Русская Википедия:Общелитературная фантастика
Общелитературная фантастика (внежанровая фантастика) — разновидность фантастики, являющаяся частью литературы «основного потока» и противопоставляемая фантастике жанрово-обусловленной. Разница между ними определяется способом взаимодействия между фантастическим и миметическим началами в мире художественного произведенияШаблон:Sfn. К общелитературной фантастике в той или иной степени обращались почти все русские писатели начиная с XIX векаШаблон:Sfn.
Особенности
Шаблон:Врезка Жанрово-обусловленная фантастика снимает существующее противоречие между реалистичными и невозможными в реальности элементами вымышленного мира путём заключения своего рода договора с читателем — границы фантастического в ней определены достаточно чётко и, как следует из названия, обусловлены законами жанра (такого, как литературная сказка, научная фантастика или фэнтези). Для героя сказки, а вслед за ней — научной фантастики и фэнтези, законы фантастического мира выглядят вполне естественными, читатель же чётко разграничивает эти законы от известных ему законов природыШаблон:SfnШаблон:Sfn.
В общелитературной же фантастике, напротив, «норма условности» — строго индивидуальна. Точка зрения героя книги и её читателя на возможность тех или иных событий может как совпадать, так и быть разнойШаблон:Sfn. Такая фантастика не снимает противоречие между фантастическими и реалистическими элементами, но актуализирует это противоречие, зачастую делая границу между ними неопределённойШаблон:Sfn. Леонид Геллер, классифицируя жанры фантастики, писал о такой фантастике, которая отличается как от фантастики научной, так и от сверхъестественной или сказочной, и которую он назвал современной фантастикой: «Для современной фантастики, родоначальником которой был Гоголь, а вершиной в XX веке — Кафка, иного мира нет, а фантастический, непонятный облик приобретает сама окружающая нас действительность»[1].
Одно из первых определений подобной фантастики дал Владимир Соловьёв в предисловии к повести Алексея Константиновича Толстого «Упырь»[2] (см. на врезкеШаблон:Переход). Данное определение использовал и развил Цветан Тодоров в своей работе «Введение в фантастическую литературу»Шаблон:SfnШаблон:Sfn. Различные подходы к фантастического в связи с творчеством Гоголя и русских писателей-романтиков исследовал Юрий Владимирович МаннШаблон:Sfn. Подобно Соловьёву и Тодорову, наиболее продуктивной вариацией он считает возникшую в рамках романтизма (в частности, у Гофмана) завуалированную (неявную) фантастикуШаблон:Sfn.
Так, в «Песочном человеке» Гофмана сверхъестественная точка зрения на происходящее представлена в письмах Натаниэля, рационалистическая — в письмах его невесты Клары. Повествователь же, не присоединившись к мнению Клары, что речь идёт о больной фантазии героя, хотя и даёт читателю возможность истолковать необычные события как ряд случайных совпадений, подводит читателя к мысли об их роковой внутренней взаимосвязи, пусть истолкованной и не столь прямо, как это сделал НатаниэльШаблон:Sfn. В России подобный подход, в частности, был ярко воплощён в «Пиковой даме» Пушкина (которую Достоевский назвал «верхом искусства фантастического»[3])Шаблон:Sfn. Данная особенность общелитературной фантастики делает предметом литературоведческих споров саму фантастичность тех или иных классических литературных произведенийШаблон:Sfn.
Являясь развитием романтической традиции, общелитературная фантастика нередко представляет фантастическое как нечто враждебное человеку: если в таких разновидностях фантастики, как сказка, научная фантастика и фэнтези, оно служит формированию логики вымышленного мира, тут оно зачастую, напротив, разрушает логику реалистичного поначалу мира произведенияШаблон:Sfn. Е. М. Неёлов обращает внимание на процитированные Манном в связи с поэтикой литературной фантастики слова Жан Поля: «Пусть чудо летит не как дневная и не как ночная птица, но как сумеречная бабочка»Шаблон:Sfn и пишет о том, что эта метафора отражает не только параллелизм реалистичного и фантастического толкований необычайных событий, но и некоторую «сумеречность» литературной фантастики как таковойШаблон:Sfn.
В литературе, предшествовавшей романтизму, Михаил Бахтин, в частности, в работе «Проблемы поэтики Достоевского» выводит жанр литературной фантастики из менипповой сатиры (в качестве одного из источников которой он называет сократический диалог). «Развёрнутой» менипповой сатирой Бахтин, в частности, посчитал роман Апулея «Золотой осёл». Он выделяет такие особенности жанра мениппеи, как исключительную свободу сюжетного и философского вымысла, некоторую скандальность и эксцентричность повествования и направленность создаваемых посредством этой свободы исключительных ситуаций на философские искания — провоцирование и испытание некоей идеиШаблон:SfnШаблон:Sfn.
В начале 1980-х аргентинский литературовед Хайме Алазраки (Шаблон:Lang-es, 1934—2014) предложил, изначально по отношению к латиноамериканским магическим реалистам, термин неофантастика (Шаблон:Lang-es, Шаблон:Lang-en, Шаблон:Lang-de)[4]. Ренате Лахманн поясняет, что этот термин применим к модернистской и постмодернистской литературе, оперирующей фантастичностью самого различного происхождения, каждый вариант которой имеет свою собственную функцию, отличающую его от других вариантовШаблон:Sfn. Она пишет о том, что современная неофантастика является прямым продолжением той линии, которую Бахтин прослеживал в литературе от античности и средневековой до конца XIX века, обозначая её как традицию карнавальностиШаблон:Sfn. При этом Лахманн также подчёркивает разницу между фантастическим и комическим, говоря о том, что юмор дополняет рациональное, находя разрядку напряжения, возникшего вследствие инверсии и переноса в смехе, фантастика основана на примате иррационального, её цель, как правило, вызвать такие чувства, как страх и любопыство, увлечь читателя тайной или недоказуемыми апориямиШаблон:Sfn.
Примечание
Литература
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
- Шаблон:Книга
