Русская Википедия:Кельсиев, Василий Иванович

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Шаблон:ФИО Шаблон:Писатель

Васи́лий Ива́нович Ке́льсиев[1] (Кельси́ев[2][3]; Шаблон:СС2, Санкт-Петербург — Шаблон:СС2, Полюстрово, район Санкт-Петербурга) — русский революционер, журналист и переводчик. Эмигрант, сподвижник А. И. Герцена, сотрудник Вольной русской типографии в Лондоне, этнограф, историк раскола, писатель. Основатель русской социалистической колонии в Тульче (Турция). В 1867 году отошёл от политической деятельности, вернулся в Россию, получил прощение и права гражданства.

Его младший брат Иван Иванович Кельсиев (ок. 1841—1864) — также известный революционер-шестидесятник, член «Земли и Воли»; участвовал в организации русской эмигрантской колонии в Тульче.

Детство и юность

Родился Шаблон:СС3 года в дворянской семье[1], принадлежавшей к кавказскому княжескому роду, появившемуся в России в конце XVIII столетия. По другим данным, он вёл своё родословие от мордовских аульных князей[4]. Его прадед принял при Екатерине II российское подданство и назывался Ютмек Кельсий[K 1]. Право на княжеский титул было с течением времени утрачено, дед Василия был священником, а отец — чиновник при санкт-петербургском таможенном пакгаузе[6]. Сам Василий рано осиротел, поэтому воспитывался без родителей[7]. В 1845 году он был отдан в Санкт-Петербургское коммерческое училище, где обучался за счёт Российско-Американской компании[8].

Окончив училище в 1855 году, Василий Кельсиев должен был отслужить в колониях Российско-американской компании несколько лет, чтобы возместить расходы, потраченные на его обучение. Ввиду начавшегося расширения торгово-экономических отношений с Китаем, компания рассчитывала осваивать китайский рынок, а для этого ей был необходим специалист со знанием китайского и маньчжурского языков. Поэтому он в качестве вольнослушателя до 1857 года обучался на восточном факультете Санкт-Петербургского университета[7]. Кельсиев понимал около 25 языков и наречий, а на 14 из них мог говорить. В особенности хорошо он изучил китайский язык[9]. В это же время он предполагал поступить в армию волонтёром в разворачивавшейся Крымской войне, однако в силу правительственного распоряжения об определении волонтёров лишь в резервные войска его намерение осталось неосуществлённым.

В это время Василий сблизился с радикальным студенчеством, с Н. А. Добролюбовым, Н. С. Курочкиным и В. С. Курочкиным. Ещё ранее этого, в Коммерческом училище, Кельсиев познакомился с будущим герценовским агитатором Андреем Ничипоренко[10]. В следующем 1858 году Василий отправился бухгалтером Российско-Американской компании на Аляску, бывшую в то время российской территорией, но до места назначения (город Ситка) не доплыл. В мае 1859 он сошёл на берег в Плимуте. Свой поступок он мотивировал болезнью жены — Варвары Тимофеевны Кельсиевой. В письме к А. И. Герцену Кельсиев спросил совета, остаться ли ему в Плимуте, и существует ли возможность заработка для эмигранта в Лондоне. Получив ответ, он уволился из Российско-Американской компании, в ноябре 1859 года явился в генеральное российское консульство в Лондоне и объявил о своём намерении не возвращаться в Россию совсем. Он остался в Великобритании на положении политического эмигранта, хотя в своих воспоминаниях Герцен и Тучкова-Огарёва писали, что отговаривали Кельсиева от участи эмигранта[11][12].

Эмиграция

Файл:MarxKelsiyev.jpg
К. Маркс. Выписки из «Сборника правительственных сведений о раскольниках» В. И. Кельсиева.
Выпуск 3. «О скопцах». Лондон, 1862.

В английской столице Кельсиев находился с ноября 1859 г. по март 1862 г. Он поселился с женой и годовалым ребёнком, вскоре умершим, в Фулеме, — бедной окраине города. Некоторое время Василий жил на Олбани-стрит (Шаблон:Lang-en). Он быстро сблизился с кругом русских эмигрантов, группировавшихся вокруг А. И. Герцена, Н. П. Огарёва и М. А. Бакунина, в частности с Н. М. Владимировым, бывшим товарищем по Коммерческому училищу, служившим в качестве бухгалтера российской фирмы «Скворцов и К°», П. А. Ветошниковым, ещё одним воспитанником Коммерческого училища, и польским революционером Артуром Бенни, с которым в 1860 году Кельсиева познакомил Герцен. Сам Герцен радушно отнёсся к Кельсиеву, но порицал его неуравновешенность и спонтанность его поступков[8]. В семье Герцена Кельсиев давал уроки русского языка старшей дочери Герцена — Наталье Александровне Герцен[12].

Кельсиев принял деятельное участие в работе Вольной русской типографии, он печатался в газете «Колокол» (статья «Гонение на крымских татар», 1861), а также публиковал отдельные свои работы[3]. В 1860 году по инициативе Герцена Кельсиев начинает заниматься сбором сведений и материалов о старообрядцах. Василий увлёкся этой работой и в ближайшие два года был полностью ею захвачен. Он открыл новый для себя неведомый ранее огромный и самобытный пласт культуры русского старообрядчества. Вслед за А. П. Щаповым он пришёл к выводу о том, что в старообрядчестве скрыт значительный антиправительственный потенциал, которым при умелой организации можно воспользоваться в интересах революционных преобразований в России. Таким образом, в расколе его интересовала не столько религиозная, сколько политическая сторона[8][9].

В его руках оказываются официальные российские документы по истории раскола, которые ему удаётся систематизировать и издать в Лондоне в виде «Сборника правительственных сведений о раскольниках» в четырёх книгах, (1860—1862 гг.) и «Сборника постановлений по части раскола» в двух книгах (1863). Значение этого труда вынужден был признать даже консервативный «Русский вестник»[6]. В библиотеке Карла Маркса сохранился третий выпуск сборника Кельсиева под названием «О скопцах. Исследование о скопческой ереси Н. И. Надеждина и др.» с марксовыми пометками и выписками, с дарственной надписью Кельсиева «В русскую читальню в Париж. В.К.».

Кельсиев вместе с неким учёным евреем принимается за новый нецерковный перевод Библии («с одного еврейского текста… без произвольных вставок из перевода LXX и славянского») и переводит книги Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Этот перевод был опубликован под псевдонимом Вадим в Лондоне в 1860 году[K 2]. Поскольку первый русский синодальный перевод Библии был закончен лишь в 1876 году, в России перевод Кельсиева вызвал ответную реакцию. Как писал «Колокол» 1 февраля 1861 года: Шаблон:Начало цитатыИмператрица Мария Александровна препроводила экземпляр русского перевода Библии в Духовную Академию с примечанием, чтоб Академия торопилась со своим переводом. Таковое поощрение обязывает русскую типографию в Лондоне благодарить е. и. в. [её императорское величество].Шаблон:Конец цитаты А. И. Герцен расценивал перевод Кельсиева неудачным[11]. По мнению критика журнала «Русский вестник», «Цель г. Кельсиева, которую он поставил себе при издании перевода Библии, состояла в том, чтобы чтимое сотнями миллионов людей за неприкосновенную святыню слово Божие низвести на степень лёгкого и занимательного чтения, и сделать перевод, пригодный „для прений и изучения еврейского языка“» (заключительные слова взяты критиком из предисловия к книге Второзакония)[6]. По мнению профессора П. А. Юнгерова[13], этот перевод был Шаблон:Начало цитатынаправлен против начатого тогда Синодального перевода, обещавшего пользоваться чтением LXX и славянским. Своё гонение на LXX и славянский перевод переводчик перенес и на произношение собственных имен и на священную терминологию, заимствовав первое от евреев, а вторую из разговорного русского языка. Так появились в нем: Паро (фараон), Иицехак (Исаак), Моше (Моисей), и т. п.; также: Господин (вместо Господь), ящик и сундук (вместо скиния и кивот); в этих гонениях переводчик доходит даже до нелепой замены слова жена словом человечица (Быт. 2, 23), и до перевода: Паро возвысит (?) голову — вместо фараон снимет голову (с хлебодара — Быт. 40, 19)… Очевидно, что этот перевод должен быть всячески избегаем.Шаблон:Конец цитаты Помимо указанной литературы Василий Кельсиев предпринял также издание «Стоглава», которое критик «Русского вестника» признал неудачным.

Турецкий подданный Василий Яни

Изучив состояние раскола в России, Василий Кельсиев с целью выяснения действительного положения дел в среде московского старообрядчества, а также для организации перевозки герценовской нелегальной печати и координации деятельности различных противоправительственных организаций в России 2 марта[14] (или 4 марта[15]) 1862 года конспиративно, по паспорту турецкого подданного Василия Яни, прибыл в Россию. В Петербурге его принял другой герценовский эмиссар — английский подданный Артур Бенни, он разместил его на своей квартире и помог ему оформить в полицейском участке вид на жительство, поскольку сам Василий опасался осложнений со стороны полиции при регистрации своего фальшивого паспорта[15].

Четыре из пяти недель он провёл в Москве. В течение своего непродолжительного пребывания в России Кельсиев встречался с Н. А. Серно-Соловьевичем и А. А. Серно-Соловьевичем (это была не первая их встреча, до этого он встречался с ними в Кенигсберге)[16], пытался распространять между старообрядцами агитационные прокламации и найти себе союзников среди влиятельных старообрядцев, но быстро убедился в ошибочности своих надежд на революционность раскольников, его агитация в пользу их активного политического противостояния властям не увенчалась успехом. Василий Иванович находился в России весь март и начало апреля, в это время он примыкал к революционному кружку Артура Бенни и Андрея Ничипоренко, выпускавшего в собственной типографии прокламации «Русская правда»[15]. Писатель Н. С. Лесков, также входивший в этот кружок, позднее в очерке «Загадочный человек» так описывал результаты этого приезда: «Впоследствии этот визит наделал кучу хлопот, а приютившему Кельсиева московскому купцу, Ивану Ивановичу Шебаеву, стоил даже продолжительной потери свободы, чего старушка мать Шебаева не перенесла и умерла, не дождавшись решения судьбы арестованного сына»[17].

В начале апреля Кельсиев покинул Россию и переправился со своим паспортом в Лондон. А. И. Герцен так вспоминал о приезде Кельсиева[11]: Шаблон:Начало цитатыВесной возвратился из Москвы и Петербурга Кельсиев. Его поездка, без сомнения, принадлежит к самым замечательным эпизодам того времени. Человек, ходивший мимо носа полиции, едва скрывавшийся, бывавший на раскольничьих беседах и товарищеских попойках — с глупейшим турецким пассом в кармане — и возвратившийся sain et sauf [здоровым и невредимым (фр.)] в Лондон, немного закусил удила. Он вздумал сделать пирушку в нашу честь в день пятилетия «Колокола», по подписке, в ресторане Кюна.Шаблон:Конец цитаты Вскоре после Кельсиева в Лондон проследовал А. И. Ничипоренко с писателем Н. А. Потехиным. Они направлялись к Герцену представлять интересы петербургской конспиративной организации «Земля и воля», а также за партией свежей герценовской нелегальной печати. При переходе австрийско-итальянской границы Ничипоренко неожиданно выдал себя, выкинув под стол компрометирующие письма. Копии писем были высланы в Россию, а Ничипоренко беспрепятственно проследовал через границу и прибыл домой в Прилуцкий уезд Полтавской губернии. Там он был задержан 28 июля 1862 года, доставлен в Петербург, где быстро начал давать признательные показания[15]. Так начался процесс 32-х, одну из главных ролей в котором пришлось играть Кельсиеву, — однокашнику Ничипоренко. Полиция вскоре узнала от Ничипоренко о нелегальном приезде Кельсиева и в декабре 1862 года затребовала его приезда в Россию. Кельсиев отказался добровольно явиться на следствие, за что был заочно 10 декабря 1864 года приговорён Сенатом (высочайше утверждено 30 марта 1865 г.) к изгнанию из России навсегда и лишению всех прав состояния[3].

По оглашении приговора по этому процессу за пособничество Кельсиеву московский купец старообрядец-поповец Иван Иванович Шебаев (или Шибаев) (род. в 1835) был на год оставлен под надзором полиции, Николай Фёдорович Петровский наказан одним годом тюремного заключения; Артур Бенни был наказан трёхмесячным заключением и высылкой за границу без права возвращения в Россию; сам Андрей Иванович Ничипоренко спустя год и четыре месяца умер в Петропавловской крепости, так и не дождавшись конца следствия[18].

Вторая эмиграция

Файл:Общее вече N1.jpeg
В первом номере газеты для старообрядцев «Общее вече» помещена статья Кельсиева «Донос иже по делам веры фискальствующего купца Сопёлкина»

По возвращении в Лондон английский издатель Трюбнер предложил Кельсиеву работу по составлению русской грамматики для англичан и перевод некоего английского финансового труда. Но такая работа не удовлетворяла пылкого революционера[11]. Кельсиев, забыв о своей неудачной агитации среди старообрядцев, вновь обдумывает план, как найти в старообрядцах союзников и опору в своей революционной деятельности. С этой целью он задумывает пропагандировать свои социалистические идеи среди широких народных масс через общедоступную газету. Поддержкой этому начинанию он заручился у Н. П. Огарёва, так возникла идея приложения к газете «Колокол» — «Общее вече», поскольку аудитория основной газеты была представлена преимущественно образованными читателями. Попытка расширения читательской аудитории и всесословной «народной» газеты наткнулась на разногласия в этом вопросе с А. И. Герценом[14].

Газета начала выходить 15 июля 1862 года и выходила до 15 июля 1864 года. «Борьба за старообрядца» заключалась в обсуждении вопросов свободы вероисповедания и пропаганде идей русского самобытного общинного социализма, защите от социальной и политической дискриминации иноверов, староверов, раскольников всевозможных толков. Газета, руководимая Кельсиевым, зачастую воспринималась как «газета для старообрядцев». В октябре 1862 года Кельсиев отошёл от редактирования газеты. С другой стороны, и руководство старообрядцев в лице епископа Пафнутия (Овчинникова) после встречи с Герценом в Лондоне наложило запрет старообрядцам России на какие-то бы ни было отношения «с этими безбожниками». Герцен позднее посвятил Кельсиеву отдельную главу «Былого и дум», где писал о Василии как о «нигилисте с религиозными приёмами и нигилисте в дьяконовском стихаре». По мнению Герцена, Кельсиев «учился всему на свете и ничему не научился дотла, читал всякую всячину и надо всем ломал довольно бесплодную голову. От постоянной критики всего общепринятого Кельсиев раскачал в себе все нравственные понятия и не приобрёл никакой нити поведения»[15].

Исключительно газетная работа целиком не удовлетворяла Кельсиева, он искал себе практической деятельности, и для этого вновь пустился в путь, Герцен пытался безуспешно отговорить его[11]. Осенью 1862 года Кельсиев решил покинуть Англию, оставив жену с дочерью в Теддингтоне на попечении Герцена, и отправиться для организации противоправительственной деятельности в Австро-Венгрию, но австрийская полиция вынудила его покинуть страну, приняв Василия за тайного русского шпиона[7]. После этого Кельсиев проследовал в Константинополь. В Константинополе Кельсиев жил до декабря 1863 года, пытаясь объединить различные оппозиционные элементы и подчинить своему влиянию проживавших там старообрядцев. Там он сблизился с некоторыми польскими эмигрантами, встреча с которыми оказала на него довольно сильное воздействие, Кельсиев впервые начал сомневаться в ценности своей агитационно-пропагандистской деятельности, в осуществимости принципов революционного и социалистического преобразования, в которые незыблемо верил прежде[7].

Колония в Тульче

Файл:The Russian Messenger of Mikhail Katkov.jpg
Кельсиев (Иванов-Желудков) в журнале М. Н. Каткова вместе с Достоевским и Фетом

В мае 1863 года младший брат Василия Иван, отбывавший заключение за студенческие беспорядки в Москве, совершил побег и прибыл к брату в Турцию 2 (14) июля. Кельсиев почувствовал стремление жить среди русских, с этой целью вместе с Иваном, а также с Садык-пашой (М. С. Чайковским) он решает основать русскую колонию в Тульче на Дунае. Смысл этой колонии, по Герцену, состоял в эксперименте по организации нового типа коммуны. Члены новой общины должны были заниматься революционной пропагандой среди раскольников, организовать школу для детей казаков-старообрядцев, на практике осуществить опыт общинной жизни, прибыль и убыль от экономической деятельности делить поровну, так же как поровну должна была делиться между всеми трудная и необременительная работа. Эксперименту должна была благоприятствовать относительная местная дешевизна жизни[11]. Ещё одним мотивом для организации колонии вблизи русской границы было стремление основать место обитания для беженцев из России, желающим устроить свою жизнь в соответствии с новыми социалистическими идеалами[7]. По мнению Тучковой, Кельсиев воспринимал русскую колонию в Тульче как «землю обетованную» для русского эмигранта[12].

Кельсиеву удаётся сблизиться с местным атаманом русских казаков-некрасовцев — секты донских казаков-раскольников — Осипом Семёновичем Гончаровым (1796—1880), на какое-то время убедить его прислушаться к идеям общинного социализма, а для этого лично познакомиться с его духовным вождём — А. И. Герценом. Вняв совету Кельсиева, Гончаров отправился из Турции в Лондон, по пути был принят французским министром иностранных дел Э. Тувенелем, прожил у Герцена с 14 по 19 августа 1863 г., неопределённо пообещал помогать революционной работе новых колонистов, но впоследствии уклонился от помощи в создании русской типографии в Добрудже и направил на имя Александра II адрес старообрядцев с просьбой о веротерпимости, вызвавший критику Герцена и Огарёва[11].

Несмотря на разногласия между Герценом и Кельсиевым, всё это время между ними не прекращалась переписка. На обратном пути из Лондона Гончаров возвращался вместе с женой и дочерью Кельсиева, 29 августа 1863 г. Варвара Тимофеевна вместе дочерью прибыла в Константинополь. Колония в Тульче просуществовала с декабря 1863 по апрель 1865 года. В начале 1864 года к колонистам присоединились два русских офицера-эмигранта: П. И. Краснопевцев и М. С. Васильев. Начало деятельности общины складывалось очень удачно: отношения с казаками, скопцами, турками и румынами сложились вполне доброжелательные. Кельсиев даже был избран старшиной казаков, заслужив их доверие[9]. Кельсиеву удаётся выиграть несколько весьма спорных судебных процессов с соседями старообрядев, после чего те все свои дела начали поручать Кельсиеву, обходясь без помощи турецкого суда.

Одновременно Василий Иванович пытался распространять среди раскольников прокламации «Земли и воли» и издания Герцена, поднять их на помощь повстанцам Подолии и Волыни, склонить их к высылке своих эмиссаров для организации старообрядческих мятежей и восстаний среди терекских, уральских и донских казаков, убедить старообрядческого архиепископа Аркадия устроить типографию для печати прокламаций и воззваний к старообрядцам. В конце концов, соратникам Кельсиева удаётся организовать собственную типографию, однако белокриницкий митрополит Кирилл запретил старообрядцам вступать в контакт с тульчинскими колонистами.

Наблюдая равнодушие раскольников к своей агитации, и снижение революционной активности в России после подавления польского восстания 1863 года, Кельсиев начал испытывать разочарование в своей деятельности[1]. В июне 1864 года умер от тифа младший брат Василия Иван, что явилось для Василия тяжёлой потерей. Начались трения с атаманом Гончаровым. Атаман писал Герцену о том, что Василий с горя начал пить. В ночь на 8 февраля 1865 г. Краснопевцев повесился, Васильев покинул общину. Кельсиев также бросает начатое дело и оставляет общину, взяв с собой семью (у него только что родился сын). Началась полоса скитаний Кельсиева по Балканам. Сначала он бесцельно отправляется в Константинополь, затем в дунайские княжества. Герцен, пытаясь облегчить бедственное положение семьи Кельсиева, высылал ему небольшие суммы денег. Остановившись в Галаце, Кельсиев нашёл место дорожного чиновника, но от эпидемии холеры друг за другом умирают его малолетние сын и дочь, вслед за ними от скоротечной чахотки 3 (15) октября 1865 г. умерла жена Кельсиева Варвара Тимофеевна[11]. Василий сам выкопал всем троим могилы и сам похоронил их. Герцен написал в «Колоколе» сочувственные некрологи о смерти Ивана Кельсиева и Варвары Тимофеевны, называя её «твёрдой, превосходной женщине», вынесшей «добровольную ссылку, страшную бедность и всевозможные лишения»[12].

Разочарование и ностальгия

Файл:NP Ogarev and AI Herzen 1861.jpg
Герцен и Огарёв летом 1861 г.

После смерти семьи Кельсиев жил в Вене (1866), путешествовал по Венгрии и Галиции, оттуда он под псевдонимом Иванов-Желудков отправлял свои корреспонденции, путевые очерки, материалы по этнографии и мифологии славян в русские газеты и журналы. Эти органы печати не были радикальными: умеренно-либеральные «Голос» и «Отечественные записки», консервативный «Русский вестник». Ещё 17 декабря 1864 года Кельсиев писал консервативному литератору Д. В. Аверкиеву о своём охлаждении к «нигилизму» и о намерении печататься в русских журналах[19]. По словам Кельсиева, в славянских землях Австро-Венгрии он встречал ту же самую веру в Россию, какую он постоянно видел в турецких старообрядцах-казаках[7]. Под влиянием этих поездок и будучи подавленным потерей семьи, Кельсиев всё более склонялся к славянофильству[8][9].

Своими сомнениями Кельсиев делился с Герценом. Александр Иванович писал в «Былом и думах», что письма Кельсиева этих лет (их переписка длилась до 1866 года) полны тоски и отчаяния. 2 ноября 1866 г. Кельсиев приехал в Яссы и направил отсюда несколько корреспонденций в газету «Голос». Как вспоминала Тучкова-Огарёва, Герцен, не зная о владельце псевдонима Иванов-Желудков в «Голосе», узнал Кельсиева по слогу, так ему стало известно о том, что Кельсиев в это время находился в Яссах. В это время их переписка прекратилась. По утверждению «Русского биографического словаря» А. А. Половцова, Герцен фактически отвернулся от Кельсиева, не отвечая на полные пессимизма письма Василия Ивановича[7]. 20 мая 1867 года Кельсиев прибыл на российский таможенный пункт в Скулянах в Бессарабии, сообщил о себе, что он эмигрант и государственный преступник, не подвергавшийся суду. После этого он сдался пограничным властям. Как писал Кельсиев в «Исповеди», «он ещё накануне был далёк от этого шага и почувствовал неудержимую тоску по Родине лишь тогда, когда увидел на австрийской границе, как отмывали грязь с отправляемой в Россию брички»[8].

Возвращение в Россию

Василий Иванович был доставлен в Кишинёвскую тюрьму, откуда отправлен 2 июня в Санкт-Петербург в III Отделение. На допросе, при снятии с него показаний о своей деятельности, Василий сам предложил изложить всю последовательность и хронологию событий, которые привели его к сдаче российским властям. Так появилась его «Исповедь». Она была написана под арестом с 13 июня по 11 июля 1867 года. В ней Василий отрёкся от своей предыдущей революционной агитации, подробно пояснил причины своего духовного кризиса. Раскаиваясь в своей эмигрантской деятельности, Кельсиев, тем не менее, избегал упоминания фактов и лиц, неизвестных жандармам с тем, чтобы своими показаниями не скомпрометировать остающихся на свободе в России и за границей оппозиционеров, и не подвергнуть их преследованиям со стороны российского правительства за свою антиправительственную пропаганду[7][8][19].

«Исповедь» Кельсиева прочитал император Александр II и даровал Василию Ивановичу полное прощение, ему было возвращено даже право поступления на государственную службу и возможность жить в обеих столицах[9]. 11 сентября 1867 года, по истечении трёх с половиной месяцев лишения свободы, Кельсиев был выпущен из тюрьмы и обосновался в Санкт-Петербурге. Необычайно мягкое отношение властей к бывшему государственному преступнику[K 3] произвело негативное впечатление на радикальную оппозицию. Поступок Кельсиева был воспринят ими как ренегатство[1]. После помилования Кельсиев возвратился к научной и литературной деятельности. Осенью 1867 года он прочитал доклад в Русском географическом обществе о малоизученной секте скопцов. После этого он женился вторым браком на журналистке Зинаиде Алексеевне Вердеревской, сотруднице умеренных и консервативных изданий, сосредоточил свою деятельность в литературных журналах и жил преимущественно литературным трудом[7].

Файл:NivaKelsiyev.jpg
Портрет работы Волковского в «Ниве». Спустя десять месяцев после смерти журнал чествовал своего постоянного автора

Отныне Кельсиев сотрудничал в славянофильских и консервативных изданиях: «Заря», «Всемирный труд», «Русский вестник», «Нива». В 1868 году он издал свои мемуары «Пережитое и передуманное» (СПб., 1868), которые являлись сокращённым для легальной печати вариантом его «Исповеди». В этой книге, а также в очерках «Из рассказов об эмигрантах», «Эмигрант Абихт» (1869) Кельсиев обратился к изображению жизни политической эмиграции. Русская демократическая печать отнеслась к этим публикациям Кельсиева резко отрицательно[8] — рецензии в «Вестнике Европы», № 7, «Отечественных записках», № 12, «Неделе»[11], несмотря на то, что эти работы имели много ценной и правдивой информации из первых рук, а сам Василий Иванович взвешенно, беспристрастно, но при этом весьма деликатно оценивал деятельность политических эмигрантов[8][9].

По мнению современных представителей консервативной мысли, эти работы Василия Ивановича являются его главным жизненным итогом[19]. Советская идеологическая схема, расценивая заключительную деятельность Кельсиева как ренегатскую и реакционную, оговаривала ценность мемуаров Кельсиева осведомлённостью их автора, обеднённую его тенденциозностью[1] и поверхностным пониманием деятельности Герцена, в котором Кельсиев видел не революционера, а лишь обычного реформатора волею судеб ставшего агитатором. Однако, эта схема уточнялась тем дополнением, что, в силу деликатности и осторожности Кельсиева, он мог нарочито приглушить роль Герцена и могущество его влияния на революционные умонастроения молодого поколения шестидесятников, чтобы рассеять необоснованно суровое отношение правительства Александра II к лондонскому изгнаннику[20].

Также в 1868 году Кельсиев выпустил книгу «Галичина и Молдавия», она представляла собой путевые очерки 1866—1867 гг. из газеты «Голос» вместе с авторскими рассуждениями о панславизме: «Вся цель и идеал славянства состоит в том, чтобы слиться во что бы то ни стало воедино; слиться в один народ, возыметь один язык, одну азбуку». Задача общеславянского союза, по Кельсиеву, была первоочередной политической целью. В этой же книге Кельсиев рассматривал и другие аспекты желательной ему национальной политики славянских народов, в частности, взаимоотношения евреев и славян. По утверждению «Большой энциклопедии русского народа», эта книга пользовалась широким успехом[19]. Также лестную оценку очерков Кельсиева дала супруга А. И. Герцена, Н. А. Тучкова-Огарёва[12], однако, по мнению «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», книга встретила в литературных кругах холодный приём[9].

В 1870 году Кельсиев опубликовал в новом журнале «Нива» и журнале «Семейные вечера» несколько очерков на исторические темы («Александр Невский и Дмитрий Донской», «Первый русский царь Иван III Васильевич», «Просветители славян святые Кирилл и Мефодий»). В поисках заработка Василий Иванович начинает писать популярные исторические романы «Москва и Тверь» (1872), «На все руки мастер» (1871), «При Петре» (1872), имевшие, по мнению «Русского биографического словаря», некоторые литературные достоинства. В советское время его литературные произведения были забыты, публицистические работы также не переиздавались, зато впервые в «Литературном наследстве» увидела свет его «Исповедь» и переписка с Герценом и Огарёвым, время от времени появлялись в печати отрывки из его мемуаров, касающиеся жизни Герцена. В постсоветское время исторические романы Кельсиева начали переиздаваться.

Умер в Санкт-Петербурге Шаблон:СС3 года[14] в возрасте 37 лет. Причиной преждевременной смерти указываются тяжёлые условия жизни, нравственные страдания и злоупотребление алкоголем в Галаце после смерти жены и детей (1865 год). В Петербурге Кельсиев часто болел и временами впадал в полную апатию[7][9].

Внешние черты и характер

А. И. Герцен главу воспоминаний «Былого и дум» о Василии Кельсиеве писал до того, как тот принял решение сдаться российским жандармам, поэтому его характеристика написана во многом с симпатией к некогда близкому человеку, каким был для Герцена Кельсиев до его отступничества. Мемуаристу при первом знакомстве предстал высокий, худощавый молодой человек «с четвероугольным черепом, с шапкой волос на голове», напомнивший Александру Ивановичу чем-то неуловимым петрашевца В. А. Энгельсона. Герцен отмечает, что при всей неустроенности и незрелости Кельсиева в нём не было ничего пошлого. «Церковный оттенок, наречие и образность остались у него в форме, в языке, в слоге и придавали всей его жизни особый характер и особое единство, основанное на спайке противуположных металлов». Далее Герцен пишет, что Кельсиев, сомневался во всём, но при этом ничего не принимал на слово: ни добра, ни зла[11].

В чём-то схожем с описанием Герцена предстаёт Кельсиев в характеристике его жены, Н. А. Тучковой-Огарёвой: «Он был умный, самолюбивый и нерешительный»[12]. Безвестный журналист «Нивы», подписавшийся псевдонимов В. Л-ев, оставил описание облика Кельсиева после его возвращения в Россию. Он отмечает живой, многообещающий ум, картинность вымысла и лёгкость слова при слабой воле и неустойчивом характере. Мемуарист указывает при этом в Кельсиеве темперамент сангвиника и броскую внешность: Шаблон:Начало цитатыв наружности и в привычках много высказывал азиатского, курчавые с лоском волосы; маслянистые, с грустным оттенком глаза; выдающиеся в лице скулы и мягкий гортанный голос, с прибавкой к этому постоянной наклонности к восточному кейфу и мусульманскому фатализму, — всё говорило в нём не за холодную кровь.Шаблон:Конец цитаты

Библиография

Семья

Первая жена: Варвара Тимофеевна (ок. 1840—1865). Их дети:

  • сын или дочь? (ок. 1859 — ок. 1860)
  • Мария («Малуша», «Милуша», «Маруся»; ок. 1860—1865).
  • сын[12] или дочь[11] (ок. 1864—1865)

Вторая жена: Зинаида Алексеевна Александровна?) (1830-е — 1924) — писательница, переводчик, востоковед.

Комментарии

Шаблон:Примечания

Примечания

Шаблон:Примечания Шаблон:ВС


Ошибка цитирования Для существующих тегов <ref> группы «K» не найдено соответствующего тега <references group="K"/>