Русская Википедия:Оговорка Мартенса
Оговорка Мартенса, также декларация Мартенса — принцип права вооружённых конфликтов, впервые зафиксированный в преамбуле II Гаагской конвенции 1899 года[1]. Действие этого принципа распространяется на ситуации, не урегулированные позитивными нормами ведения войны. Согласно оговорке Мартенса, в таких случаях защиту комбатантам и гражданским лицам обеспечивают основные начала международного права, следующие из принципов гуманности, требований общественного сознания и международных обычаев[2].
Хотя изначально оговорка Мартенса носила ситуативный характер (она была внесена в документ, чтобы разрешить противоречия между делегатами Гаагской конференции), позднее её варианты были использованы в ряде международных соглашений, включая Женевские конвенции 1949 года и дополнительные протоколы к ним.
Разработка
Предыстория оговорки Мартенса восходит к Брюссельской конференции 1874 года, когда по инициативе Российской империи делегатам конференции был предложен проект Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. Автор этого документа, юрист и дипломат Фёдор Мартенс, опирался на признанные международные нормы и обычаи того времени (в том числе выраженные в Петербургской декларации 1868 года), что позволяло рассчитывать на скорое одобрение документа всеми участниками конференции. Однако делегаты в большинстве отказались подписывать проект, в принципе возражая против ограничения войны международными правилами. В результате предложенный документ был принят лишь в виде декларации, не имеющей обязательной силы[3].
Через двадцать пять лет после принятия Брюссельской декларации в Гааге собралась первая Конференция мира. Конференция была инициирована Россией, среди делегатов от которой вновь был Фёдор Мартенс — автор программы конференции, включавшей принятие Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. Конференция одобрила эту программу и назначила Мартенса председателем комиссии по разработке соглашения[3].
В качестве проекта конвенции Мартенс предложил Брюссельскую декларацию 1874 года, после чего комиссия приступила к постатейному обсуждению проекта. По мере приближения работы комиссии к концу в ней развернулась острая дискуссия вокруг отдела, посвящённого оккупированным территориям. Делегаты Германской империи требовали, чтобы в конвенцию было внесено положение о запрете партизанской борьбы, в то время как представители малых наций утверждали, что партизаны заслуживают защиты в качестве полноправных комбатантов. С яркой речью в поддержку последней позиции выступил представитель Бельгии Эдуард Декамп, поставивший под сомнения права оккупационных властей[1][3][4].
Мартенс, изначально стремившийся добиться единогласного принятия конвенции, воспринял эту дискуссию как момент, поворотный для будущего документа. Опасаясь срыва переговоров из-за разногласий сторон, российский дипломат предложил внести в преамбулу соглашения компромиссную оговорку, позднее названную в его честь[3][5]. Идея Мартенса была поддержана делегатами и закреплена в тексте конвенции на пленарном заседании 27 июля, что позволило принять начальный проект документа без изменений. Более того, хотя изначально оговорка была выдвинута по отношению к конкретному правилу ведения войны, в тексте конвенции она приобрела всеобъемлющий характер. В преамбуле подчёркивалось, что на момент принятия соглашения оказалось невозможным разработать полный свод норм гуманитарного права[4], а следующая за этим положением оговорка Мартенса гласила[1]:
Шаблон:Начало цитатыВпредь до того времени, когда представится возможность издать более полный свод законов войны, Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми ими постановлениями, население и воюющие остаются под охраною и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания.Шаблон:Конец цитаты
В дальнейшем варианты оговорки Мартенса воспроизводились в других международных договорах, включая IV Гаагскую конвенцию о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.Шаблон:Efn, XXIII резолюцию Тегеранской конференции по правам человека 1968 г.Шаблон:Efn, Конвенцию о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия 1980 г.Шаблон:Efn[1][6]. Новую цель оговорка приобрела в Женевских конвенциях 1949 г.Шаблон:Efn: в каждой из них предусмотрено, что в случае денонсации конвенции договаривающаяся сторона остаётся под действием начал международного права[6]. Таким образом, наступление правового вакуума после денонсации оказывается невозможным[7].
Оговорка Мартенса также была закреплена в Дополнительных протоколах к Женевским конвенциям 1977 г.Шаблон:Efn[6]. Согласно комментарию Международного Комитета Красного Креста, включение оговорки в протоколы преследовало две цели. Во-первых, исходя из предположения, что никакая кодификация гуманитарного права не будет полной, составители договора использовали оговорку Мартенса, чтобы предотвратить применение принципа «всё что не запрещено — разрешено». Во-вторых, оговорка должна была стать «динамическим фактором», который позволил бы применять принципы международного права к будущим реалиям и технологиям[8].
В 2008 году вариант оговорки, идентичный формулировке I Дополнительного протокола, вошёл в Конвенцию по кассетным боеприпасам, которая остаётся наиболее современным договором, закрепившем декларацию МартенсаШаблон:Efn[5]. По замечанию российского правоведа Владимира Пустогарова, изменения оговорки в течение её многолетнего применения были минимальны. Не считая редакционных правок, приводящих текст в соответствие современному юридическому языку, единственным значительным изменением было исключение из оговорки понятия «образованные народы», которое утратило свою актуальность в связи с завершением деколонизации[3].
-
Делегаты Гаагской конференции 1899 года
-
Гаагская конференция 1907 года
-
Подписание Женевских конвенций в 1949 году
Толкования
В настоящее время существует несколько интерпретаций юридического содержания оговорки Мартенса. В узком понимании оговорка устанавливает, что существующие обычаи международного права продолжают действовать после принятия какой-либо договорной нормы[1]Шаблон:Sfn. Приверженцы этого подхода считают, что оговорка Мартенса влияет лишь на толкование существующих принципов и правил международного права. К числу сторонников этого мнения относился британский юрист Шаблон:Iw, писавший, что «единственная функция [оговорки Мартенса] состояла в том, чтобы чтобы сохранить в неприкосновенности любые ранее существовавшие правила войны…». Схожую позицию занимает египетский правовед Шаблон:IwШаблон:Sfn.
Более широкое толкование оговорки предполагает, что вместе с ней в международном гуманитарном праве появились новые источники: принципы гуманности и требования общественного сознания. Такой интерпретации придерживался голландский юрист Шаблон:Iw, критиковавший Шварценбергера за «узкоисторическую интерпретацию оговорки». Аналогичную позицию занял Нюрнбергский трибунал по делу Круппа, установивший, что оговорка Мартенса «превратила обычаи, установленные между цивилизованными нациями, законы человечности и требования общественного сознания в юридический критерий…»Шаблон:Sfn Более сложную версию этого тезиса выдвинул итальянский правовед Шаблон:Iw. По мнению учёного, наряду с процессом создания обычной правовой нормы в международном праве существует процесс «правового признания требований общественного сознания», то есть таких требований, которые изначально являются моральными нормами, лишёнными, в отличие от обычая, юридической силы. По мнению Спердути, оговорка Мартенса предусматривает в качестве источника права как международный обычай, так и нормы, созданные в результате такого процесса — в качестве примеров таких норм Спердути называет запрет работорговли и агрессивной войныШаблон:Sfn.
Критику тезиса о том, что оговорка Мартенса открыла новые источники международного права, представил итальянский юрист Антонио Кассезе[5]. Кассезе доказывал, что в существующий судебной практике принципы гуманности и требования общественного сознания никогда не рассматривались в качестве самостоятельных источников права. Вместо этого суды либо обращались к оговорке для лучшего понимания духа международного права, либо пользовались ей как «общей инструкцией» относительно толкования конкретных международных нормШаблон:Sfn. Вместе с этим юрист отмечал, что оговорка может быть использована при доказательстве возникновения правовых принципов. Согласно Кассезе, в случае, если принцип основан на принципах гуманности или требованиях общественного сознания, при доказывании его правомочности требования к существующей государственной практике (usus) могут быть менее строгими, чем если бы он был основан на обычае: вместо этого доказательство может быть основано на opinio juris sive necessitatisШаблон:Sfn. Контраргументы к критике Кассезе выдвинул польский исследователь Марцин Калдуньски[5][9].
Хотя в современной юриспруденции оговорка Мартенса признаётся международным обычаем, центральный вопрос её толкования — является ли оговорка самостоятельным источником правовых обязательств — остаётся неразрешённым[5]. Однако, несмотря на разницу интерпретаций, оговорка сохраняет своё значение при правовом регулировании ситуаций, не предусмотренных существующим международными договорами[10]. По оценке российского юриста Камиля Бекяшева, оговорка Мартенса остаётся связующим звеном между нормами международного гуманитарного права в сфере защиты личности и является одним из начал этой правовой отрасли[11].
Применение
Примечания
- Источники права
- Комментарии и публикации
Литература
- ↑ 1,0 1,1 1,2 1,3 1,4 Шаблон:Статья
- ↑ Шаблон:Книга Шаблон:Wayback
- ↑ 3,0 3,1 3,2 3,3 3,4 Шаблон:Статья = Шаблон:Статья
- ↑ 4,0 4,1 Шаблон:Статья
- ↑ 5,0 5,1 5,2 5,3 5,4 Шаблон:Статья
- ↑ 6,0 6,1 6,2 Шаблон:Статья
- ↑ Шаблон:Книга — Para. 3300. Шаблон:Wayback
- ↑ Шаблон:Книга Шаблон:Wayback
- ↑ Шаблон:Статья
- ↑ Шаблон:Статья
- ↑ Шаблон:БРЭ
