Томасе Мюнцере также рассматривал капитализм как религию. В заключении главы о Жане Кальвине Блох разоблачает доктрину женевского реформатора, которая, по словам Блоха, «полностью разрушает» христианство и вводит «элементы новой „религии“ капитализма, возведенного в ранг религии и ставшего церковью Сатаны»Шаблон:Sfn. Согласно Блоху, современная капиталистическая экономика по вине Кальвина полностью освободилась от всех сомнений христианства. Кальвин ослабил противоречие между повседневной и будущей жизнью, тем самым «высвободив повседневность». Реформа Кальвина являлась не просто неправильным обращением с христианством, а отступничеством, даже новой религиейШаблон:SfnШаблон:Sfn. По мнению Леви, Беньямин не разделял позицию Блоха о протестантском предательстве подлинного духа христианстваШаблон:Sfn. Позиции Беньямина, отмечает Хамахер, были более радикальными: для него формула «капитализм как религия» определяла сущность не только капитализма, но и христианстваШаблон:Sfn.

Текст иногда относят к антикапиталистической традиции интерпретации Вебера. Если отношение Вебера к капитализму было амбивалентным, частью «аксиологически нейтральным», частью пессимистическим и смиренным, то «наследники» Вебера — Блох, Лукач, Эрих Фромм — «исказили» его идеи для яростной критики капитализма под влиянием социалистических или романтических воззренийШаблон:SfnШаблон:Sfn. Беньямин вернулся к тезису Вебера много лет спустя, в XI тезисе «О понятии истории» (1940), в котором подверг критике веру в прогресс у социал-демократов, основанную на протестантской трудовой этике, хотя имя Вебера не упоминалосьШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Отсутствие догматики и перманентная длительность

В описании черт капитализма как религии Беньямин радикализирует идеи Вебера, хотя и не ссылается на социолога, и придает им новое, намного более критическое содержание — социальное, политическое, философское, — противостоящее веберовскому тезису о секуляризацииШаблон:Sfn. Три черты представляют капитализм как радикальное явление, даже как исключение. Капиталистический культ является крайне специфической и необычной религиейШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Культ упраздняет любую догматику или теологию, любой смысл всегда находится в «непосредственном отношении» к культу. Связь между капитализмом и культом поэтому уникальна, её нельзя понимать количественным образомШаблон:Sfn. «Непосредственность» (Шаблон:Lang-de) отличает культ от иных религий, создавая его определённую автономию. Беньямин пишет в этом контексте об утилитаризме, который приобретает религиозное содержание; согласно С. Веберу, данный процесс имплицитно предполагает количественную оценку и даже некоторое обожествление числа и количества (формула утилитаризма — «наибольшее счастье для наибольшего числа людей»)Шаблон:Sfn. Культ обеспечивает непосредственность смыслов и ценностей в повседневной жизни, в его всеобщности и интенсивности синхронизированы средства и цели, действие и смысл, деньги и Бог, означающее и означаемоеШаблон:Sfn. Место догматики занимают действия, которые принимают форму культовых практик, ритуалов, не позволяющих выйти пределы установленной сети ценностей и смысловШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Как пишет Леви, с религиозным культом отождествляются утилитарные практики капитализма, включая инвестиции, спекуляции, финансовые операции, биржевую игру, покупку и продажу товараШаблон:Sfn. По мнению Больца, капиталистический культ есть культ товара, ежедневный «праздник товарного фетишизма», в котором меновая стоимость претерпевает изменения и становится объектом религиозного экстаза; Больц считает, что этот подход лежит в основе понятия «фантасмагория», ключевого для дальнейших работ БеньяминаШаблон:Sfn.

Отсутствие догматики в капиталистическом культе можно понимать как язычество или как теологический пантеизмШаблон:SfnШаблон:Sfn. Согласно немецкому теологу Шаблон:Нп3, формулировка Беньямина («без догматики») близка подходу немецкого экономиста Александра Рюстова, который, рассматривая пантеистические черты либерального капитализма, отождествлял единство Бога и природы (Deus sive natura) у Спинозы с невидимой рукой Адама Смита — саморегулирующимся силам рынка, благодаря которым частный эгоизм преобразуется в общее благоШаблон:Sfn. Сходство с «изначальным» язычеством, упоминаемое Беньямином в конце фрагмента, акцентирует практическое, утилитарное отношение к религии, не достигшее состояния рефлексии или самонаблюдения. Поэтому культ у Беньямина, отмечает Раш, не является сектой в смысле Вебера — сообществом, разделяющим моральные или трансцендентальные идеалы. Неверующему запрещено вступать в секту, но он не может избежать культаШаблон:Sfn.

Адепты культа, пишет Раш, могут быть верующими или неверующими, бедняками или безработными, сторонниками альтернативных точек зрения (как и сам Беньямин) или академическими марксистами, но все они имеют зарплаты, пенсии, автокредиты, ипотеки и т. д., то есть включены в капиталистический культ, из которого нет выхода вне зависимости от веры в его властьШаблон:Sfn. Культ функционирует не репрессивным образом, пишет Морман, и не потому, что он эффективен. В этом аспекте Беньямин расходится с традиционными марксистскими подходами, скорее сближаясь с современной социологической концепцией Люка Болтански и Шаблон:Нп3. Авторы «Нового духа капитализма» (1999) дистанцировались от веберовской трудовой этики и отказались от объяснения капитализма в терминах подавления. Их подход выводил на первый план материальное и нематериальное вознаграждение, мотивационные стимулы и механизмы расширения участияШаблон:Sfn. Однако, в отличие от Болтански и Кьяпелло, капиталистический культ Беньямина, по мнению Морман, связан с объективным механизмом, а не субъективной мотивацией. Капитализм не обладает мотивационными силами, поскольку не нуждается в них: участие не есть вопрос выбора, оно обязательноШаблон:Sfn.

Культ упорядочивает все аспекты жизни, затрагивая пространство и время. Несмотря на отсутствие догматики, культ является единственным источником смысла, что позволяет ему быть мерой самого себя и, следовательно, противостоять преобразующему воздействию времени. Если традиционные культы ограничены определёнными местом и временем, то капиталистический культ никогда не останавливается, не прерывается, не дает передышки. Культ обязателен для каждого индивида в любое время, требуя «крайнего напряжения радений». В результате упраздняется различие между будними и праздничными днями и учреждается гнетущая бесконечность праздника, из которой нет выхода — все дни посвящаются новому культуШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Перманентность ритуалов стирает границы между профанным временем и временем отправления культа, между профанным и сакральнымШаблон:SfnШаблон:Sfn. По замечанию Хамахера, любая связь между сакральным и профанным сжимается в одну точку непосредственного соприсутствия, в результате образ настоящего становится недифференцированнымШаблон:Sfn. В трактовке Соостена капиталистический культ является спектаклем, зрелищем, но не в марксистском смысле «театра подозрения», а скорее как подлинная драма, которая разыгрывается в эпоху Беньямина, причем культ не может исчезнуть, пока драма полностью не сыгранаШаблон:Sfn.

«Перманентная длительность культа» напрямую следует из веберовского описания эволюции кальвинистской морали. Беньямин, по всей видимости, иронично переворачивает описанное Вебером пуританское отрицательное отношение к религиозным праздникамШаблон:SfnШаблон:Sfn. Вебер признавал, что Реформация была направлена не на упразднение контроля над публичными и частными сферами, а на его усиление в форме внутренней, психологической самодисциплины (смелость и усердие). Стойкость пуритан Вебер считал подлинным героизмом, породившим ранний капитализмШаблон:Sfn. Пуритане мечтали быть профессионалами, писал Вебер; к началу XX века, отмечает Раш, героизм превратился в обязательную рутину, а добровольное самопреодоление стало принудительным самообезволиванием. В беньяминовском культе эта тенденция логически завершается, его адепты — роботоподобные «профессионалы»Шаблон:Sfn. Тезис Беньямина имеет явное сходство и с утверждениями Блоха в книге о Мюнцере. Для Блоха Бог в кальвинизме превратился в бухгалтерию, а чувство божественного редуцировалось до «парадоксального расслабления в мертвое воскресенье»Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Файл:Passage des Princes, Paris 2e.jpg
Пассаж Принцев (1860), современная реконструкция

Для описания перманентной длительности культа Беньямин использует французское словосочетание «sans rêve et sans merci» (букв. «без сна и cнисхождения»). Дословный перевод был опубликован в немецких и английских изданиях, однако в настоящее время большинство комментаторов полагаютШаблон:Sfn, что в тексте имеется опечатка и Беньямин имел в виду слово trêve (Шаблон:Tr-fr). Фраза, таким образом, читается как «без передышки и снисхождения». С. Вебер предположил, что Беньямин использовал выражение из стихотворения Шарля Бодлера «Вечерние сумерки» из сборника «Цветы зла»Шаблон:Ref+, переводом которого он занимался в 1921 годуШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Отсутствие передышки и прощения включает даже ночь в капиталистический рабочий день. В «Пассажах» (1930-е годы) Беньямин писал, что в Париже нет подлинных сумерек, так как электрическое освещение включается во время заката — даже естественная смена дня и ночи отменяется прогрессом техники (С. Вебер) Шаблон:Sfn. В то же время итальянский философ, теоретик культуры и переводчик Беньямина Карло Сальцани отметил, что увлечение Беньямина тематикой сна, его имманентной и глубокой связью с капитализмом возникло не ранее 1930-х годов. По другой гипотезе, выражение отсылает к десяти заповедям средневекового рыцарства, изложенным известным историком литературы XIX века Леоном Готье. Шестая заповедь предписывала сражаться с неверными «без отдыха и пощады»Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

Тезис о перманентности культа, по мнению С. Вебера, создает дилемму: бесконечная длительность культа противоречит тому, что он должен быть локализован, отправляться в конкретном месте и в конкретное время. Решение проблемы С. Вебер находит в обсуждении моды в «Пассажах», частью основанном на теории аллегории, разработанной в «Происхождении немецкой барочной драмы»Шаблон:Sfn. В этой монографии Беньямин отмечал спациализацию времени уже в XVII веке, превращение времени из повествовательного медиума христианской сотериологии в медиум театральный. Изменение восприятия времени и истории поместило в центр аллегории смерть, что, в свою очередь, способствовало появлению в XIX веке товарного производства, потребления и моды, которые пытались управлять смертью и временемШаблон:Sfn. Совмещая одинаковое и различное, ускорение и прерывание, скорость и силу, мода является арматурой, с помощью которой, полагает С. Вебер, капиталистический культ подчиняет пространство и время, превращая людей и вещи в элементы капиталистической сетиШаблон:Sfn.

Schuld: «долг-как-вина»

В центре фрагмента и рассуждений Беньямина находится образное понятие SchuldШаблон:Ref+, характеризующее третье свойство капитализма — «демоническую двусмысленность» — эквивалентность долга и вины; экономический долг всегда указывает на правовую, моральную или эмоциональную вину Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Как полагает Больц, тезис об универсализации вины в капитализме спорит с двумя концепциями — веберовским религиозно-социологическим обоснованием универсальности западной рациональности и фрейдовским психолого-религиозным основанием чувства виныШаблон:Sfn. По мнению Штайнера, понятие вины имеет ту же функцию, что и рациональность у ВебераШаблон:Sfn, проясняет структурное сходство между экономической и религиозной деятельностью через призму практической и магической рациональности, которая предшествует характерному для эпохи модерна отождествлению религии и иррациональностиШаблон:Sfn.

В западной теологии проблема виновности, с одной стороны, отсылает к первородному греху; с другой стороны, Schuld предполагает, в отличие от греха, возможность прощения как вины, так и долговШаблон:Sfn. Амбивалентный подход к экономике и морали, указывает Вайднер, не является изобретением Беньямина, а довольно типичен для Шаблон:Нп3 начала XX века. В этом смысле Schuld является оборотной стороной Wert (ценность) — ключевого понятия для таких мыслителей, как Генрих Риккерт, Георг Зиммель, Макс Вебер и др. Эти авторы полагали, что понятие культурных ценностей сформирует новую область исследований за рамками естественных и гуманитарных наук. В их понимании понятие ценности сближалось с культурными или даже вечными ценностями, скорее религиозными, чем экономическими, хотя последний оттенок подразумевалсяШаблон:Sfn. Леви находит схожие с беньяминовскими рассуждения у Вебера в его описании задолженности пуритан перед Богом, тяжкого и неумолимо возрастающего бремени ответственности за доверенное им имуществоШаблон:Sfn. Комментаторы отмечают и влияние на Беньямина Германа Когена, который в «Этике чистой воли» (1904) рассматривал вину и судьбу как элементы мифа, из которого возникают поэзия и религияШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Файл:Friedrich Nietzsche drawn by Hans Olde.jpg
Фридрих Ницше

Главным источником «демонической двусмысленности» Schuld для Беньямина является НицшеШаблон:Sfn. В Шаблон:Нп3 Ницше заметил, что «основное моральное понятие „вина“ (Schuld) произошло от материального понятия „долги“ (Schulden)»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Беньямин скорее всего читал «К генеалогии морали», хотя это точно неизвестно; косвенным доказательством, согласно Хамахеру, служит наличие в списке прочитанных Беньямином книг «По ту сторону добра и зла»Шаблон:Sfn. По Ницше, Schuld возникает из основания западной этики — древнего «договорного отношения между заимодавцем и должником», которое восходит к «основополагающим формам купли, продажи, обмена и торговли»Шаблон:Sfn. Вина, таким образом, является обязательством, долгом, гарантией, которая должна быть физически уплачена или обеспечена чем-то реальным. Важно, что, по Ницше, нельзя полностью освободиться от этой задолженности. Постепенно долг становится моральной и правовой виной и в конечном счете ведет к наказаниюШаблон:Sfn. Тем не менее, радикализация долга сохраняет возможность искупления через добропорядочное поведение, наказание или веруШаблон:Sfn. Кроме того, всеобъемлющая и возрастающая вина выходит за пределы социальных отношений, возникает чувство задолженности перед СоздателемШаблон:Sfn, напрямую связываемое Ницше с божественной природой и величием БогаШаблон:SfnШаблон:Ref+:

Шаблон:Начало цитатыВосхождение христианского Бога, как максимального Бога, достигшего пика градации, повлекло за собою и максимум чувства вины на земле.Шаблон:Конец цитаты

Беньямин принимает модель Ницше о самопорождении, самоконституировании вины в религиозном сознании и использует её для понимания капитализма как религии, прежде всего в рассмотрении роли долга в капитализмеШаблон:SfnШаблон:Sfn. Внося коррективы в рассуждение Ницше, Беньямин менее радикально использует Schuld, оставляя амбивалентность, не сводя вину к долгу и не устанавливая причинно-следственные связи между двумя понятиями — у Беньямина термин колеблется между двумя значениямиШаблон:Sfn. Вайднер сближает его с двойным знаком в семиотике франко-американского структуралиста Шаблон:Нп3Шаблон:Ref+. Двойной знак связывает два семиотических кода — капитализм как религия и капитализм, который не является религией (противоречие). Следовательно, заключает Вайднер, капитализм как религия вовсе не есть религия, а лишь демоническое проявлениеШаблон:Sfn. Как указывает Хамахер, для Беньямина двусмысленность как нечто нерешенное и недифференцированное упраздняет свободу (и освобождение) как возможность решения и подчиняет человека экономическим силам происхождения и преемственностиШаблон:SfnШаблон:Sfn.

«Демоническое», отмечает Вайднер, является ключевым предикатом творчества БеньяминаШаблон:Sfn. В ранних текстах и дискуссиях с Шолемом Беньямин относил к «демоническому» неправомерное смешение различных областейШаблон:Sfn, связывая Schuld с понятием Schicksal (судьба). Schuld формулировалось не как экономическое или религиозное понятие, а как мифическое («К критике насилия» и «Судьба и характер»)Шаблон:Sfn, близкое к демоническому, отличное от религиозного, не подлинно религиозное («Судьба и характер»)Шаблон:SfnШаблон:Sfn. В «Судьбе и характере» Беньямин разграничил понятие судьбы, возникшее из языческого мифа, связанное с порядком права и поддерживаемое «несчастьем и виной», и понятие характера, относимое к комедии и театру. В качестве сингулярных явлений комедия и театр противопоставлялись обобщающим вердиктам закона, вины и судьбыШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Беньямин замечает в «Судьбе и характере», что порядок права есть не более чем «пережиток демонической стадии в существовании человека», который вместо разрыва с древним порядком судьбы сохраняет и воспроизводит его, поэтому «право приговаривает человека не к наказанию, а к вине. Судьба для живущего неразрывно связана [Schuldzusammenhang] с виной»Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Во фрагменте фраза «капитализм и право. Языческий характер права» сопровождается ссылкой на «Рассуждения о насилии» СореляШаблон:SfnШаблон:Sfn. Раш полагает, что в основе понимания вины во фрагменте лежит обсуждение мифического и божественного насилия в «К критике насилия»Шаблон:Ref+. Мифическое насилие (закон) производит вину и воспроизводит структуру власти и насилия, причем в нём не разделены правоустанавливающие и правоподдерживающие функции (легитимность и легальность в терминах Карла Шмитта)Шаблон:Sfn. Божественное насилие, которое трудно определить в позитивных терминах, освобождает от вины, являясь чистым разрушением. По мнению Раша, понятие божественного насилия имплицитно присутствует во фрагментеШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Судьба и вина тесно связаны с понятием «голая жизнь» (Шаблон:Lang-de)Шаблон:Ref+, важным для ранних работ БеньяминаШаблон:SfnШаблон:Sfn. В статье «К критике насилия» Беньямин писал, что, согласно древнему мифологическому мышлению, Шаблон:CommentШаблон:Sfn. Как указывает С. Вебер, человек становится субъектом судьбы и, следовательно, вины, только если он сводится порядком права к естественному измерению, к биологическому существованию — голой жизни (чистой имманентности)Шаблон:Sfn. Парадоксальным образом такой редукционизм невозможен без рассмотрения жизни как автономной, что позволяет вписать человека в сеть вины (Шаблон:Lang-de). Задолженность перед другими интериоризируется и становится имманентным внутренним свойством, а не чертой, принадлежащей субъекту моральной виновностью (к примеру, первородный грех понимается как внутренняя причина смерти). В качестве вины Schuld определяет голую жизнь через действия и намерения, устраняя тем самым гетерогенность человеческого бытия и присваивая его. Судьба, заключает С. Вебер, есть присвоение посредством сети виныШаблон:Sfn. Капитализм, следовательно, есть система вменения вины (как и «так называемые» религии — язычество или христианство), которая приговаривает к вине и наказанию, чтобы нажиться на долге и одновременно увеличить егоШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Файл:Berlin Börse mit Friedrichsbrücke um 1900.jpg
Берлинская фондовая биржа. Около 1900.

В отсутствие догматики в капиталистическом культе, отмечает Раш, единство общества обеспечивается тотальной и вездесущей системой вины и долгаШаблон:Sfn. Долг не следует из свободного и подчинённого морали действия, а вписан в объективную структуру виныШаблон:Sfn. По мнению Росса, долг для Беньямина является основополагающим принципом капиталистической экономической системы, обратной стороной прибыли; с помощью долга капитализм воспроизводится и расширяется, капитал захватывает не только средства производства, но и труд, мышление, планирование, досуг и т. д.Шаблон:Sfn Если христианский Бог в качестве кредитора обладал индивидуальными чертами — любовью, пониманием или прощением, то в капиталистическом культе нет ни кредитора, ни должника, а есть только долг как абсолютный горизонт любого действия и мышленияШаблон:Sfn. Как отмечает Росс, в качестве основополагающего принципа капитализма Schuld имеет связь с Францем Кафкой, одной из важнейших фигур для литературной критики Беньямина. Вопреки теологическим интерпретациям первого поколения кафковедов, Беньямин вывел на первый план в творчестве Кафки опыт вины. В романе «Процесс» виновность Йозефа К. не обусловлена теологической верой, а происходит из повседневных ситуаций; возникает, в конечном счете, из желания понять непостижимый принцип организации социального мираШаблон:Sfn.

Schuld является и моральной, и исторической категорией, образующей специфическую констелляцию; в эпоху капитализма вина достигает апогея. Согласно Хамахеру, историческое время вины (область мифа и закона) противостоит этической сфере свободы и свободного действияШаблон:Sfn. Господство категории вины исключает опыт времени и истории, поскольку все времена связаны и синхронизированы через схемы каузальности и виныШаблон:Sfn. В трактовке Хамахера фрагмент представляет критику истории как вины, главным объектом критики выступают христианство как религия экономики вины и капитализм как детерминистская система религии долгаШаблон:Sfn. Следуя Хамахеру, австралийский философ Шаблон:Нп3 противопоставил два модуса исторического времени — религию, которая, как и капитализм, создает позиции субъектов и подчиняет себе пространство опыта и теологию, относящуюся к мессианскому прерыванию истории («этическое время», по выражению Хамахера, также отождествляемое с политическим временемШаблон:SfnШаблон:Sfn). Религия, судьба и вина представляют темпоральную логику бесконечного повторения одинакового, эта логика воспроизводится и в перманентной длительности капиталистического культаШаблон:Sfn. Хамахер приводит заметку Беньямина конца 1910-х годовШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыВина есть высшая категория всемирной истории, она гарантирует однонаправленность того, что случается.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Категория вины, по мнению Хамахера, во-первых, является генеалогической категорией, поскольку связана с «происхождением» (в древнегреческом смысле αιτια) — то, что происходит, следует из предыдущего и раскрывает что-то, заложенное в нём. Во-вторых, вина не действует как механическая причинность, историческая тотальность вины выходит за рамки причинно-следственных отношений в область морали, которая, как и свобода, находится вне причинного детерминизма (такой подход близок неокантианству Германа Когена в работе «Этика чистой воли»)Шаблон:Sfn. В-третьих, этиология времени и истории предполагает, по Хамахеру, специфическую причинность: вина является отношением нехватки и отсутствия и, определяя содержание истории, всегда порождает недостаток, неудачу, дефицитШаблон:SfnШаблон:Sfn. Тотальность Schuld означает, по мнению Соостена, что невозможно какое-либо иное обременение, относимое к будущему (прогресс) или прошлому (детство как состояние невинности — метафора рая). Schuld охватывает все времена, её невозможно погасить (погашение долга), оплатить (покупка) или осуществить предоплату (обмен, кредит, инвестиции)Шаблон:Sfn.

Вина для Беньямина, полагает Приддат, связана с проблемой обессиливания человека, вызванного дегуманизацией или отчуждением (в терминах Маркса), которое переводится в теологический регистр, умаления человека при капитализме. Оборотной стороной обессиливания является экспансионизм капитализма — «усиление человека», выражающее гордыню (гибрис)Шаблон:Sfn. Как пишет Приддат, Беньямин обращается к модели первородного греха, но использует её не в смысле теологической антропологии, а в исторической перспективе; Schuld относится к капитализму как конкретной исторической формации. Если изгнание из рая заставило человека трудиться, преобразовывать природу, то во втором грехопадении тотальная вина больше не является грехом, нарушающим божьи заповеди, а относится к социальным различиям в буржуазном обществеШаблон:Sfn. Возникновение капитализма связывается с социальными и технологическими изменениями, общество впервые отделяется от экономики, которая теперь подчиняется принципу производительности в условиях рыночной конкуренции и общественного разделения труда. Бремя труда сохраняется, но его целью становится повышение производительности, в результате упраздняется сотрудничество и растет отчуждение; иными словами, заключает Приддат, происходит второе грехопадение, в котором тотальная вина разрушает творениеШаблон:Sfn.

Виновный Бог

Всеобъемлющая и всевозрастающая вина подчиняет себе даже Бога. «Чудовищное» (Шаблон:Lang-de) движение капитализма, указывает С. Вебер, не просто создает Шаблон:Comment, но и подвешивает в пустоте сеть, место в котором мы стоим. В результате мы оказываемся в коллапсе (Шаблон:Lang-de) или погружении, то есть в чудовищном падении в бездну, в которое вовлечены не только мы, но и вся вселенная, включая Создателя, ставшего частью мироздания. Поэтому мироздание больше не является Его творением или образом, а стало безальтернативным процессом разрастания вины и отчаянияШаблон:Sfn. Как пишет Хамахер, падение Бога глубже, чем грехопадение Адама, сохранявшего связь с Богом, поскольку Бог отпал от самого Себя в отступничество, разобщенность, одиночество и отчаяние, которые исключают возможность невиновностиШаблон:Sfn. Включение (Шаблон:Lang-de) Бога в человеческий удел означает, что божественное отныне охвачено сетью виныШаблон:SfnШаблон:Sfn, властвующей над голой жизнью. С. Вебер отмечает, ссылаясь на записи Беньямина (1918), что наказанием для виновной голой жизни оказывается смертьШаблон:Sfn. В заметках Беньямин лаконично писалШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыСколько языческих религий, столько понятий естественной вины. Жизнь так или иначе всегда виновна, её наказание — смерть.

Одна из форм естественной вины — сексуальность как удовольствие и производство жизни.

Другая — деньги как простая возможность [bloße Möglichkeit] существовать.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Капиталистический культ, пишет С. Вебер, избегает смерти, в отличие от Бога, который, как и голая жизнь, наказывается смертьюШаблон:Sfn. Во фрагменте не раскрываются механизмы бессмертия капитализма — обмен и присвоение, эта тема была исследована позднее, в «Пассажах»; однако, согласно С. Веберу, Беньямин уже настаивает, что для воспроизводства системы капиталистического культа требуется определённый образ человека, обожествлённый в той степени, в какой очеловечен образ Бога. Потерявший трансцендентность Бог описывается во фрагменте в терминах несовершенства — зрелости и незрелости. Так как капиталистический культ нацелен на бесконечное самовоспроизводство и преодоление как собственного конца, так и голой жизни, то несовершенный Бог, следовательно, должен оставаться «сокрытым» (четвертая черта капитализма), хотя и доступным. К нему можно обращаться лишь в «зените виновности» — кульминации вины или задолженности голой жизни перед смертью (С. Вебер)Шаблон:Sfn.

Четвёртая черта капитализма, по мнению Хамахера, есть «тайна» вины Бога, виновного в своем небытии, в том, что Его нетШаблон:Sfn. Бог — это название для отсрочки, задержки, неудачи человеческих устремлений; своеобразный посредник, полагает Приддат. Отношения между людьми не могут мгновенно стать непосредственными (как предполагается, например, в революции), человек является слишком незрелым. Поэтому Беньямин вводит время ожидания, которое откладывает зрелость человекаШаблон:Sfn. С точки зрения семиотического анализа, Вайднер отмечает неожиданное появление скрытого Бога в тексте в качестве четвёртой черты капитализма. Формально тезис противоречит трем первоначально заявленным чертам капитализма, несоответствие читатель может посчитать свойством наброска. Вайднер объясняет резкий переход с помощью понятия «неграмматичность» Мишеля Риффатера, обозначающего насилие над грамматической или синтаксической нормойШаблон:Sfn. Согласно Вайднеру, различение в тексте Бога и религии имеет явное сходство с диалектикой незримого и зримого Бога (deus abscondicus и deus relevatus) в диалектической теологии Карла Барта и его последователей, противопоставлявших религию как область культуры трансцендентному Богу. Вайднер отмечает, что фрагмент оставляет нерешенным вопрос об открытости или сокрытости Бога, отражая неопределенность в образном рассмотрении капитализма как религииШаблон:Sfn.

По обобщению Хамахера, тезис о виновности Бога отвергает три возможные альтернативы: во-первых, внутри этой религии невозможно освобождение или искупление системы вины (несмотря на все обещания), она лишь конституирует вину и долгШаблон:Sfn. Во-вторых, невозможно реформирование религии: любая реформа (например, протестантская), как и любая социал-демократическая или социалистическая политика, должна исходить из чего-то, свободного от вины, но такого элемента нет. В-третьих, невозможно отречение от этого культа, поскольку любое отречение останется в логике вины — оно будет обвинением или обвинительным приговором. Провозглашение независимости от мифа не избавляет от него. Хамахер заключает, что освобождение невозможно ни внутри, ни вне системыШаблон:Sfn.

Отчаяние, заботы. Капитализм как руина бытия

Структурными следствиями универсальной системы вины и долга являются отчаяние и одиночество. После обвинения Бога экспансия капитализма достигает «мирового состояния отчаяния», становящимся, по Беньямину, «религиозным состоянием мира». Капитализм учреждает абсолютное отчаяние как универсальное условие — состояние вины, в котором невозможна надежда на избавление от вины в будущемШаблон:Sfn, поскольку любая надежда сама направлена в сторону отчаянияШаблон:Sfn. Одиночество и отчаяние следует понимать, полагает Хамахер, как эмоциональное опустошение, вызванное кальвинизмом (Вебер), муки совести под влиянием аскетических идеалов (Ницше) и отчаяние как болезнь к смерти (Сёрен Кьеркегор)Шаблон:Sfn. Если для Ницше религия являлась своего рода лекарством, хотя и превращавшим в больного, то для Беньямина капиталистический культ приводит не просто к болезни, а к отчаяниюШаблон:Sfn.

«Мировое состояние отчаяния» связывается с пессимистическим анализом М. Вебера, его «железной клеткой», в которой сила капитализма непреодолима и неизбежна, как судьбаШаблон:SfnШаблон:Sfn. В описании «абсолютного одиночества» как черты человека модерна Беньямин использует астрологическую метафору — прохождение человеческой планеты через домШаблон:Ref+ отчаяния, отсылая тем самым к Ницше: сверхчеловеку, астрологическим образамШаблон:Sfn и, вероятно, к циклической идее вечного возвращенияШаблон:SfnШаблон:Ref+. В этом ницшеанском описании, пишет Приддает, вводится новое измерение отчуждения, движение капитализма отчуждает человека дважды — от Бога и от самого себя. Орбитальное движение может быть эллиптическим или круговым, но в конечном счете является циклическим. Переход через отчаяние, отмечает Приддат, представляет лишь момент этого движения, за ним может следовать надежда; путь, однако, остается одинокимШаблон:Sfn. По мнению С. Вебера, движение подчёркивает реляционизм одиночества: речь идет не об отдельном индивиде, а о сложном сочетании (констелляции)Шаблон:Sfn.

Универсализация вины, достижение «мирового состояния отчаяния» и обвинение Бога приводят к исторически беспрецедентной ситуации, в которой религия больше не является «реформой бытия», а расчленяет его, превращая в руиныШаблон:Sfn. Беньямин подчёркивает неслыханность и беспрецедентность этого разрушения; капитализм, отмечает Хамахер, есть структура мышления, опыта и действия, которая полностью разрушает себя; расколотое бытие, которое становится чем-то другим, чем оно есть, одновременно раскалывает себяШаблон:Sfn. В качестве «руины бытия» капитализм заменяет быть на иметь, человеческие качества на качества товара, отношения между людьми на денежные отношения, моральные ценности на деньги (Леви)Шаблон:Sfn. Мотив разрушения бытия капитализмом не присутствует в тексте эксплицитно, эту тему развивали современные Беньямину критики капитализма, социалисты и романтики, включенные в библиографию фрагмента, — Густав Ландауэр, Жорж Сорель, а также консерватор-романтик начала XIX века Адам МюллерШаблон:Sfn. Слово Zertrümmerung (раздробление, расчленение или превращение в развалины, руины) явно предвосхищает IX тезис «О понятии истории», где для описания руин прогресса использовалось слово TrümmernШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Согласно Больцу, ангел истории из IX тезиса наблюдает именно гору обломков капитализма как религии, а не руины человеческого прогресса Шаблон:Sfn.

Файл:Pyramid of Capitalist System.jpg
«Пирамида капиталистической системы». Известная карикатура из американской профсоюзной газеты ИРМ «Industrial Worker» (1911)

Тезис о естественном состоянии руин или разорения в капитализме соответствует эстетической концепции аллегории, развернутой Беньямином в «Происхождении немецкой барочной драмы» и тесно связанной с негативной философией истории, в которой руины или распад становятся естественным положением вещей. Однако в сотерилогической концепции Беньямина, указывает Соостен, «по-настоящему стабильные явления распада» одновременно содержат спасение («Улица с односторонним движением»)Шаблон:Sfn. Беспрецедентное разрушение бытия в высшей точке мифической сети вины, полагает Хамахер, есть одновременно открытие историиШаблон:Sfn.

В конце фрагмента «указаниями» на процесс наделения виной оказываются «заботы», глубоко социальные формы осознания вины, содержанием которых является «духовная болезнь» безысходности и отчаянияШаблон:Sfn. Этот опыт является не индивидуальным, а глубоко коллективным — общей судьбойШаблон:Sfn. Экзистенциальные заботы можно понимать в терминах психологии масс — в нескончаемой экономической деятельности человек пытаетcя игнорировать угрозу конечности своих устремлений, полагает немецкий философ и германист Бернд ВиттеШаблон:Sfn. Согласно Леви, Беньямин заключает, что индивидуальные духовные практики не ставят под вопрос капиталистическую религию и потому не могут предложить выход; коллективные или социальные решения запрещены культомШаблон:Sfn. Как полагает С. Вебер, в начале текста Беньямин не определяет «заботы, мучения, беспокойства», поскольку их содержание определяется ответом капитализма — в универсализации вины капиталистический культ производит «заботы, мучения, беспокойства» через элиминацию альтернатив, будь то трансцендентный Бог или иной тип социальной системыШаблон:Sfn. Первоначально «заботы» не ограничены капитализмом, но, отмечает С. Вебер, последний превращает человека в их владельца или автора; чувство собственности усиливается имманентностью капитализма и отсутствием альтернатив. «Долг-как-вина» воспроизводит и усиливает «заботы, мучения и беспокойства», которые, в свою очередь, являются «указаниями» на винуШаблон:Sfn.

Тезис об «указаниях» как заботах, замечает Соостен, поразительно напоминает анализ в «Бытии и времени» Мартина Хайдеггера, у которого вина является не моральным понятием, а онтологическим, экзистенциальным. Согласно формулировке Хайдеггера, изначальная вина «лежит в бытии присутствия как таковом»Шаблон:Sfn. По предположению Больца, отчаявшийся «человек забот» Беньямина противостоит «разрушительному характеру», который всегда знает путь. Этот антагонизм проясняется на фоне хайдеггеровского противопоставления «заботы» в качестве ключевого экзистенциала тут-бытия (Dasein) «сокрытостям и притворствам» повседневностиШаблон:Sfn. И Хайдеггер, и Беньямин, полагает Соостен, следуют модели Августина non posse non peccare (не способный не грешить). Сотериология Хайдеггера, указывает Соостен, концентрируется на свободе понимания (интеллигибельности) как проявлении решимости, Беньямин же мыслит возможность освобождения в горизонте абсолютной безысходности. Если Хайдеггер скорее подтверждает процесс увеличения вины, то Беньямин рассматривает возможность его прекращенияШаблон:Sfn.

Бог денег, бог капитала

Беньямин не раскрывает имя сокрытого бога, занявшего место иудео-христианского БогаШаблон:SfnШаблон:Sfn. Ряд комментаторов полагают, что, по Беньямину, богом в капиталистическом культе являются деньги. По мнению Соостена, Беньямин частью следует длительной традиции критики денег, которая восходит к истории о поклонении золотому тельцу в Ветхом Завете, причём противопоставление культа золотого тельца как идолопоклонства монотеистическому Богу является движущей силой религиозной критики. Деньги, таким образом, описываются в религиозных категорияхШаблон:SfnШаблон:Ref+. Тезис о боге денег подтверждается, в частности, библиографией фрагмента, хотя, вероятно, не все источники упомянутыШаблон:Sfn. Критика денег, прежде всего в форме капитала, как обвиняющего и виновного бога, указывает Хамахер, фигурирует в «Размышлениях о насилии» Сореля, «Речах о словоохотливости» Адама Мюллера, «Призыве к социализму» ЛандауэраШаблон:Sfn. Среди имплицитных источников называются Маркс, Ницше и учитель Беньямина и его «интеллектуальный предшественник» (по выражению Фредрика Джеймисона) социолог Георг ЗиммельШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Штайнер обнаруживает отсылку к «Фаусту» Гёте в короткой фразе о древнегреческом боге богатства Плутосе. В сцене «Маскарад» Фауст надевает маску Плутоса, становясь создателем бумажных денег, вместо богатства порождающих долгиШаблон:Sfn.

Тезис о деньгах, заменяющих человеческие отношения, появляется у раннего Маркса в «Заметках по поводу книги Джемса Милля» (1844)Шаблон:Ref+; в качестве посредника, получающего «действительную власть» над людьми, деньги функционально сравниваются Марксом с Христом как отчужденным богом и отчужденным человеком. В капиталистическом обществе «посредник становится действительным богом. Его культ становится самоцелью»Шаблон:Sfn. Позднее Маркс отождествлял деньги с движением капитала, считал их признаком богатства и власти и в конечном счете приравнивал к БогуШаблон:Sfn. У Ницше в «К генеалогии морали», пишет Хамахер, Бог является божественным кредитором, который не только жертвует себя должнику, но и должен ему эту жертву; так как Бог является высшей инстанцией в бытии, Он не должен ничего никому, а должен Cебя Себе — это единственный способ, каким Он может «быть» из Его «небытия», заключает ХамахерШаблон:Sfn. В яростной критике капитализма Ландауэр писал, что «деньги стали Богом, стали пожирателем человека», идолом и чудовищем, одновременно искусственной и живой вещью, они не создают богатство, а являются богатствомШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Если трактовать Беньямина через Ландауэра, пишет Соостен, то даже богачи превращаются в функцию денег, что стирает классовые различия между богатыми и бедными, остаются лишь тотальный долг и «бессмертные» деньгиШаблон:Sfn. Шаблон:Фотоколонка

Обожествление денег рассматривается в контексте взглядов Зиммеля и Джона Мейнарда Кейнса. Социология Зиммеля («Философия денег», 1900), первого мыслителя капиталистического города, раскрывала противоречивость и амбивалентность негативной свободы в обществе модернаШаблон:Sfn. Секуляризация сочеталась с невозможностью достижения счастья, а роль денег в рационализации — с их проникновением во все сферы обществаШаблон:Sfn, что влекло математизацию социальной жизни. Деньги формируют единство множественности мира, совмещают материальное и духовное, подчиняют пространство и время — мир вещей и социальный мир, преодолевают различие между возможным и реальным, то есть приобретают функции религии в определении ЛуманаШаблон:Sfn. Кроме того, для Зиммеля развитие капитализма неизбежно увеличивало разрыв между богатыми и беднымиШаблон:Sfn. Как пишет Штайнер, Зиммель рассматривал движение от архаичных культов к социальной дифференциации, а Беньямин показывал несвободный, культовый характер денег в капитализмеШаблон:Sfn. Если Зиммель оказал прямое влияние на фрагментШаблон:Sfn, то Кейнс, который не читал Беньямина, в «Общей теории занятости, процента и денег» схожим образом писал, что деньги гарантируют безопасность перед лицом неопределенности будущего, то есть выполняют религиозные функции, заменив БогаШаблон:Sfn. Как отмечал испанский теолог и философ Шаблон:Нп3, Кейнс связывал идолопоклонство перед деньгами с суеверным «предпочтением ликвидности», губительным для экономики, поскольку оно приводит к накоплению непроизводительного капитала, стимулирует желание спекулировать и получать проценты, а не инвестировать. В итоге, заключал Кейнс, повышаются процентные ставки и неизбежно растет безработицаШаблон:Sfn.

Интерпретацию Бога капитализма как денег подтверждают строки во фрагменте, где Беньямин предлагает сравнить иконы святых в «обычных» религиях и изображения на государственных банкнотах и пишет об учреждении деньгами собственного мифа. Как пишет Леви, деньги в форме банкнот есть такой же объект культа, как иконы святых в «обычных» религияхШаблон:SfnШаблон:Sfn. Возможно, тезис об иконографии банкнот отсылает к языческому характеру культаШаблон:Sfn. Беньямин завершает абзац фразой о духе, который говорит через орнаментику банкнот. С. Вебер отмечает, что Беньямин явно противопоставляет дух на иконах святых духу капитализма, хотя в обоих случаях это, несомненно, дух. Теперь дух «обозначает» не индивидуальное страдание и обещание трансцендентности, а числовую меру стоимости как социальное отношение силы. Орнаментика, хотя и дифференцирует, измеряет и выражает стоимость, полностью оторвана от неё и от любого содержанияШаблон:Sfn. Идея «духа капитализма», говорящего через банкноты, вновь появится в «Улице с односторонним движением». В афоризме «Налоговая консультация» Беньямин писал о «священной серьёзности» банкнот, сравнивая их «фасадом преисподней»Шаблон:Sfn, что, по мнению Леви, отсылает к надписи над вратами ада в «Божественной комедии» Данте — «Оставь надежду, всяк сюда входящий», относимой Марксом к судьбе рабочих на капиталистическом предприятииШаблон:Sfn. Банкноты, однако, являются лишь одним из проявлений капиталистического божества — можно говорить о поклонении деньгам, богатству, товаруШаблон:Sfn.

Деньги становятся не просто богом, наделяющим виной, а виновным богом-должником, который, по мнению Хамахера, соответствует двум формам неоплаченного кредита в марксовом структурном анализе капитала. В знаменитой 24 главе «Капитала» Маркс иронически описывал первоначальное накопление капитала и возникновение прибавочной стоимости в теологических терминахШаблон:Ref+. Тем самым Маркс предварил последующие подходы Ницше и Вебера и, вероятно, стал одним из источников для БеньяминаШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. В начале главы Маркс объясняет структурную связь между возникновением капиталистической системы и религией, указывая на параллель между первородным грехом и бременем «есть свой хлеб в поте лица своего» (Шаблон:Библия). И теологическое проклятье, и экономическое порицание оправдываются, по Марксу, первородным грехомШаблон:Sfn. По мнению итальянского германиста и теоретика культуры Мауро Понци, Маркс деконструирует экономический миф, противопоставляющий трудолюбивых и бережливых «избранников», накапливающих капитал, всем остальным — ленивым «оборванцам», прокучивающим всё, что у них естьШаблон:Sfn.

Согласно Марксу, капитал берет неоплаченный кредит (первоначальное накопление), а затем бесконечно возобновляет его через прибавочную стоимость, которая воспроизводит товарооборот без всякой связи с реальным стоимостным эквивалентомШаблон:Sfn. Маркс использует выражение «порочный круг». Это определение, полагает Понци, можно легко расширить на процесс увеличения задолженности и виныШаблон:Sfn. Стадия первоначального накопления и, в конечном счете, формула «деньги — товар — деньги» являются структурно религиознымиШаблон:SfnШаблон:Sfn. Процесс наделения капитала производительностью и превращения денег в капитал, а стоимости — в прибавочную стоимость, является порождением Бога «из ничего»: из неоплаченного труда, эксплуатации, колониальной системы, грабежа, убийствШаблон:Sfn. Абсолютная прибавочная стоимость и абсолютный капитал есть не что иное, как кредит и одновременно долг, то есть Бог, производящий себя «из ничего», из собственного кредита, который никогда не будет оплаченШаблон:Sfn.

В конце главы Маркс прямо связывает увеличение государственного долга с первородным грехом — «верой капитала», причём, отмечает Понци, задолженность в данном контексте имеют явный оттенок виныШаблон:Sfn. Маркс пишет о государственном долге, одном из главных рычагов первоначального накопления, волшебным образом превращающим непроизводительные деньги в капиталШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыВполне последовательна поэтому современная доктрина, что народ тем богаче, чем больше его задолженность. Государственный кредит становится символом веры капитала.Шаблон:Конец цитаты

Вера капитала, заключает Хамахер, не есть вера торговца в капитал, а есть вера капитала в себя как в Бога, причем абсурдная вера в то, чего нет; этот бог исповедует свой «дебет», состоящий в том, что он должен себя себеШаблон:SfnШаблон:Sfn. Неизвестно, был ли Беньямин знаком с 24 главой «Капитала» на момент написания фрагмента, возможно, он знал её по изложениям. Штайнер предполагает, что источником сведений была книга Сореля «Размышления о насилии», где излагалась в том числе и концепция первоначального накопленияШаблон:Sfn. Беньямин, однако, читал «Манифест Коммунистической партии», в котором библейские гиперболы и неожиданные отступления играли важную рольШаблон:Sfn.

«Три жреца капитализма»: Фрейд, Ницше, Маркс

Беньямин называет Фрейда, Ницше и Маркса тремя жрецами капиталистической религии. Выбор трех мыслителей, названных Полем Рикёром «властителями подозрения» и являющихся в определённом смысле «отцами модерна», выглядит довольно неожиданнымШаблон:Sfn. Для Беньямина сходство трех теорий в том, что они миметическим образом отражают религиозную структуру капитализма, поскольку имманентны логике изучаемого ими объектаШаблон:SfnШаблон:Sfn. Три автора неосознанно систематизируют теоретическое тело капиталистической религии, однако эта систематизация имеет оскорбительную природу, так как капитализм — всего лишь религия культаШаблон:Sfn. По выражению российского философа Михаила Рыклина, для Беньямина даже великие мыслители терпят неудачу, поскольку не замечают религиозной природы капитализма и видят выход там, где находится лишь очередной вход в храм капиталистической религииШаблон:Sfn. Согласно Штайнеру, указание на жрецов (а не пророков) имплицитно отсылает к Веберу, который в работе «Cоциология религии» (1920) подчеркивал ключевую роль жречества в формировании более рациональной религии. Четкая структура этой социальной группы, со своими нормами, обусловленная местом, временем и социальными связями, по Веберу, влияет на представления о Боге, который очеловечивается, социальные изменения прямо воздействуют на теологиюШаблон:Sfn.

Структурную близость теории ФрейдаШаблон:Ref+ к капитализму Беньямин фиксирует через понятие о вытеснении, которое Фрейд считал одним из «краеугольных камней здания психоанализа»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. В концепции культуры Фрейда истоки религии, морали, общества и искусства лежат в изначальной вине (Шаблон:Lang-de) — убийстве отца, которое в «Тотеме и табу» описывается как «великое событие, с которого началась культура и которое с тех пор не дает покоя человечеству». Вытесненные воспоминания об убийстве отца неизменно возвращаются в мучительном чувстве вины, более или менее рациональной формой умиротворения которого является религия. С точки зрения Беньямина, помещая вину в основание общества, религии и политикиШаблон:Ref+, Фрейд абсолютизирует её и, следовательно, не может освободить человечество от логики вины и долга. Метапсихологическая перспектива психоанализа подчиняется «экономической» точке зрения, фрейдовское понимание модерна подтверждает и радикализирует необратимый момент вины. Теория Фрейда является частью заклинаний капиталистического культаШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn.

В середине фрагмента Беньямин пишет о «глубочайшей аналогии» между «вытесненным» (Фрейд) и «капиталом» (Маркс). С. Вебер связывает критику теорий Фрейда и Маркса с четвёртой чертой капитализма — сокрытием Бога, которое приводит к тому, что поклонение невидимому Богу осуществляется через возобновление (у Фрейда и Маркса) самого процесса сокрытияШаблон:Sfn. Объект вытеснения является, во-первых, представлением (Шаблон:Lang-de) и, во-вторых, «греховным» представлением, поскольку пытается представить нечто нерепрезентируемоеШаблон:Sfn. Беньямин не уточняет, что именно избегает репрезентации: рабочее время, создающее меру стоимости (Маркс и Давид Рикардо) или трансцендентная инаковость Бога. По предположению С. Вебера, вытеснение и капитал рассматривается Беньямином с теологической перспективы: сравнивая вытесненные в бессознательное представления с капиталом, Беньямин использует модель производства греха (вины и долга). В обоих случаях процесс является самовоспроизводством, которое можно понимать только в терминах количества и ростаШаблон:Sfn. Иллюстрацией критики психоанализа, согласно Хамахеру, является запись о Плутосе, часто отождествляемым с Плутоном; владыка загробного мира оказывается богом бессознательного и богом достаткаШаблон:Sfn.

Связь между культурной антропологией психоанализа и философией Ницше наметил ещё Фрейд в одной из работ 1921 года, которую, по мнению Штайнера, мог читать Беньямин. Фрейд намеренно придал сверхвластной фигуре отца, отнесенной к предыстории человечества, черты сверхчеловека, которого «Ницше ожидал лишь в будущем» (Фрейд)Шаблон:Sfn. Отношение Беньямина к Ницше, который был критиком религии и христианской морали, во фрагменте остается непрояснённым и довольно амбивалентнымШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. С одной стороны, аристократический и элитистский подход Ницше противоречил левым взглядам Беньямина; с другой стороны, автор фрагмента не отказывался от нигилистических категорий НицшеШаблон:Sfn, подразумевая и вместе с тем игнорируя пионерский анализ амбивалентности Schuld в «К генеалогии морали», на котором основан собственный аргумент БеньяминаШаблон:Sfn. Критика Ницше, таким образом, не противоречит использованию его идей. Некоторые авторы полагаютШаблон:SfnШаблон:Sfn, что многие из рассуждений Ницше вполне применимы к анализу капитализма, что Беньямин и делает во фрагментеШаблон:Ref+Шаблон:Sfn.

Трагический героизм Заратустры во фрагменте Беньямина превращается в наиболее радикальное и грандиозное воплощение религиозной сущности капитализмаШаблон:Sfn. Провозглашая смерть Бога, Ницше признает огромную вину, которую сверхчеловек должен не искупить, а героически взять на себяШаблон:Sfn. В преодолении трансцендентного Ницше предлагает не смиренное покаяние (метанойя), очищение или искупление, а усиление, увеличение или возрастание (Steigerung) и гордыню (гибрис)Шаблон:Sfn. Steigerung — одно из ключевых понятий фрагмента, оно используется в ницшеанском смысле как рост, увеличение капитала, а также долгаШаблон:Sfn. Согласно Леви, сверхчеловек лишь усиливает гибрис, культ мощи и бесконечной экспансии капиталистической религииШаблон:Sfn, не ставит под сомнение виновность и отчаяние, а оставляет людей на произвол судьбы. Попытка индивидов, желающих казаться исключительными или аристократической элитой, выйти из «стального круга» капитализма лишь воспроизводит его логику (Леви)Шаблон:Sfn.

Капиталистический идеал Steigerung, отрицающий существование Бога и направленный на бесконечное увеличение прибыли, соответствует модели сверхчеловека. Cверхчеловек — это капиталист, обожествленный человек, практикующий капитализм как религию, а Ницше — апологет капитализма. Беньямин дистанцируется от Ницше, во-первых, с помощью политико-теологического инструментария, и во-вторых, проецируя в метафизическое измерение капиталистическую модель бесконечного роста. Согласно ПонциШаблон:Sfn, тем самым Беньямин предвосхищает подходы Хайдеггера и Карла Лёвита (сверхчеловек несомненно связан с доктриной вечного возвращенияШаблон:SfnШаблон:Sfn). Сверхчеловек, отмечает Больц, является Антихристом в той мере, в какой он отрицает христианские представления о покаянии и подлинном аскетизме: в абсолютной имманентности сверхчеловека его апокалиптический прыжок — лишь следствие постоянного ростаШаблон:Sfn. Иная трактовка у С. Вебера: Беньямин, с одной стороны, упрекает Ницше за то, что тот остается в рамках традиционного христианского гуманизма (о чём свидетельствует использование христианской терминологии в обсуждении Ницше), эта оценка совпадает с критикой Ницше Хайдеггером в лекциях 1930-х годов; с другой стороны, «взрывной» аспект критикуемого во фрагменте этоса Ницше будет разрабатываться Беньямином в последующие годыШаблон:Sfn. Приддат отмечает, что сам Ницше, по меньшей мере в интерпретации Жака Деррида, понимал сверхчеловека иначе. По Деррида, сверхчеловек «пробуждается и уходит… сжигает свой текст и стирает следы своих шагов»; «взрываясь смехом», он будет «взывать к возвращению» и «танцевать» за пределами метафизического гуманизма. Героический танцор Деррида, заключает Приддат, — это пророк капитализма у Беньямина; то, что Деррида считал новой формацией, для Беньямина выражало сущность капитализмаШаблон:Sfn.

Представления Маркса, как и позиции Ницше, для Беньямина остаются в плену у капиталистического культа вины и долга. По Беньямину, социализм представляет экономическую и социальную систему, возникшую в результате прогрессии капиталистического долга, то есть социализм вписан в движение капитализма. Осуществляя централизацию производства и финансов, социализм получает «проценты» с «долга» капитализмаШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. В «Манифесте Коммунистической партии» социализм описывается как преемник капитализма: для Маркса буржуазия производит «своих собственных могильщиков. Её гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. По мнению Приддата, скепсис автора фрагмента настолько велик, что даже проект Маркса не способен освободить от вины — Беньямин не представляет состояние невинности или человечности, поскольку человек является слишком незрелым. Поставив себя на место Бога (гибрис), человек в капитализме превратился в «незрелого Бога». Мысль Беньямина, отмечает Приддат, возмутительна для марксистов: капитализм накопил столько вины (долгов), что революция не может быть невиновной и не может искупить вину, люди останутся виновными и после революцииШаблон:Sfn. Нацеленность социализма не на индивидуальное покаяние, а на революцию, его замкнутость в порочном круге вины можно трактовать, по мнению Палавера, как универсальный механизм «козла отпущения» (в терминах Рене Жирара). У Маркса «народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов» («Капитал») для установления «рая на земле», что, по Палаверу, соответствует языческой логике жертвоприношенияШаблон:Sfn. Вместе с тем, полагает Гонсалес Фаус, критика Маркса Беньямином является наиболее слабой из трех, поскольку сам Маркс сравнивал капитал со Зверем АпокалипсисаШаблон:Ref+Шаблон:Sfn.

Файл:Landauer Aufruf zum Sozialismus 1919.jpg
«Призыв к социализму», Г. Ландауэр, 1919

Согласно распространенной точке зрения, в критике Маркса Беньямин следовал либертарному и религиозному социализму германо-еврейского анархиста Густава ЛандауэраШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. В книге «Призыв к социализму» (1911), включенной в библиографию фрагмента, Ландауэр метафорически сравнивал марксистский социализм с «бумажным цветком на любимом терновом кусте капитализма»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Как пишет Леви, трудно оценить, в какой степени Беньямин разделял взгляды Ландауэра на момент написания фрагментаШаблон:Sfn; известно, что в те годы Беньямин читал работы социалистов, симпатизировал анархистам, не рассматривая Маркса как мыслителя первого ряда. Считается, что Беньямин изменил отношение к Марксу под влиянием книги Лукача «История и классовое сознание», прочитанной в 1924 годуШаблон:SfnШаблон:Sfn. По мнению Штайнера, трактовка Беньямина не слишком далека и от позиции Вебера, считавшего социализм и капитализм братьями-близнецами (Вебер частью следовал Фердинанду Тённису и Зиммелю), поскольку обе системы исходят из уникальной для западного общества рациональной организации труда; всецело исполненный духом капитализма социализм оказывается, по Веберу, одной из форм рационализации, возможно сменяющей капитализмШаблон:Sfn.

Umkehr, спасение и предел капитализма

Возможность освобождения от капитализма Беньямином не проясняется, комментаторы по-разному интерпретируют его позицию, исходя из косвенных намёков, во фрагменте говорится об «ожидании исцеления». Ключевым понятием в возможном преодолении капитализма является Umkehr, представляющий оппозицию Steigerung. Этот многозначный термин (обращение, оборот, поворот, возвратШаблон:Sfn) трижды используется Беньямином, хотя его природа не раскрываетсяШаблон:SfnШаблон:Sfn. Слово отсылает к творчеству немецкого поэта-романтика Фридриха ГёльдерлинаШаблон:Sfn; в форме Umkehrung употребляется Ницше в пассаже из «К генеалогии морали» применительно к «повороту оценивающего взгляда» в морали рабов, необходимого для них обращения к внешнему миру (воплощению ресентимента для Ницше)Шаблон:Sfn. Но скорее всего Беньямин заимствовал слово у Ландауэра, который писал, что «социализм — это Umkehr»Шаблон:SfnШаблон:Sfn; противостоящий бездушной машине капитализма социализм понимался Ландуаэром как духовное изменение, предшествующее социальным и материальным изменениям; новое начало, возврат к подлинным человеческим отношениям, восстановление связи с природойШаблон:SfnШаблон:Sfn. Вряд ли Беньямин в полной мере соглашался с тезисом об обновлении человечества через воссоединение с природой, но он воспринял у Ландауэра ключевой терминШаблон:Sfn.

С точки зрения интеллектуального контекста фрагмента, возможность выхода из капитализма отсылает и к идеям Унгера и Сореля, хотя, как и с Ландауэром, неясно, в какой мере Беньямин разделял их взгляды. В цитируемой Беньямином книге Унгера «Политика и метафизика» (1921) автор пытался преодолеть капитализм с помощью ухода или переселения народов (Шаблон:Lang-de), по аналогии с ветхозаветным Исходом. С точки зрения Унгера, открытая борьба с капиталистической системой обречена на неудачу, она остается в сфере действия капитализма, который поглощает любое противодействиеШаблон:SfnШаблон:Sfn. Из переписки с Шолемом известно, что Беньямин положительно отзывался о «метафизическом анархизме» УнгераШаблон:Sfn. По мнению Соостена, Беньямин, в отличие от Унгера, рассматривал преодоление капитализма в терминах эсхатологической темпоральности, а не пространстваШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Анархистские симпатии Беньямина на момент написания фрагмента подтверждаются ссылкой на книгу анархо-синдикалиста Сореля «Размышления о насилии» (1906). На указанных страницах Сорель описывал возникновение в классической политэкономии убеждения о том, что капиталистический способ производства подчиняется естественным законам эволюцииШаблон:SfnШаблон:Sfn. Сорель скептически воспринимал вопросы организации пролетариата и революционной практики, выступая против простой замены буржуазного государства на социалистическое, хотя и отдавал должное экономическому и политическому анализу Маркса. С точки зрения Сореля, в конститутивных признаках буржуазного государства были заложены стратегии его разрушения. Французский синдикалист пытался объединить революционный аспект марксизма с собственным учением о мифе всеобщей пролетарской стачкиШаблон:Sfn.

Файл:Georges Sorel, Réflexions sur la violence, couv.jpg
«Размышления о насилии», Ж. Сорель, 1910

Беньямин использует Umkehr для критики Ницше, Фрейда и Маркса, утверждая, что их философии остаются в противоположной Umkehr капиталистической логике SteigerungШаблон:SfnШаблон:Sfn. Согласно одной из трактовок (Штайнер и др.), Umkehr обозначает подлинную революционную политику, противостоящую капитализму и его системе вины / долга. В данной версии Umkehr является полностью профанной политикой, а не той или иной подлинной религией. Интерпретация исходит из гипотезы, что фрагмент был частью масштабного проекта о политикеШаблон:SfnШаблон:Sfn. С этой точки зрения, Umkehr было в центре политических размышлений Беньямина, понятие обозначало изменение движения, обращение, радикальный разрыв, новое началоШаблон:Sfn. Как пишет Штайнер, Беньямин противопоставлял капитализму как религии — мифическому и демоническому закону судьбы и вины — автономную область политического, в центре которой находится профанная идея счастья. Более явно политическая альтернатива религии и, соответственно, капитализму была изложена в «Судьбе и характере» и «Теолого-политическом фрагменте»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. По мнению Сальцани, Umkehr соответствует рассмотренной Беньямином в «К критике насилия» модели Сореля «всеобщая пролетарская стачка», которая описывала политический разрыв с мифическим кругом насилия и возмездия в капитализмеШаблон:Sfn.

По другой трактовке, несмотря на интерес к критикам капитализма (Унгер и др.), Беньямин отвергает возможность политических решенийШаблон:Sfn. Слово Umkehr имеет явный религиозный оттенок (обращение), что, по оценке Сальцани, повлияло на интерпретации: часть комментаторов трактует Umkehr как покаяние, метанойю, искуплениеШаблон:Sfn. Хамахер предлагает понимать Umkehr как радикальное изменение, разрыв с логикой Schuld, Приддат — как re-volutio и кризисШаблон:Sfn. Cогласно Приддату, фрагмент имплицитно предлагает два варианта выхода. Одна возможность — революция в марксовом смысле, но Беньямин намекает на её бесперспективность, поскольку она сама относится к системе отчаяния; второй вариант — Umkehr, обращение, re-volutioШаблон:Sfn. Как пишет Приддат, очевидно, что Беньямин точно не знает, откуда придет «исцеление», а предполагает, что это может быть Umkehr. С помощью понятия, имеющего оттенок покаяния, автор фрагмента пытается преодолеть концепцию сверхчеловека НицшеШаблон:Sfn. По мнению Соостена, Беньямин придерживается идеи спасения, но предлагает иной путь, чем Ницше, не модель роста и увеличения, а скорее торможения и рецессии; Беньямин исходит из Status corruptionis, что предполагает избавление как annihilatio mundi, не с помощью воспоминания, а скорее через забвение и уничтожение падшего мираШаблон:Sfn. Согласно трактовке Больца, Umkehr совмещает отсылки к прерыванию истории, метанойе, покаянию, очищению и революцииШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Спасение возможно лишь в глубине вселенских руин — в безысходности или «мировом состоянии отчаяния»Шаблон:Sfn, но вопрос о причинно-следственных связях остается открытым. С одной стороны, «капитализм как религия» вписан в более широкое движение, поэтому всеохватность капиталистического культа вины намечает его конец — тут возможна мессианская динамика, «слабая мессианская сила» (Вайднер). В качестве «руины бытия» капитализм разрушит себя, разрастание отчаяния приведет к исцелению. По мнению Вайднера, появление Бога (в тексте) и окончательное превращение в религию приведет к концу капитализма: Бог логически следует из капитализма и обозначает его апокалиптический конецШаблон:SfnШаблон:Ref+. С другой стороны, вера в чудесный переход от отчаяния к сверхчеловеку (Ницше) или от капитализма к социализму (Маркс) описывается скорее как реликт религиозного сознания, поскольку оба подхода рассматривают избавление как вознаграждение за преданностьШаблон:Sfn. Тотальность вины и отчаяния, указывает Росс, связывается с избавлением как возможностью для действия (такой подход предвосхищает окончание «Minima Moralia» Адорно). Несмотря на утверждения некоторых марксистов, неясно, в какой степени Беньямин рассматривал возможность краха или исчезновения капитализма по причине достижения им предела абсолютного отчаяния. Телеологический подход, пишет Росс, противоречит антипрогрессистским «Тезисам о философии истории»; даже во фрагменте Беньямин отвергает диалектическую связь между отчаянием и освобождением от вины, связь, которую он приписывает и Ницше, и МарксуШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Сформулированные во фрагменте критерии радикальной имманентности капитализма, по мнению М. Рыклина, не оставляют возможности для его преодоления. М. Рыклин отмечает, что подобная проблематика невыносимости капитализма встречается очень часто, даже у таких критиков тоталитаризма, как Ханна Арендт и Франсуа Фюре, осознающих невыносимость капиталистической системы, которую они представляютШаблон:Sfn. Вина человека в капитализме настолько велика, что только Бог может искупить её, но бог, понимаемый лишь в негативном смысле, как неспособность человека взять вину исключительно на себя (Приддат). Поэтому Бог должен вернуться, чтобы люди снова стали людьми. «Разрастание отчаяния» / «исцеление» означают катарсис, эсхатологическую формулу Беньямина, однако Приддат заключает, что фрагмент не проясняет ключевой момент: что произойдет, когда вернувшийся Бог возьмет вину на себяШаблон:Sfn. Исходя из трактовки Хамахера, Морман полагает, что, с точки зрения философии истории, Беньямин допускал возможность времени после капитализма. Этическая критика капитализма явно связывалась с проблемой политического действия, неотделимого от этической сферы, однако аполитичность, ограниченность описания религиозными, а не политическими терминами, являлась платой за следование избранной критической методологииШаблон:Sfn. Единственной надеждой, полагает Раш, остается полное разрушение мира каким-мы-его-знаем. Агентом этого разрушения является Бог, но, поскольку Он больше не всемогущ, а ввергнут в мир людей, то Бог самоуничтожается через божественное насилие. Остается лишь полная неопределенность относительно будущего, заключает РашШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Диспозиция «ни внутри, ни снаружи», отмечает Хамахер, содержит подсказку о преодолении капитализма, освобождении от вины, которое возможно лишь за рамками внутренних и внешних отношенийШаблон:Sfn. Движение отчаяния приводит к Umkehr, что обозначает не покаяние или метанойю, а скорее разворот или поворот, «собственное» движение вины на себяШаблон:SfnШаблон:Sfn. Поворот вины следует логике Шаблон:Нп3 («из ничего») — логике бесконечного суждения из работы неокантианца Германа Когена «Логика чистого знания» (1918), которую читал Беньямин. С этой точки зрения, логические категории Когена (ничто, исток) применяются к истории. Согласно «логике истока», после достижения виной (и капитализмом) состояния «ничто» само «ничто» — мифическая экономика долга и вины (культ капитала или Бог) саморазрушается. Капитализм и христианство обращаются к истоку, учреждается этическое время, то есть история, не являющаяся историей вины — мессианизм прощенияШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Логика движения Umkehr описываетcя Хамахером следующим образом: Бог, который мыслится в зените культа капитала, на пределе Его отчаяния, есть вина в себе, Он виновен перед Собой. Следовательно, Он должен Себя Себе, Его не хватает, Он ещё не Бог, Он является Богом только, если Он не Бог. Он есть, следовательно, Его собственное «нет» и «небытие», которое, однако, есть также «не-вина». Если Бог сводится к вине, то Он есть причина «ничто» (недостатка, нехватки, дефицита, ошибки и т. д.), но, поскольку причина уже является «ничто», Он есть «ничтожная причина пустоты»Шаблон:Ref+ и потому, заключает Хамахер, не является причиной или винойШаблон:Sfn. Хамахер замечает, что, поскольку самоуничтожение вины есть бесконечное суждение, которое культ капитала выносит о себе, то это суждение всегда принадлежало структуре вины и наказания. Следовательно, прощение всегда присутствовало в истории вины; история есть одновременно каузальная история вины и история уничтожения виныШаблон:Sfn.

История изучения

«Капитализм как религия» был опубликован в 1985 году в VI томе cобрания сочинений Беньямина с пометкой «фрагмент 74» (издательство «Suhrkamp Verlag»). Примечательный сборник включал разнообразные тексты, не связанные с главными работами БеньяминаШаблон:Sfn. Издание прошло практически незамеченнымШаблон:Sfn. Первым откликом была работа Норберта Больца (1989), автор, исследуя наследие Макса Вебера, поместил фрагмент вне рамок узкого контекста работ Беньямина, признав его значение. Больц наметил историко-философские перспективы дальнейшего обсуждения Шаблон:Sfn. Позднее (2000; 2003; и др.) Больц утверждал, что описание Беньямина вполне применимо к современным экономическим практикам — маркетингу и рекламе, однако считал политико-теологические импликации фрагмента неактуальнымиШаблон:Sfn. Филологический анализ был проведен Германом Швеппенхойзером (1992), контекст написания фрагмента — размышления Беньямина о философии и политике — рассматривался в публикациях Уве Штайнера (1998; 2003; и др.)Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Им впервые была показана масштабность размышлений Беньямина (1998)Шаблон:Sfn.

Несмотря на известность среди беньяминоведов, обсуждение наброска долгое время было ограничено экспертным сообществомШаблон:Sfn. В 1996 году текст был переведен на английский язык и опубликован издательством «Harvard University Press» в первом томе избранных работ БеньяминаШаблон:Sfn. В начале XXI века текст привлек внимание германистов, теоретиков культуры, философов, социологов и экономистовШаблон:Sfn. Одной из первых попыток ввести фрагмент в более широкий философский и идейно-исторический контекст был сборник «Капитализм как религия», выпущенный в 2003 году в немецком издательстве «Kulturverlag Kadmos» (под редакцией социолога Шаблон:Нп3). Антология представляла как предметные научные исследования, так и более вольные толкования наброскаШаблон:Sfn. Решающий толчок к росту международного интереса дало обсуждение фрагмента последователем Беньямина, известным итальянским философом Джорджо Агамбеном в книге «Профанации» (2005)Шаблон:Sfn. Среди других интерпретаций можно выделить анализ Вернером Хамахером (2002) основополагающей категории виныШаблон:Sfn, детальное рассмотрение фрагмента Сэмюэлем Вебером (2008)Шаблон:Sfn, несколько работ Михаэля Леви (2006; 2010; и др.). В 2014 году группа итальянских исследователей опубликовала сборник «Культ капитала»Шаблон:Sfn.

Фрагмент переведен на английский, французский, итальянский, испанский, португальский, русский, шведский и датский языки Шаблон:Sfn. В сети интернет доступны неопубликованные «свободные» переводы, в частности, на испанском языкеШаблон:Sfn.

В 2008 году в Москве в Государственном центре современного искусства состоялась конференция «Капитализм как религия?», организованная группой российских арт-критиков, философов, политических активистов[1].

Восприятие и критика

Файл:Walter BenjaminFragments.jpg
Обложка французского издания 2000 года, в которое был включен фрагмент.

«Религиозный поворот» в философии и социальных науках на рубеже XX—XXI веков, ставящий под сомнение классические версии секуляризацииШаблон:Ref+ и расколдовывания мира и помещающий религию в центр опыта современной жизни, отразился на восприятии работ БеньяминаШаблон:Sfn. В своем анализе эпохи модерна и модерного общества Беньямин схватывает главные направления философии и анализа социальных и культурных феноменов его времениШаблон:Sfn. В фокусе исследований Беньямина была эпоха модерна и её предысторияШаблон:Sfn, критическое мышление позволило ему деконструировать миф модерна: идею прогресса, хотя мыслитель не отрицал прогресс как исторический феномен или его технические достиженияШаблон:Sfn. Критический подход привел Беньямина к рассмотрению капитализма как религии, «возможно, самой радикальной из когда-либо существовавших». Если для либерализма капитализм представляется последним и уникальным этапом исторического развития, рост — необходимо объективным, а формы производства отождествляются с цивилизацией и культурой, то у Беньямина капитализм основан на системе вины-долга, которая бесконечно воспроизводит один и тот же механизм прибылиШаблон:Sfn.

Текст Беньямина сопротивляется систематической интерпретацииШаблон:Sfn и редукции к отдельным ключевым словам, представляя сложное сочетание (констелляцию) понятийШаблон:Sfn. Беньямин излагает свои неортодоксальные взгляды постепенно, его позиция формируется из отдельных тезисов, деталей и конкретных наблюденийШаблон:Sfn. Текстуальные элементы не подчиняются логической согласованности: вина, безысходность и разрушение сочетаются с обещанием исцеления. Как пишет экономист и католический теолог Шаблон:Нп3, мысли автора, как искры, разлетаются в различных направлениях, не допуская точной интерпретацииШаблон:Sfn. С одной точки зрения, «Капитализм как религия» остался фрагментом, поскольку завершенность не достижима, возможна лишь неопределенность интерпретацийШаблон:Sfn. Как отмечал С. Вебер, «в определённом смысле текст никогда не будет написан, или, по меньшей мере, не будет завершен»Шаблон:Sfn. По оценке Беккера, притягательность текста определяется его фрагментарным и изменчивым характером, что позволяет смотреть на него с различных перспектив и интерпретаций. Подвижность стиля соответствует изменчивости нашего мышленияШаблон:Sfn, хотя неясность и амбивалентость текста представляет трудность для перевода. Согласно БеккеруШаблон:SfnШаблон:Sfn,

Шаблон:Начало цитатыФрагмент Беньямина словно поздняя форма наскальной живописи, которую мы находим, исследуя лабиринт. Но нужно быть осторожным, чтобы свет её не повредил.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Обращение автора фрагмента к аллегорическим методам в анализе «капитализма как религии» противоречиво. Как пишет Соостен, с одной стороны, Беньямина интересуют не поверхностные дискурсы, а глубина, «прозрение истины»; с другой стороны, анализ симптомов явлений сближает его со «симптоматической» традицией — теологией, социологией, медициной. Аллегорическая и символическая симптоматика Беньямина содержит опасность теоретического фундаментализма, не допускающего различные интерпретации и подчиняющего себе отдельные наукиШаблон:Sfn. С этой точки зрения, автор подчиняет масштабное описание капитализма как религии интересам заманчивой драматургической стратегии. Непредсказуемость текста сужает возможности интерпретации: читатель или соглашается или отвергает его как провокацию. Аллегорическая стратегия, заключает Соостен, имеет дело с множеством перспектив лишь на поверхности; в глубине же историческая и философская функция аллегории оказывается предельно жесткой — показать неотвратимость надвигающейся катастрофыШаблон:Sfn.

Сравнительно поздняя и незаметная публикация фрагмента определила немногочисленные к 2010 году интерпретации, среди которых Вайднер выделяет две группы, примерно поровну представленные в сборнике 2003 годаШаблон:Sfn. Первая группа исходит из названия фрагмента — «Капитализм как религия». Как указывает Беккер, заголовок развенчивает ключевое культурное разделениеШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыЕсли капитализм является религией, обществу трудно сохранять различение между деньгами и духом.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Подход Беньямина позволяет размышлять над ситуацией в современном мире, в котором это разделение исчезает. Поэтому ряд исследователей связывают идеи Беньямина с системной теорией Никласа Лумана. С этой точки зрения, фрагмент описывает мир постмодерна и посткапитализма, который лучше всего анализировать через «расколдованный» и «свободный от идеологии» взгляд лумановского наблюдателя. Функционализм теории социальных систем представляет альтернативу марксистскому взгляду на модерн и претендует на более рациональный подход к религии как социальной подсистеме. Совмещение абстрактного функционализма и образного мышления Беньямина, по мнению Вайднера, имеет свои пределы: интерпретация не учитывает распространенные в критической теории эссенциальные трактовки беньяминовского капитализма, его мессианизм и т. д. Недостатком является акцент на обсуждении соотношения религиозного и экономическогоШаблон:SfnШаблон:Sfn; по замечанию Штайнера, задачей большинства авторов сборника было обосновать альтернативное веберовскому описание современного обществаШаблон:Sfn.

Вторая группа интерпретаций, напротив, рассматривает фрагмент в контексте современных Беньямину дискурсов и других его работШаблон:Sfn. Ряд комментаторов связывают текст с поздними работами Беньямина: с «Тезисами о философии истории» (Лёви); с «Пассажами» — фрагмент понимается как первый набросок критики прогресса (немецкий литературовед и теоретик культуры Детлев Шётткер); с последующим пониманием истории в терминах констелляции, кристаллизации и прерывистости, с политизацией истории как «скандала» для настоящего (Больц)Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Данный метод, по мнению Вайднера, имеет два слабых места: во-первых, анализ религии и капитализма по сути становится рассмотрением всех работ Беньямина, а связанные дискурсы тоже весьма амбивалентны и мало что объясняют; во-вторых, попытки уйти от пересказа с целью точнее передать мысль Беньямина приводят к чрезмерному цитированию и таким образом заходят в тупикШаблон:Sfn. Сальцани связывает возросшее внимание к фрагменту с общей ситуацией в беньяминоведении, которое превратилось в настоящую индустрию; комментаторы зачастую смешивают актуальность и полезность в утилитарном смысле, то есть именно то, против чего выступал Беньямин (капиталистического культа невозможно избежать даже в философии и литературной критике)Шаблон:Sfn.

Можно выделить два основных аспекта критики. Во-первых, сравнение капитализма и религии представляется преувеличением или даже намеренным искажением. Как полагает Хенгсбах, использование слова «религия» ничем не оправдано: Беньямин не может доказать религиозную природу капитализма, а лишь уклоняется от «всеобъемлющей полемики». Его метод основан на излишнем использовании аналогий, аллегорий и критических метафор (например, аллегорическая связь денег с христианской сотериологией)Шаблон:SfnШаблон:Sfn. В аналогии скорее проявляются различия между явлениями, а не их сходство, поэтому Беньямин лишь неудачно использует метод сравнения: дефиниции капитализма и религии остаются предельно размытыми, как и отношение между ними, определяемое расплывчатым понятием VerschuldungШаблон:SfnШаблон:Sfn. Беньямин не разворачивает ясную линию аргументации: метафоры, принадлежащие к сфере религии, трансформируются без внутреннего обоснования в «социально-философские, теолого-догматические утверждения». Образы святых в нехристианских религиях, отмечает Хенгсбах, не имеют отношения к возникновению капитализма; на банкнотах первых национальных государств изображались не христианские святые, а античные богини удачи и символы плодородия. Хенгсбах заключаетШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыКак только пропадает метафорическое очарование, уходит и сила аргумента.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Во-вторых, подвергается критике и некорректное, узкое понимание религии в тексте, упускающее из виду существенные аспекты религиозного опыта. Религия определяется исключительно как культ, направленный на искуплениеШаблон:Sfn. Однако, возражает Хенгсбах, христианство не сводится к культу — к безмолвным ритуалам и символическим действиям, — а всегда подразумевает толкование, интерпретацию, рефлексиюШаблон:Sfn. Далее, религия связывается исключительно с человеческими пороками. Вина становится тотальной сетью без выхода: виновность следует не из индивидуальных безответственных ошибок, а из коллективной судьбы человечества — изначальной конечности человека. Такой подход, отмечает Хенгсбах, исключает возможность как исторического действия и индивидуальной ответственности, так и политического сопротивленияШаблон:Sfn.

Непроясненные взгляды Беньямина на секуляризацию реконструируются и как утопические. Задаваясь вопросом, критикует ли Беньямин секуляризацию или пересматривает её, предлагает ли он теологическую или мессианскую альтернативу, Раш находит возможный ответ в ранней работе Агамбена «Грядущее сообщество» (1991). Агамбен приводил толкование Фомой Аквинским лимба, где обитают души некрещёных детей, никогда не слышавших о Боге. Агамбен описывает общность, где боги никогда не теряли свою власть; где никогда не слышали о богах и поэтому не было искушения бесами или нужды в законе; где нет дружбы, поскольку дружба не нужна, если нет врагов; где нет представлений о невинности, ибо никто не испытывал чувства вины. Раш оставляет открытым вопрос, является ли общность без Бога и вины правдоподобной политической моделью или очередной теологической сказкой. Антителеологический аспект этой истории, отмечает Раш, близок Беньямину: так как вина (закон) возникает с приходом богов, включая богов капиталистического культа, то спасение от вины заключается в возврате ко времени до богов. Следовательно, секуляризация — это отсутствие истории, отрицание исторического процесса, а не его кульминация. Эмансипация от богов возможна только в пространстве до их появления, а новая эпоха наступает лишь при условии абсолютного разрушенияШаблон:Sfn.

Часто указывается, что капитализм 1921 года сильно отличается от современного, позднего капитализма, а элегантные, но не проясненные формулировки Беньямина сегодня имеют мало смыслаШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. По обобщению Приддата, во-первых, капитализм Беньямина — это марксов капитализм, а не метафора для современной глобальной экономической системы, или даже системы эксплуатации; речь идет об исторической теории саморастворения Шаблон:Нп3 в механизме капиталистического производства. Поэтому беньяминовская концепция родственна левому дискурсу начала XX века (Сорель, Блох, Лукач). Во-вторых, капитализм и вина рассматриваются в теологическом контексте, аналогично марксистской эсхатологии Блоха. Эти два дискурса в настоящее время не являются самоочевидными, поэтому Приддат полагает, что текст Беньямина является и нашим «воспоминанием»Шаблон:Sfn. В-третьих, появление богов в секулярном мире модерна отсылает за пределы человеческой субъективности. В этом смысле экономический Бог Беньямина продолжает традицию Иоганна Винкельмана, Гёте, Шиллера и Гёльдерлина, для которых феномен Просвещения представлял зарождающееся противоречие между буржуазным (гражданским) обществом и «искусством как возможностью сделать явным то, что недоступно человеку»Шаблон:Sfn.

Другие авторы полагают, что теолого-политический метод Беньямина позволяет применять некоторые из его понятий к интерпретации коммуникативных и культурных тенденций нашей эпохиШаблон:Sfn. Как утверждает Беккер, сегодня как никогда правомерно рассматривать капитализм как религиюШаблон:Sfn. Религией неоднократно называли социализмШаблон:Ref+Шаблон:Sfn, но теперь «социализм» и «революция» исчезли, а «капитализм» и «религия» осталисьШаблон:Sfn. В отличие от 1921 года, сегодня, после распада Восточного блока и трансформации китайской модели, капитализм не имеет исторических альтернатив. С этой точки зрения, капитализм является неоспоримым и последним горизонтом, господствующим порядком дискурса, последней оставшейся утопией и единственным объектом поклоненияШаблон:Sfn. По формулировке Беккера, современное общество «верит, что это его судьба, единственная возможность сделать свою судьбу»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Сегодня трудно даже представить возможность некапиталистического общества, а капиталистические ценности приобретают религиозный оттенокШаблон:Sfn. Впрочем, с позиций критики неолиберализма высказывается точка зрения, что подход Беньямина не применим к современному капитализму, поскольку последний, скрывая принуждение и насилие под маской свободы личности, не является религией, в нём отсутствуют прощение и искупление (освобождение от долгов)Шаблон:Sfn.

Несмотря на расплывчатость формулировок Беньямина, чтение фрагмента, по мнению итальянского философа Стефано Микали, завораживает и гипнотизирует — создается четкое впечатление, что текст проясняет нечто крайне важное о нашей современностиШаблон:Sfn. По оценке Агамбена, «Капитализм как религия» — один из наиболее глубоких посмертных текстов Беньямина. По мнению Леви, фрагмент «удивительно актуален»Шаблон:Sfn, а известный немецкий комментатор трудов Беньямина Буркхардт Линднер (2003) в статье, написанной в контексте событий 11 сентября 2001 года, акцентировал внимание на отвержении Беньямином представлений о прогрессе как попытки освобождения человека от религии и заключал, что фрагмент представляет «эвристически плодотворную и актуальную гипотезу»Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Задаваясь вопросом об актуальности наследия Беньямина, исследователь Даниэль Вайднер на материале фрагмента пытается выяснить, является ли обращение к его текстам лишь данью уважения мыслителю прошлого, выступившему первопроходцем в ряде современных дисциплин, или Беньямин по-прежнему преодолевает границы современной теории. Вайднер приходит к выводу, что фрагмент не только является блистательным текстом, насыщенным идеями, мотивами и образами, но и поднимает актуальные вопросы крайней важности, хотя при внимательном анализе «актуальность» относится не столько к современной ситуации, сколько к поэтическому изменению её пониманияШаблон:Sfn. Актуальность фрагмента, полагает Сальцани, можно понимать в терминах самого Беньямина, считавшего, что читаемость и узнавание образов прошлого происходит в специфический момент темпоральной констелляции прошлого и настоящего; поэтому акт чтения и интерпретации фрагмента способен прорвать современный временной континуум капитализмаШаблон:Sfn.

Файл:Walter Benjamin vers 1928.jpg
Вальтер Беньямин в 1928 году

Холистический подход Беньямина предполагает, что религиозная структура капитализма не ограничивается экономикой, а пронизывает всё обществоШаблон:Sfn. Эта установка подвергалась яростной критике, в частности, со стороны Никласа Лумана и Юргена Хабермаса, которые считали, что подобный анализ не имеет смысла, поскольку капитализм составляет отдельную социальную область с собственной логикой функционированияШаблон:Sfn. Тезис Беньямина игнорирует процесс дифференциации, описанный позднее в работах Толкотта Парсонса, Лумана, Хабермаса и др. Как указывает Больц, одновременно с дифференциацией современного общества (Больц принимает определение Лумана: единство общества состоит из различий между функциональными системамиШаблон:Sfn) возрастает стремление к единству и целостности, например, к Богу, поскольку Бог представляет традиционную формулу единства мираШаблон:Sfn. Эта тенденция может выражаться в эзотерических, мистических формулах или в холистической критике общества со стороны. Так как общество отождествляется с Богом, а, следовательно, с чем-то трансцендентным, то создается иллюзия верного описания с помощью «большой картины» извне. Радикальная социальная критика как инкогнито теологии — это известный «теоретический дизайн», пишет Больц, однако подобные попытки по сути —теологияШаблон:SfnШаблон:Sfn. Во времена Маркса и Вебера капитализм был одним из таких конструктовШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыКапитализм был последним изобретением теологов, которые должны были оправдать свое право на критическое описание общества в целом. Но больше нет «главной науки». Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Как полагает Больц, уже концепция Маркса имплицитно зависела от процесса дифференциации (классовая борьба), хотя подход Беньямина был совершенно другим: у него капитализм не умирает своей смертью. Метафора Беньямина о капитализме-паразите сильно напоминала утверждение Вебера о протестантском духе (сила обеих метафор, отмечает Больц, была велика), но ключевой риторический прием Беньямина состоял в постулировании отчаяния и катастрофы как нормального хода вещей, на чём были основаны его мессианские идеи прерывания историиШаблон:Sfn. Приверженность Беньямина религиозной тотальности можно охарактеризовать в терминах Жака Деррида, как мессианство без религии (и без веры, добавляет Больц); в этом Беньямин принадлежит «призракам Маркса»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Больц заключает, что холистический подход Беньямина устарел, как и его политико-теологические надежды, которые относились к специфическому философскому контекстуШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Комментируя позиции Больца, Вайднер критически замечает, что системная теория Лумана, претендующая на преодоление любых социальных парадоксов, явно находится в «избирательном сродстве» с теологиейШаблон:Sfn.

С точки зрения лумановской теории, универсализация денег создает их спецификацию (функциональную дифференциацию) в экономической системе, которая не оказывает существенного влияния на религию. Как пишет Соостен, спецификация позволяет акцентировать различие в форме между деньгами и Богом; вполне вероятно, что религиозные символы изменяют видимую форму, содержание и функции. Конфликт между Богом и деньгами (капитализмом), указывает Соостен, смягчается и иссякает — критики денег со стороны религии оказываются без работы, столкновение семиотических кодов прекращается. Поэтому концепция Лумана может быть ответом на идеи фрагментаШаблон:Sfn. Контраргумент подходам Лумана и Хабермаса, который, по мнению Морман, можно использовать для объяснения капитализма как религиозной структуры, представляет анализ Пьера Бурдьё. Согласно Бурдьё, всеохватывающая логика капитала структурирует даже далекие от капитализма области (вкусовые предпочтения, стиль жизни и т. д.)Шаблон:Sfn. По мнению немецкого теоретика марксизма Роберта Курца, ключевой вопрос фрагмента предвосхитил один из центральных вопросов Франкфуртской школы, поскольку затрагивал «метафизическое устройство капитала» — его квазирелигиозное постулирование в качестве аналога трансцендентального априори («фетиш капитала»)Шаблон:Sfn. Трансцендентальное конституирует социальные отношения, что, по мнению Курца, опровергает узкую интерпретацию Больца: позиции Беньямина не сводятся к критике культа потребленияШаблон:Sfn.

Критика Беньямином капитализма иногда связывается с концепцией Кейнса, который, по мнению его комментаторов, уловил ключевой религиозный момент в капитализме — жажду обогащения в будущем («духовная болезнь» у Беньямина). Кейнс не придерживался левых взглядов, однако критиковал обожествление денег и отстаивал государственное регулирование экономики как единственный способ очеловечить капитализм и скорректировать «произвольное и несправедливое распределение богатства и доходов»Шаблон:Sfn. Перманентность культа в современном капитализме, по мнению немецкого специалиста по экономической социологии Кристофа Дойчмана, выражается несколько иначе, чем считал Беньямин: в отличие от религиозных мифов, капиталистические мифы цикличны и не могут утвердиться навечно, они появляются, институциализируются и затем исчезаютШаблон:Sfn. Так как секулярный капитализм стирает традиционное религиозное разделение между трансцендентностью и имманентностью, совершенным и несовершенным, его задача — постоянно устанавливать и преодолевать новые антропологические границы в процессе созидательного разрушения (в терминах Йозефа Шумпетера). В этом смысле капиталистический культ, заключает Дойчман, остается перманентнымШаблон:Sfn.

Развитие идей

Теологическая экономика и профанации: Агамбен

Тезис о религиозной природе текущей стадии капитализма развивает Джорджо АгамбенШаблон:Sfn. Вслед за Беньямином философ акцентирует внимание на сложной теологической конструкции модерна, которая после смерти Бога парадоксальным образом нашла своё завершение в тотальной экономизации и биополитическом управлении жизнью, «всегда уже» включенной в «теологическую экономику»Шаблон:Sfn. Итальянский философ лишь дважды комментировал фрагмент — в книге «Профанации» (2005) и в статье 2013 года, — но его «подрывная» археология «тринитарной ойкономии» западного модерна в книге «Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления» (2007) является развернутым и изощренным генеалогическим доказательством тезиса БеньяминаШаблон:Sfn.

В анализе связи между христианской догматикой и современной экономикой Агамбен выводит христианский догмат о Троице, отличающий христианство от иудаизма, из принципа οἰκονόμος: из античного домашнего хозяйства, управляемого отцомШаблон:Sfn. Таким образом, провокационный вывод Беньямина о капитализме как паразите христианства применяется не только в качестве метафоры для описания экономики свободного рынка, заменившей устаревшее христианство в качестве хозяина для капитализма, но и для анализа происхождения современного экономического порядкаШаблон:Sfn. Согласно Агамбену (2013), капитализм окончательно превратился в религию после отмены президентом Никсоном золотого стандарта (1971). Ставшие кредитом деньги эмансипировались от любого основания (золото) и суверена (США) и приобрели абсолютный и самореферентный характер. Вера в кредит и обожествление глобального капитала извращают и пародируют христианство: согласно апостолу Павлу, «вера есть осуществление ожидаемого» (Шаблон:Библия)Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

Одна из интерпретаций процесса универсализации вины (Шаблон:Lang-de) — его трактовка как «диспозитива» (в терминах Мишеля Фуко)Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. В «Профанациях» Агамбен утверждает, что фрагмент иллюстрирует важный диспозитив о современном обществеШаблон:Sfn. Христианство вводит процесс, в котором разграничение между сакральным и профанным становится нечетким, зыбким, неопределенным. Когда Бог превращается в объект жертвоприношения, человеческое измерение практически сливается с божественным. Капитализм генерализирует эту религиозную форму неразделения. Согласно АгамбенуШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыКапитализм, доведя до крайности тенденцию, уже присутствующую в христианстве, распространяет на все сферы и абсолютизирует в них структуру обособления, которая определяет любую религию. Там, где жертвоприношение означало переход от профанного к сакральному и от сакрального к профанному, теперь есть один-единственный, многообразный и нескончаемый процесс обособления, охватывающий каждую вещь, каждое место, каждое человеческое занятие, чтобы отделить их от самих себя при полном безразличии к цезуре сакральное / профанное, божественное / человеческое.Шаблон:Конец цитаты

Процесс обособления приводит к «абсолютной профанации»: капиталистическая религия превращает любой объект — товар, язык, сексуальность — в фетиш и предмет культа. В этих условиях невозможен возврат вещей в общее пользование (uso) из области сакрального, то есть возвращение отнятого сакральной властью или просто властью. В свою очередь, невозможность пользования вещами определяет ключевые черты современного капитализма — зрелище и потребление. Типичный пример — музей, заменивший храм как место жертвоприношения. Способом приостановления диспозитива Агамбен считает акт профанации, которую связывает преимущественно с моделью детской игры (все остальные аспекты, например, порнография, уже захвачены диспозитивом капитализма)Шаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Другие подходы

Среди других подходов выделяются идеи Кристофа Дойчмана, который в ряде работ детально развивал тезис о капитализме как религииШаблон:Sfn. Дойчман констатирует отсутствие удовлетворительного определения денег в социальных науках и отвергает функционалистские дефиниции — средство обмена в экономической теории или способ коммуникации в социологии Лумана. Такие подходы не раскрывают суть денег как таковыхШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. Дойчман сближает идеи Беньямина со взглядами Зиммеля и Маркса, которые не сводили деньги к экономическому измерениюШаблон:SfnШаблон:Sfn. В беньяминовской интерпретации капитализм, как проект Фауста, превращает деньги в «абсолютное средство» (Зиммель) и позволяет человеку ставить себя на место Бога. Движущая сила капитализма не просто идея рационализации, как утверждает социология от Вебера до наших дней, а изменение сущности человека с помощью утопии абсолютного богатства, которая лежит в основе идеи денег как капиталаШаблон:SfnШаблон:Sfn. Деньги в форме капитала оказываются в сущности скрытой религией, их обещание спасения и освобождения от вины через раскрытие человеческих способностей не выполняется. «Неустанное движение капитала» (Маркс) приводит только к бесконечному процессу его возрастанияШаблон:Sfn. Дойчман заключаетШаблон:SfnШаблон:Sfn:

Шаблон:Начало цитатыБеньямин, возможно, прав в своем утверждении о том, что после упадка традиционных религий обществу ещё предстоит подлинная утрата иллюзий: расставание с капиталистической религией.Шаблон:OqШаблон:Конец цитаты

Сценарий Беньямина полностью реализовался в сферах маркетинга и рекламы, полагает Норберт Больц, поэтому текст сохраняет определённый описательный и диагностический потенциалШаблон:Sfn. Более того, речь идет не столько о критическом диагнозе, сколько об обычном описании рынкаШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn. С точки зрения Больца, возвращение культов и ритуалов, обещающих одновременно и порядок, и волшебство, является лекарством от хаоса, бессмысленности и сложности современного мира. Господство науки и техники под знаком Просвещения породило потребности в волшебных мирах; в отсутствие надежных ориентиров в экономике и политике возросло стремление к простоте и прозрачности, иллюзии «великого целого»Шаблон:Sfn. «Культ-маркетинг» (термин Больца), усвоив уроки Маркса и Беньямина, превратил область потребления в арену для стратегий «эстетического заколдовывания»Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

Исчезнувшие боги воплотились в рекламе и маркетинге в качестве идолов рынка — духи называются «вечность» и «небеса», сигареты обещают свободу и приключения, автомобили гарантируют счастье и самопознание. Маркетинг и реклама, выполняя функции религии, создают искусственные потребности и снижают неопределенность с помощью ритуалов. Реклама создает культ, в центре которого находится императив, ритуал потребления, клиент должен не просто покупать и потреблять, а участвовать в ритуальном действеШаблон:Sfn. Наблюдение Беньямина (а до него — Бодлера) было верным: религиозные потребности покинули церковные залы и поселились в современных храмах потребления — посещение магазина «Nike» является не просто шоппингом, а отправлением ритуала. Больц замечает, что в этих обрядах и культах нет монотеистического Бога, слишком абстрактной и сложной концепции; постмодерн есть языческий мир различных брендов (эмблем тотемов) и модыШаблон:Sfn.

На концепцию Schuld из фрагмента опирались авторы сборника «Насилие без вины. Этические нарративы глобального Юга» (2008, под редакцией немецкого литературоведа и теоретика культуры Германа Херлингхауза), рассматривая психологическую маргинальность и экономическое угнетение современном капитализме на материале латиноамериканской музыки (в частности, жанра наркокорридо), литературы и киноШаблон:Sfn. Увеличение долга, вины и насилия следует из внеисторической и трансцендентальной природы Schuld, включающей экономические, психологические и юридические аспекты. Поэтому капитализм не может не использовать вину, которая, по мнению Херлингхауза, совмещается с задолженностью и помещается в центр рыночной организации современной жизниШаблон:Sfn. Беньяминовскую трактовку тезиса Вебера использовал австралийский исследователь Мартейн Конингс в своем анализе аффективной, или эмоциональной логики капитализма[2].

Вовлечение Бога в человеческий опыт и тотальное возрастание вины связываются Стефано Микали (2010) с подходами французского социолога Шаблон:Нп3, Жиля Делёза и Зигмунта Баумана. Эренберг утверждал, что «культ эффективности» есть условие и предпосылка депрессии. Индивид, чтобы выжить и адаптироваться, вынужден становиться всесильным — бесконечно развивать свои способности в бесчисленном количестве направлений (от освоения игры в гольф до изучения китайского языка), быть гибким и мотивированным, стать секулярной формой всемогущего Бога. В результате человек превращается в депрессированного невротика, поскольку не может примирить социальные запреты, разочарования и неудачи с иллюзией того, что всё возможно. Схожим образом Делёз, описывая переход от дисциплинарных обществ (Фуко) к обществам контроля, отмечал феномены вечного обучения и ощущения долга, а Бауман в анализе «текучей современности» писал о неопределенности, нестабильности и ощущении «оставленных позади»Шаблон:Sfn. Согласно Микали, анализ Беньямина описывает ключевые аспекты реальных условий, с которыми сталкивается индивид в постдисциплинарных обществах, в современном капитализме реализуется «предельное усиление» и «дискретное напряжение»Шаблон:Sfn.

В средствах массовой информации

Как нетривиальная объяснительная модель, концепция «капитализм как религия» находит своё отражение в текущем общественно-политическом дискурсе, в публикациях СМИ по социальным, политическим и экономическим вопросам. В частности, обозреватели анализируют причины и возможные последствия избрания Дональда Трампа на пост президента Соединённых Штатов, указывая, что заявления Трампа находятся в русле «религиозной универсализации вины», направленной на конечную «мобилизацию высших сил»[3][4]. Обозреватель испанской «El País» Висенте Серрано рассматривает Facebook в качестве яркого проявления «капитализма как религии»: социальная сеть представляет собой «виртуальный храм» с более чем 1,5 млрд «прихожан» и зарабатывает деньги благодаря тому, что превращает в товар человеческую эмоциональность, дружбу и привязанности[5]. «Süddeutsche Zeitung», освещая дискуссию экономистов и теологов о взаимосвязи кризиса веры и кризиса капитализма, отмечает, что, несмотря на огромную денежную массу и дешевые кредиты, ставится под сомнение как современная экономика, основанная на модели роста «из ничего», так и представления о невидимой руке рынка, воплощающие идею Провидения. Сомнения, в свою очередь, зачастую исходят из силы веры и надежды на искупление. Вина и долги (Шаблон:Lang-de) взаимосвязаны; теологи не отрицают идею роста, но рассматривают его в духовном или этическом смысле, напоминая о библейской заповеди: не вменять человеку больше, чем он может нестиШаблон:Ref+[6].

Комментарии

Шаблон:Примечания

Примечания

Шаблон:Примечания

Издания

Литература

Шаблон:Избранная статья