Русская Википедия:Рыбаков, Борис Александрович

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Шаблон:ФИО Шаблон:Учёный Бори́с Алекса́ндрович Рыбако́в (21 мая (3 июня) 1908 года, Москва — 27 декабря 2001 года, там же) — советский и российский археолог, организатор наукиШаблон:Sfn, исследователь славянской культуры и истории Киевской РусиШаблон:Sfn. Академик РАН (1991; действительный член АН СССР с 1958 года). Герой Социалистического Труда (1978). Один из фактических руководителей советской археологииШаблон:Sfn. Влиятельный деятель советской историографии.

С 1927 по 1971 год занимался полевыми археологическими исследованиями. В 1940-х — 1960-х годах руководил раскопками городов Украины и Южной России (Белгород, Витичев, Вщиж, Любеч, Переяславль, Путивль, Тмутаракань, Торческ, Чернигов и др.), результаты которых не были систематически опубликованыШаблон:Sfn.

Рыбаков писал о многотысячелетней истории славян, начиная по меньшей мере с бронзового векаШаблон:Sfn. Он поддерживал идею глубокой автохтонности славянского населения, связывая с ним трипольскую культуруШаблон:Sfn. Ареалом этногенеза славян считал территорию от Среднего Поднепровья до ОдераШаблон:Sfn. Был сторонником антинорманизмаШаблон:SfnШаблон:Sfn. Писал об особом значении Среднего Поднепровья в формировании Русского государства, относя его истоки к VI—VII векамШаблон:Sfn. При этом он продлял историю русской культуры и государственности на 5—7 тысяч летШаблон:Sfn. Также он предпринимал попытки реконструировать и систематизировать славянские языческие представления и ритуалы как в древнейшую эпоху, так и в период Киевской РусиШаблон:Sfn.

Методика исследований Рыбакова неоднократно подвергалась критике со стороны научного сообщества. Многие учёные не согласны с его историческими и археологическими построениямиШаблон:Sfn.

Биография

Родился в русской старообрядческой семье. Сын Александра Степановича Рыбакова (1884—1977), первого ректора (1912—1917) Старообрядческого богословского институтаШаблон:Sfn, и педагога Клавдии Андреевны Блохиной. На момент рождения сына чета проживала на Ирининской улице в МосквеШаблон:Sfn. Борис получил хорошее домашнее образование, в 1917 году в возрасте девяти лет был отдан в частную гимназию. С 1918 по 1923 год воспитывался в детском доме «Трудовая семья» на улице Володарского, где преподавала его мать. В 1924 году окончил школу II ступени и три года работал распространителем «Рабочей газеты». Поступил в Брюсовский институт, но в 1926 году подал документы на историко-этнологический факультет МГУШаблон:Sfn. Состоял в студенческом археологическом кружке вместе с А. Я. Брюсовым, С. В. Киселёвым, Б. Н. Граковым, А. П. Смирновым и другими будущими учёными[1]. Университетскими наставниками Рыбакова были академик Ю. В. Готье, профессора С. В. Бахрушин и В. А. Городцов. В то же время на него оказал влияние археолог А. В. Арциховский. Окончив МГУ по специальности «историк-археолог», работал в Александровском краеведческом музее (1930) и Архиве Октябрьской революции в Москве (1930—1931)Шаблон:Sfn, затем в течение полугода служил курсантом в Красной армии, в артиллерийском полку 1-й дивизии в Москве (офицер конной разведки).

В 1931 году стал старшим научным сотрудником ГИМа. Работал в музее с 1931 по 1948 годы, с 1943 года заведовал отделом раннего феодализма, в 1947 году упоминается как заведующий отделом Древней Руси[2]. В 1936—1940 и 1943—1950 годах — старший научный сотрудник Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК, затем — Институт истории материальной культуры АН СССР, позднее — Институт археологии РАН). Трудился в Институте археологии до самой смерти, в том числе в 1951—1974 годах был заведующим сектором славяно-русской археологии. В 1956—1987 годах — директор Института, с 1987 года — почётный директорШаблон:Sfn.

В 1939 году Рыбакову присудили степень кандидата исторических наук за монографическое исследование «Радимичи», в котором он выступил против миграционистских концепций А. А. Шахматова[3]. В ходе многолетней работы над собраниями Исторического музея Рыбаков подготовил фундаментальный труд «Ремесло Древней Руси», защищённый в 1942 году в качестве докторской диссертации в эвакуации в Ашхабаде[4] и в 1948 году опубликованный отдельным изданием. Удостоился за эту работу Сталинской премии.

В 1943—1944 годах в составе Чрезвычайной государственной комиссии фиксировал разрушения памятников Чернигова, Вышгорода, Киева и окрестностей[5]. В 1944—1946 годах заведовал сектором археологии Института этнографии (ныне Институт этнологии и антропологии)Шаблон:Sfn.

В конце 1940-х — начале 1950-х годов критиковал марризм[6] и принял участие в кампании против «безродных космополитов»Шаблон:Sfn[7]. В 1951 году вступил в ВКП(б).

Член-корреспондент АН СССР с 23 октября 1953 года по Отделению исторических наук (археология), действительный член АН СССР с 20 июня 1958 года, заместитель академика-секретаря (1967—1973), Шаблон:И. о. академика-секретаря (1970—1971), академик-секретарь Отделения истории АН СССР (1974—1975).

Декан исторического факультета (1950—1952), проректор (1952—1954) МГУ; директор Института истории СССР (1968—1969)Шаблон:Sfn. Занимая руководящие должности, поддерживал некоторых «опальных» учёных, например Г. К. Вагнера (организовал тому, не имевшему диплома вуза, защиту докторской диссертации) и С. Н. Азбелева; в то же время препятствовал публикациям своих научных оппонентов Ю. В. Кухаренко, А. Л. Монгайта, Г. Б. Фёдорова и др.

В 1962—1969 годах — председатель Научного совета по координации работ в области славяноведения АН СССР, с 1966 года — председатель Музейного совета при Президиуме АН СССР. Входил в состав Бюро Национального комитета историков СССР и Исполнительного комитета Международного союза доисторических и протоисторических наук (с 1958 года), член Международного комитета славистов (с 1963 года), сопредседатель комиссии историков СССР и Польши. С 1946 года неоднократно представлял советскую историческую науку на международных конгрессах. С 1958 года — президент общества «СССР — Греция».

В 1978—1989 годах был главным редактором журнала «Советская археология»Шаблон:Sfn.

Рыбаков состоял в патриотической Ассоциации по комплексному изучению русской нации (АКИРН) под председательством профессора Е. С. ТроицкогоШаблон:Sfn.

Скончался Б. А. Рыбаков 27 декабря 2001 года. Похоронен в Москве, на Троекуровском кладбище[8].

Семья

Отец учёного — Александр Степанович Рыбаков (1884—1977), член общины старообрядческой Покровско-Успенской церкви на Немецком рынке в Москве, окончил историко-филологический факультет Московского университета, был автором трудов по истории раскола, а также основателем и директором Старообрядческого богословского учительского института, созданного в 1911 году на средства С. П. Рябушинского. Мать, Клавдия Андреевна Блохина, окончила филологический факультет Высших женских курсов В. И. Герье и работала педагогом.

Жена — Зоя Георгиевна (Юрьевна) Андронникова, выпускница Библиотечного института, до 1949 годаШаблон:Sfn трудилась в Исторической библиотекеШаблон:Sfn.

Сын — Ростислав Борисович Рыбаков (1938—2019), российский индолог, доктор исторических наук, специалист по проблемам истории культуры и межкультурным взаимодействиям, директор Института востоковедения РАН в 1994—2009 годахШаблон:Sfn.

Научная деятельность и взгляды

Профессиональная деятельность Б. А. Рыбакова началась в 1927 году с раскопок курганов вятичей в Подмосковье[9]. В 1929 году он участвовал в раскопках палеолитической стоянки Тимоновка под руководством В. А. Городцова[10], а также Рюрикова городища и курганов у деревни Хреплё под началом А. В. Арциховского[11][12]. Вместе с последним работал в Великом Новгороде[13] и Москве[14][15]. Составил ряд карт по истории Руси IX—XVI веков, которые экспонировались в Историческом музее и публиковались во многих справочных изданиях (Большая советская энциклопедия, «Краткий курс истории СССР» и др.)[16]. В 1936—1937 годах руководил раскопками славянских курганов у деревни Пузиково[17][18], затем исследовал Гочевский археологический комплекс в Курской области[19], в составе экспедиции М. В. Воеводского проводил археологические разведки по Десне, начал раскопки Пушкарёвского городища и летописного Вщижа[20][21]. В 1948 году исследования Вщижа были продолжены[22][23]. В дальнейшем Рыбаков руководил масштабными раскопками в Звенигороде[24], Переяславле Русском, Чернигове, Тмутаракани, Путивле, Александрове и других местах. Им были целиком изучены развалины Любечского замка и Витичева, что дало возможность реконструировать облик небольшого древнерусского города. На этих раскопках обучались сотни будущих историков и археологов. Многие ученики Рыбакова стали известными учёными, в частности, С. А. Плетнёва — специалист по кочевым народам Степи: хазарам, печенегам и половцам.

Научные труды Рыбакова содержали фундаментальные выводы о жизни, быте и уровне социально-экономического и культурного развития населения Восточной Европы. Так, в работе «Ремесло Древней Руси» (1948) исследователь прослеживает зарождение и этапы развития ремесленного производства у восточных славян с VI по XV века, а также выявляет десятки ремесленных отраслей. Рыбаков старался доказать, что домонгольская Русь не только не отставала в своём экономическом развитии от стран Западной Европы, как это утверждали ранее многие учёные, но и опережала эти страны по ряду показателей. В статье «Русские земли по карте Идриси 1154 г.» (1952) Рыбаков подверг анализу сведения о Восточной Европе, приводимые арабским географом Мухаммадом ал-Идриси. На его интерпретацию данных Идриси опирались многие историки и археологиШаблон:Sfn.

В своих работах Рыбаков обобщал масштабные археологические, фольклорные и письменные материалы. Корни славян он искал в бронзовом веке, утверждая, что после «пастушеского разброда» славянские племена объединились в Правобережной Украине и перешли к земледелиюШаблон:Sfn. Он поддерживал идею глубокой автохтонности славянского населения на территории Украины, связывая со славянами трипольскую культуруШаблон:Sfn. В сущности, Рыбаков продлял историю русской культуры и государственности на 5—7 тысяч летШаблон:Sfn. В монографии «Киевская Русь и русские княжества XII—XIII веков» (1982) он отнёс начало славянской истории к XV веку до н. э. В Змиевых валах академик видел свидетельство столкновения славян с киммерийцами (по общепринятой точке зрения, покинувшими Причерноморье за тысячу лет до появления там славян)[25]. Ссылаясь на исследования гидронимии, проведённые О. Н. Трубачёвым, Рыбаков утверждал, что в раннем железном веке славяне широко расселялись в украинской лесостепи и установили контакты с греками за 400—500 лет до ГеродотаШаблон:Sfn. Подобно историкам-романтикам XIX столетияШаблон:Sfn, он отождествлял славян-земледельцев с упомянутыми Геродотом скифами-пахарями, якобы снабжавшими хлебом весь античный мирШаблон:Sfn. Со славянами Рыбаков связывал и часть наследия скифов-кочевников. Так, он относил к славянам мифологического первочеловека и предка скифов Таргитая и его сына Колоксая, считал славянским скифский миф о дарах неба и др.Шаблон:Sfn.

Рыбаков полагал, что в раннем Средневековье славяне могли обитать в Крыму и Малой Азии, на Тамани и в низовьях ДонаШаблон:Sfn[26]. В статье «Анты и Киевская Русь» (1939) Рыбаков соотнёс городища роменского типа с народом антов[27], затем приписал последним черняховскую культуру, соотносимую с готами[28]Шаблон:Sfn, а в работе «Проблема образования древнерусской народности в свете трудов И. В. Сталина» (1952) предложил переименовать выделенные А. А. Спицыным «древности антов» в «древности русов»[29]. Рыбаков производил название анты от имени венеты, в рамках народной этимологии предложив «диалектную» форму «вянты», и рассматривал название вятичей как видоизменение «общеславянского наименования» венеты. На основе этих построений исследователь расширял праславянский и древнейший русский ареал от Дуная до ОкиШаблон:Sfn.

Рыбаков отождествлял славян и русов, помещая первое древнеславянское государство, предшественника Киевской Руси, в лесостепь Среднего ПоднепровьяШаблон:Sfn. Легендарного Кия он считал князем VI века, утверждая, что понятие «Русская земля» сложилось уже к этому времениШаблон:Sfn. Он был сторонником гипотезы, что название русь происходит от гидронима Рось (Ръсь)Шаблон:Sfn. Опираясь на работу Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», Рыбаков постулировал существование «курско-орловского сектора славянства», рассматривая его как восточную часть «Русской земли»[30]. По мнению В. Л. Янина, Рыбаков придерживался разработанной М. С. Грушевским концепции «киевоцентризма», согласно которой государственное устройство распространялось не из Новгорода в Киев, а из Киева в Новгород. Как пишет Янин, Рыбаков пошёл дальше, чем Грушевский, заявив об основании Новгорода киевлянами для защиты северных рубежей[31]. Рыбаков поддерживал тезис о Киеве как центре, который длительное время обеспечивал единство Руси. Он писал о прогрессивной роли княжеской власти, опиравшейся на города, основой развития которых был высокий уровень ремеслаШаблон:Sfn.

Изучая восточнославянские поселения, он реконструировал подобную Свеаланду систему сотен, в которой городища располагались «гнёздами» приблизительно по десять штук. По его мнению, такое «гнездо» в традиционном административном делении соответствовало тысяче или племени, а селища вокруг каждого городища входили в сотнюШаблон:Sfn. Наряду с другими историками (например, Б. Д. Грековым, Л. В. Черепниным, В. Т. Пашуто) Рыбаков стремился найти признаки феодальных отношений в IX—X веках и ранее с целью обосновать отсутствие переходного периода от первобытнообщинного к феодальному строю, что укладывалось в советскую формационную схемуШаблон:Sfn. В 1949 году с опорой на топографию дружинных курганов он предположил, что распространение этих курганов от «северянского» Чернигова до Шестовицы отражает формирование земельных владений киевских князей и дружины, то есть процесс феодализацииШаблон:Sfn.

Рыбаков говорил о принципиальном различии в экспансии норманнов на Западе и варягов на Востоке: побережье западных стран являлось открытым для неожиданных атак викингов с моря, тогда как русские «богатырские заставы» останавливали продвижение варягов ещё на реках Прибалтики, и лишь хитростью их отдельные отряды могли проникать вглубь Восточной ЕвропыШаблон:Sfn. В 1960-е годы Рыбаков утверждал, что норманны не могли останавливаться в восточнославянских городах и их прибежищем были «лагеря»: князь Олег сделал остановку на Угорском под Киевом, прикинувшись купцом; на верхнем Днепре скандинавы располагались в Гнёздове, ниже СмоленскаШаблон:Sfn. Академик сомневался в реальности существования даннических отношений между хазарами и частью восточных славян (полянами, северянами, радимичами и вятичами)[32] и писал о Хазарском каганате как о мелком паразитическом ханстве в Дагестане и дельте ВолгиШаблон:Sfn.

Файл:Rhyton Black Grave 01.jpg
Фрагмент композиции на большом ритоне из Чёрной могилы, X век; по Рыбакову — кульминационный момент былины об Иване Годиновиче — смерть КощеяШаблон:SfnШаблон:Sfn

Рыбаков работал в рамках «исторической школы»Шаблон:Sfn, в качестве источников для раскрытия исторических реалий Средневековья привлекая былины и другие памятники фольклора, а также образы народного прикладного искусстваШаблон:Sfn. За каждым книжным сюжетом он усматривал исторические или археологические реалииШаблон:Sfn. Исследователь использовал ретроспективный метод анализа, заключающийся в постепенном снятии «исторических пластов» фольклорного текста. Он считал археологические и фольклорные источники взаимодополняющими и отсылающими к историческим событиям и явлениям далёкого прошлогоШаблон:Sfn. Хронологическую глубину памяти славянского фольклора Рыбаков доводил до эпохи палеолитаШаблон:Sfn.

На протяжении жизни Рыбаков разработал оригинальную концепцию славянского язычества[33], окончательно изложив её в двух монументальных томах — «Язычество древних славян» (1981) и «Язычество Древней Руси» (1987)Шаблон:Sfn, — где сделал попытку реконструкции и систематизации славянских языческих верований и ритуалов как в древнейшую эпоху, так и во времена Киевской РусиШаблон:Sfn. Согласно Рыбакову, ряд русских фольклорных сюжетов восходит корнями к началу раннего железного века и, таким образом, по своей древности не уступает древнегреческой мифологии. Принятие христианства Рыбаков считал благом для РусиШаблон:Sfn.

В рамках реконструкции славянского пантеона, предложенной Рыбаковым в 1970—1990-х годах и поддержанной его последователями, главным славянским божеством считается Род, рассматриваемый как демиург, создатель всего живого и сущегоШаблон:SfnШаблон:Sfn. Рыбаков считал Рода также богом плодородия, а рожаниц — славянским аналогом греческих мойрШаблон:Sfn. Основываясь на позднем (не ранее XII века) поучении против язычников — «Слово святого Григория», Рыбаков считал, что культ Рода на Руси предшествовал культу Перуна. Раскопанный ранее В. В. Хвойко киевский «жертвенник» с четырьмя выступами Рыбаков считал капищем бога Рода, предшествовавшим капищу Владимира, где первым назван идол ПерунаШаблон:Sfn. Предполагаемое святилище в Перыни вблизи Новгорода по Рыбакову первоначально было посвящено Роду и двум рожаницам, а летописный Добрыня в 980 году заменил культ прежнего бога на княжеский культ ПерунаШаблон:Sfn. Семаргл, в интерпретации Рыбакова был химерическим существом и не заслуживал идола, вопреки наличию его в пантеоне идолов ВладимираШаблон:Sfn. Избушку на курьих ножках исследователь сопоставлял с описанием погребальных обычаев вятичей в «Повести временных лет»: после сожжения на «краде великой» кости собираются в урну, которую ставили «на столпе на путях»Шаблон:Sfn. Интерпретируя шапку с опушкой Збручского идола как его фаллическое завершение, он предположил, что этот идол изображает не четырехглавого Святовита балтийских славян, а древнерусского бога РодаШаблон:Sfn. Наступивший в XI веке новый расцвет декоративно-прикладного искусства в древнерусском городе и в деревне, он связывал с «языческой реакцией» на первый век христианизацииШаблон:Sfn. Рыбаковым в советский научный оборот был вновь введён термин «язычество», ранее в советской литературе подвергшийся критике как церковныйШаблон:Sfn. Признавая «расплывчатость и неопределённость» этого термина, он видел преимущество его применения именно в полисемантичностиШаблон:Sfn. Положительно оценивал явление двоеверия, «приведшего к созданию богатой и своеобразной древнерусской культуры»Шаблон:Sfn.

В ряде работ Рыбаков обращался к изучению летописания. По мнению Рыбакова, «чья-то рука изъяла из „Повести временных лет“ самые интересные страницы и заменила их новгородской легендой о призвании князей-варягов»Шаблон:Sfn. Вслед за А. А. Шахматовым он писал о внесении «варяжской легенды» в текст киевской летописи из новгородского источника («Остромировой летописи»), но связывал создание «норманской традиции» не с Нестором, а с игуменом Михайловского Выдубицкого монастыря Сильвестром[34][35]. По мнению Рыбакова, к Несторовой редакция «Повести временных лет» вернулся составитель Никоновской летописи XVI века, который донёс детали исходного предания. Редакция Нестора, согласно академику, по своей направленности была антиваряжской и содержала подробное повествование о борьбе новгородцев против Рюрика и его скандинавской дружины. Создатели второй и третьей редакций «Повести временных лет», по мысли учёного, проводили проскандинавскую тенденцию по заказу Мстислава Владимировича, опустив все подробности, которые свидетельствовали не в пользу РюрикаШаблон:Sfn. Летописный рассказ о трёх братьях-варягах, ставших князьями, он считал переложением англо-саксонской легенды о приглашении вождём бриттов Вортигерном двух братьев-саксов — Хенгиста и ХорсыШаблон:Sfn. Рыбаков постулировал возникновение Киевского государства за 300 лет до «призвания варягов» и упрекал сторонников норманской теории в подтасовках, имеющих целью принизить творческие способности славянШаблон:Sfn. Позднее академик всё же признал скандинавское происхождение Рюриковичей и выделил «варяжский период» в истории Руси[36].

Рыбаков считал, что большинство появившихся в IX—X веках в Среднем Поднепровье трупоположений являются результатом распространения на Руси христианства[37]. В монографии 1963 года «Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи» он существенно развил идею И. Е. Забелина о погодных записях христиан при князе АскольдеШаблон:Sfn. Рыбаков удревнил русское летописание, выделив из поздней Никоновской летописи ряд фрагментов, восходящих к реконструированной им «Летописи Аскольда»Шаблон:SfnШаблон:Sfn.

В 1960-е — 1970-е годы Рыбаков обратился к татищевским известиям, оригинальным сообщениям историка XVIII века В. Н. Татищева, содержащим информацию, не имеющую аналогов в известных в настоящее время исторических источниках. Рыбакова восстановил положение, преобладавшее до ака­демической публикации текста «Истории Российской» и ряда основанных на ней критических работ: Татищев являлся добросовестным копиистом, его «История» представляет собой собрание летописных выдержек, и на её основе можно проводить надёжные реконструкции утраченных уникальных летописейШаблон:Sfn. Рыбаков посвятил теме татищевских известий несколько статей и обширную монографию «Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“» (1972)Шаблон:Sfn. В частности, Рыбаков сделал вывод, что татищевские известия не подчиняются интуи­тивно ожидаемому порядку распределения в тексте «Истории Российской», поэтому могут происходить только из действительно имевшейся у Татищева летописиШаблон:Sfn. На основе общности «тенденции» татищевских известий, устанавливаемой из собственных представлений Рыбакова, он возводил их к реконструируемым «Раскольничьей» (преимущественно) и «Голицынской ле­тописям», которые отразили другую предполагаемую им «Киевскую великокняжескую летопись» Изяслава Мстиславича, или «летопись Мстиславова племени», автором которой исследователь считал киевского боярина Петра БориславичаШаблон:Sfn. В работе «Русские летописцы…» Рыбаков предпринял специальное исследование татищевских «портретов» (словесных опи­саний внешности князей XII века), не имеющих соответствий в других летописях. Как и подавляющее боль­шинство других уникальных татищевских известий, эти описания он связал с «Рас­кольничьей летописью». Исследователь распределил относящиеся к «портретам» характеристики князей на группы «поло­жительных» и «отрицательных» и пришёл к выводу, что оценки автора текстов в целом совпадают с симпатиями и антипатиями реконструируемой им «летописи Мстиславова племени». Автором портретов он назвал того же Петра Бориславича, в интерпретации Рыбакова гениального летописца, соперника НестораШаблон:Sfn.

Изучал Рыбаков и такие памятники древнерусской литературы, как «Слово о полку Игореве» и «Моление Даниила Заточника». В книгах «„Слово о полку Игореве“ и его современники» (1971), «Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“» (1972) и «Пётр Бориславич: поиск автора „Слова о полку Игореве“» (1991) он выдвинул гипотезу, согласно которой «Слово» было написано Петром Бориславичем. Согласно другой гипотезе историка, выдающийся мыслитель и публицист конца XII — начала XIII веков Даниил Заточник являлся великокняжеским летописцем при дворах Всеволода Большое Гнездо и его сына Константина.

Ближе к концу жизни Рыбаков начал открыто пользоваться термином «арийцы»Шаблон:Sfn и заявлял об «арийских» корнях славян[38][39]. Он поддерживал вологодского этнографа С. В. Жарникову, развивавшую псевдонаучную арктическую гипотезу происхождения индоевропейцев («арийцев»). Академик давал положительные рецензии на её работы о приполярной прародине ариев и славян. Сам Рыбаков писал о далёких странствиях «арийцев» вместе с их стадами и объявил славян их прямыми потомками. Родиной «арийцев» он назвал Поднепровье, где, по его мнению, сложилась Ригведа и откуда часть населения откочевала в Индию. На этом основании Рыбаков обратился к современным украинцам с настоятельным советом заняться изучением санскритаШаблон:Sfn.

Рыбаков считал себя атеистомШаблон:Sfn. Его сотрудники (Е. Е. Кузьмина, Г. Б. Фёдоров и др.) писали, что Рыбаков всю жизнь «терпеть не мог» евреевШаблон:Sfn.

Негативно относился к псевдонауке и неоднократно публично призывал к борьбе с ней. Так, он считал «Велесову книгу» подделкой, споря с её популяризаторами — Игорем Кобзевым, Дмитрием Жуковым, Валерием Скурлатовым. Отказался сотрудничать с обществом «Память»[7] и обсуждать идеи Г. С. Гриневича, автора псевдонаучных «дешифровок» древних надписейШаблон:Sfn, не принял идеи неоязычества[7]. Рыбаков не разделял идею подлинности «Велесовой книги» и в поздний период жизни; в лекции 1995 года он называет её подделкой 1950-х годов, созданной эмигрантами из «патриотических» чувств и не имеющей ценности; поддельной им названа и единственная «фотография» «дощечки Велесовой книги»[40].

Сын Б. А. Рыбакова историк Ростислав Рыбаков в интервью для «Литературной газеты» отмечал:Шаблон:Начало цитатыВспоминаю последнее заседание бюро отделения, на котором выступал Б. А. Оно было долгим, все устали, и, когда ему дали слово, он был телеграфно краток: «Перед исторической наукой стоят две опасности. Велесова книга. И — Фоменко». И сел на своё место. По сути, это стало его завещанием нам, историкамШаблон:Sfn.Шаблон:Конец цитаты

Педагогическая деятельность

Преподавательскую деятельность Б. А. Рыбаков начал в 1933 году в Академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской. С 1934 по 1942 годы он был доцентом, а затем — профессором Московского областного педагогического института, работал там до 1949 года, руководил археологической практикой на историческом факультете. Свыше 60 лет он преподавал на историческом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова: в 1939—1943 годах — доцентом, с 1943 года — профессором, в 1950—1952 годах — деканом, в 1953—1962 годах — заведующим кафедрой истории СССР периода феодализма, с 1994 года — в качестве заслуженного профессора МГУШаблон:Sfn. Ежегодно читал лекционные курсы «История России с древнейших времён», «История русской культуры», «Славяно-русская археология» и др., а также спецкурсы по археологии[41]. Руководил занятиями в просеминаре I курса, работой студентов-дипломников, аспирантов и стажёров. Параллельно с работой в МГУ читал лекции в МГИМО, ВПШ при ЦК КПСС и Центральной комсомольской школе.

Миллионы школьников и многие тысячи студентов учились по учебникам Рыбакова. Несколько десятков докторов и кандидатов исторических наук считают его своим учителем. Существует крупная «рыбаковская» школа историков Древней Руси[41], среди его учеников — Л. В. Алексеев, Н. С. Борисов, Т. И. Макарова, А. А. Медынцева, С. А. Плетнёва, О. М. Рапов, П. П. Толочко, А. В. Чернецов. Сын Бориса Александровича Рыбакова — Ростислав — также стал историкомШаблон:Sfn. Впрочем, по мнению Л. С. Клейна, заметной научной школы Рыбаков не оставил, поскольку «его основные концепции были дискредитированы еще до его смерти»[42]. Как считал А. А. Формозов, личные качества Рыбакова «оттолкнули от него наиболее талантливых учеников — Ю. В. Кухаренко, В. В. Кропоткина, В. П. Даркевича»[43].

Оценки деятельности

Археолог М. Г. Рабинович писал: «никогда Рыбакова не ценили так высоко, как после выхода его книги о ремесле». Однако уже к концу 1940-х годов Борис Александрович «охладел к теме ремесла и занялся глобальными проблемами, как происхождение славян или их идеология. Эти занятия хоть и дали ему впоследствии звание академика, не подняли его научного авторитета»[44]. А. Поппэ утверждал, что разработка Рыбаковым темы христиано-языческого синкретизма позволила ослабить идеологические запреты, что расширило возможности других учёных в изучении истории христианства на Руси, христианского искусства, церковного зодчества и тому подобных сфер[45]. Ученик Рыбакова А. В. Чернецов вспоминает, что академик был замечательным знатоком летописных текстов и мог по памяти воспроизвести родословную древнерусских князей, однако его развитие как учёного шло по нисходящей[6]. М. А. Миллер считал Рыбакова выдающимся специалистом по памятникам восточных славян и Киевской Руси, относя его этногенетические построения к плодам политического заказа[46]. Г. Б. Фёдоров упрекал Рыбакова в тщеславии и антисемитизме, считая, что он «с самого начала был не слишком разборчив в средствах. Ради эффектного вывода в статье или в докладе он мог и подтасовать факты; а уж тезис „так могло быть — значит так и было“ — стал одним из основных его „методологических“ приемов с самого начала его научной деятельности»[47].

Историограф А. А. Формозов так отзывался о Рыбакове на посту «дирижёра» советской археологии:Шаблон:Начало цитатыС 1956 по 1987 год директором ИА был Б. А. Рыбаков — одарённый, яркий человек, но склонный всегда только к внешнему эффекту, к набрасыванию неких впечатляющих картин, а отнюдь не к строгой методике исследований, документации материала, критике спекулятивных сочинений. Соответственно, поддерживались лишь начинания, способные поразить воображение начальства или неквалифицированных читателей, а подлинно научные серьёзные направления оказались в тениШаблон:Sfn.Шаблон:Конец цитаты

Долгое время среди московских университетских учёных и в руководстве Академии наук сохранялось в целом позитивное отношение к заслугам Б. А. Рыбакова. Его идеи активно продвигались на всех уровнях и становились своеобразными аксиомами[48]. По мнению В. Б. Кобрина, «очень немногие авторы решались на полемику со взглядами и научной методикой Рыбакова, еще меньше редакций и издательств осмеливалось пропустить в печать критику его работ»[49]. Как считал А. П. Новосельцев, возражать Рыбакову и его последователям «становилось даже опасно, так как можно было заслужить малопочтенный в ту пору ярлык норманиста, что вело к ограничению возможностей публикации трудов тех, кто его получал, и т. д.»Шаблон:Sfn. Тем не менее, археологи 1970-х — 1980-х годов придавали мало значения построениям Рыбакова, воспринимая их лишь как «идеологический фасад»[50]. В годы Перестройки учёные начали прямо писать о содержащихся в работах Рыбакова элементах мифотворчестваШаблон:SfnШаблон:Sfn.

К числу критиков работ и концепций Рыбакова принадлежат историки И. И. Ляпушкин[51], Г. Ф. Корзухина[52], Л. И. Лавров[53], А. А. Зимин[54], А. А. Нейхардт[55], В. П. Яйленко[56], А. И. Тереножкин[57], И. Я. Фроянов[58], А. П. НовосельцевШаблон:SfnШаблон:Sfn, И. Н. Данилевский[59], В. Д. Баран[60], Л. С. КлейнШаблон:Sfn, Б. Н. Мозолевский[61], Д. С. Раевский[62], В. Я. ПетрухинШаблон:Sfn и А. А. Горский[63], филологи В. Я. Пропп[64]Шаблон:Sfn, Б. Н. Путилов[65], А. М. Астахова[66], Л. А. Дмитриев[67], Д. С. Лихачёв[68][69], Я. С. Лурье[70] и А. С. Миронов[71]. По мнению археолога Л. С. Клейна, Рыбаков, будучи талантливым и эрудированным учёным, выступал за пределами своей узкой специализации (ремесло Древней Руси) как воинствующий дилетантШаблон:Sfn. Академик И. И. Минц в личном дневнике назвал Рыбакова «Хлестаковым от истории»[72].

Наряду с рядом верных замечаний Рыбаков формулировал большое количество фантастических идей, выдавая их за научные гипотезы. Его построения содержали методические ошибки. Он никогда не пытался обсуждать методические основы своих концепций и способы их верификацииШаблон:Sfn. Он почти не владел другими языками и редко пользовался зарубежной литературой. Рыбаков отвергал специальную теорию и методологию, считая, что исследователю не нужно специальных знаний в области археологии, этнографии, лингвистики, фольклористики и др., достаточно уметь верно мыслить и иметь общее понимание историиШаблон:Sfn. Неоднократно отмечалось, что для обоснования своих гипотез академик использовал построения в рамках народной этимологии[73][74]Шаблон:Sfn. Подобно М. Гимбутас, Рыбаков подменял доказательства свободными ассоциациями, поверхностно относясь к контексту и иконографии конкретных материалов[75]. При идентификации географических названий, содержавшихся в древних источниках, он породил множество спорных толкований, явившихся результатом недоразумения и оторванности от историографических традицийШаблон:Sfn. Вывод Рыбакова о существовании особой тмутараканской сажени на поверку оказался плодом манипуляций с показаниями источников[76]. Описанные Рыбаковым «вавилоны», якобы применявшиеся древнерусскими зодчими при математических расчётах, в действительности были всего лишь полями для игры в «мельницу»[77].

Составленные Рыбаковым полевые отчёты сдавались с многолетним опозданием, не отличаясь полнотой и точностью[78][79]. Отмечается и низкое качество проведённых им археологических работ (в частности, раскопок древнерусских городов Вщижа и Любеча)[23]. Визуальная реконструкция Любечского детинца, основанная на результатах исследований Рыбакова, вышла анахронистичной[80][81]. По воспоминаниям Ирины Станкевич, Рыбаков «был весьма самоуверен, любил красиво говорить, а вот как полевой археолог был слабоват. С изумлением наблюдали мы, как он разбивал раскоп: вместо того, чтобы использовать простейшие приборы или хотя бы рулетку для разметки прямых углов квадратов, он прижимал к животу металлическую трость, требовал вбить один кол по этому направлению, потом всем телом поворачивался, как он считал, ровно на 90° и указывал место для второго кола»[82].

Археологические построения Рыбакова не приняты многими учёнымиШаблон:Sfn, в том числе гипотезы славянской принадлежности трипольской и черняховской культур. Согласно Клейну, Рыбаков «углубил Киев на полтысячелетия (приписав его основание к концу V в.), хотя как археолог он должен был бы знать, что в Киеве нет славянского культурного слоя древнее IX в.»Шаблон:Sfn. Ранние поселения и монетные находки в черте Киева не имеют прямого отношения к истории города и не могут свидетельствовать о существовании Киева за полтысячелетия до возникновения других городов РусиШаблон:Sfn. В советское время с критическим анализом «киевских» концепций Рыбакова и его последователей (в частности, П. П. Толочко) выступали И. П. Шаскольский[83], Я. Р. Дашкевич[84] и Шаблон:Iw[85]. Это не помешало властям Украины в 1982 году отпраздновать 1500-летие Киева — города, где даже слои IX века с трудом могут быть интерпретированы как городские[86]. По мнению археолога Шаблон:Iw, Рыбаков как глава советского «археологического мира» помешал развитию научного изучения памятников Позднего Средневековья и Раннего Нового времени[87]. Состоявшийся в 1952 году доклад Рыбакова о пагубности «излишнего любования татарской культурой» едва не привёл к разрушению Бахчисарайского дворца[88].

Вызывают возражения попытки Рыбакова удревнить историю славян. Петрухин указывает, что развивавшаяся Рыбаковым концепция, увязывающая славян со скифами, имеет средневековое происхождениеШаблон:Sfn. В период борьбы с марризмом Рыбаков сам осуждал её сторонников — П. Н. Шульца и П. Н. Надинского[89]. Шнирельман отмечает, что идеи Рыбакова о далёких странствиях «арийцев» или славян вместе с своими стадами близки к соответствующим пассажам из «Велесовой книги», которую Рыбаков считал фальшивкойШаблон:SfnШаблон:Sfn. Академик игнорировал скандинавские культурные связи в инвентаре древнерусских дружинных кургановШаблон:Sfn. Разделяемая Рыбаковым концепция раннего феодализма на Руси была отвергнута многими учёнымиШаблон:Sfn.

Петрухин писал, что Рыбаков «монополизировал проблематику славянских древностей»: «Обширный двухтомный труд „Язычество древних славян“ (1981) и „Язычество древней Руси“ (1987) возводил славянские архаические культы к археологическим находкам каменного века (недаром двухтомник остаётся настольной книгой неоязычников)[90]». Выход каждого из этих томов сопровождался большим числом положительных рецензий, что определялось руководящими постами, которые занимал Рыбаков. Клейн отмечает, однако, что среди авторов рецензий на первый том не было ни одного известного археолога, специалиста по древнеславянской духовной культуре, ни одного этнографа-слависта, языковеда или фольклористаШаблон:Sfn.

Учёные-лингвисты оспаривают поддерживаемую Рыбаковым связь слова Ръсь с названием «Русь» (и «Россия»). Звук ъ прояснился в о (будучи в сильной позиции) только в XII веке (ср.: търгъ > торгъ, вълкъ > волкъ и др.). Общеславянский ъ («ер») восходит к индоевропейскому u, тогда как ӯ (также и в слове русь) могло развиться только из индоевропейских дифтонгов *au или *ou. Корни ръс- (> рос-) и рус- рассматриваются как независимые один от другогоШаблон:Sfn.

Многие из построений Рыбакова, в которых он использовал памятники фольклора и образы народного прикладного искусства в качестве источников по истории Средневековья, не были приняты в профессиональной научной средеШаблон:Sfn. Критикуется идея Рыбакова о наличии в орнаментальных вышивках XIX—XX веков надёжных свидетельств духовной жизни славян до принятия христианстваШаблон:Sfn. Используемая Рыбаковым методология «исторической школы» отвергается фольклористами, поскольку историзм фольклора не равен прямому отражению реальной истории, а совпадение, к примеру, былинной ономастики  с летописной не делает эпос идентичным устной истории. Отмечается произвольное толкование исследователем былинных сюжетов. Эта методика интерпретации текстов привлекательна для неспециалистов. В книге «Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи» выделен ряд общих черт фольклорных чудовищ (Змей Горыныч, Чудо-юдо, Идолище и др.), указывающих, по мнению исследователя, на описание палеолитической охоты на мамонта, например, выражение «чудище хоботисто», которое, согласно Рыбакову, означает мамонта с хоботомШаблон:Sfn. Петрухин отмечает, что слово «хобот» означало хвост, в древнерусских текстах — хвост мифического змеяШаблон:Sfn. Былинное сказание о встрече богатыря со Змеем на Калиновом мосту через огненную реку, по Рыбакову — обрисовка «древнего мамонта (или мамонтов), загнанного огненной цепью загонщиков в ловчую яму, в подземелье, замаскированное ветками кустарников (калины)»Шаблон:Sfn. Как произвольные рассматриваются попытки Рыбакова интерпретировать композицию на большом ритоне из Чёрной могилы X века как сюжет былины об Иване Годиновиче; изображение допускает другие толкованияШаблон:Sfn[91].

Файл:Makosh Kaluga.jpg
Узор с калужской вышивки, по мнению Рыбакова, изображающий богиню МакошьШаблон:Sfn

Реконструкция религии и мифологии восточных славян, проведённая Рыбаковым, вызывает критику за фантастические спекуляции и отсутствие единой методологииШаблон:Sfn. По мнению Клейна, методика Рыбакова в рамках его реконструкций славянской мифологии находится на уровне авторов начала XIX векаШаблон:Sfn. Рыбаков находил многочисленные сходства между славянскими и скифскими фольклорными сюжетами, с чем не соглашались другие специалистыШаблон:Sfn. Вопреки взглядам Рыбакова, большинство современных исследователей считают Рода не верховным божествомШаблон:Sfn, а второстепенной фигурой восточнославянской мифологии — духом-покровителем потомков и домаШаблон:Sfn, рода и судьбыШаблон:Sfn. Малоосновательны попытки Рыбакова соотнести зооантропоморфные образы средневековых фибул с персонажами славянской мифологии. Вопреки Рыбакову, сходные симметрические композиции в русской вышивке XIX—XX веков, отражающие широко распространенные у разных народов мотивы парных коней или птиц у «мирового дерева» (терема или у подобного осевого антропоморфного символа), не могут быть возведены напрямую к дохристианской архаикеШаблон:Sfn.

Шнирельман отмечает, что Рыбаков был одним из основных деятелей «антихазарской» линии официальной науки в СССР, в рамках которой Хазарский каганат изображался мелким «паразитическим государством», чьё влияние на славян было минимальным и при этом исключительно негативным. Критика специалиста по истории Хазарии М. И. Артамонова способствовала карьерному росту Рыбакова, в то время как Артамонову пришлось публично покаяться в своих «ошибках» и добавить в свою книгу о хазарах некоторые антиеврейские пассажиШаблон:Sfn.

По мнению историка Т. В. Гимона, работы Рыбакова о русском летописании основываются на спорных текстологических выводах и содержат чрезвычайно яркие характеристики летописей с точки зрения их места в политической борьбе своего времени[92]. Гипотеза о существовании «Аскольдовой летописи», которую развивал Рыбаков, большинством современных исследователей отвергается как не имеющая под собой оснований[93]. Историк и лингвист Е. А. Мельникова пишет, что заявленная Рыбаковым исконность сюжета о Рюрике в поздней Никоновской летописи не поддаётся верификацииШаблон:Sfn. Сюжет о призвании правителей, по Рыбакову взятый из западной легенды, согласно Мельниковой и Петрухину, отражает чрезвычайно широко распространённый мотив и не может рассматриваться как заимствованныйШаблон:Sfn. Мельникова отмечает, что Рыбаков, будучи не знаком с древнескандинавскими языками, разделял высказанную ранее гипотезу, что имена братьев Рюрика, Синеуса и Трувора, являются результатом ошибки летописца, принявшего за имена скандинавские фразы «со своими родичами» или «свой род» (sine use или sine hus) и «верная дружина» (tru war или thru varing), с которыми и пришёл Рюрик к призвавшим его племенам. Мельникова пишет о полном несоответствии этих фраз нормам морфологии и синтаксиса древнескандинавских языков, а также семантике приведённых словШаблон:Sfn. На материалах рунических надписей, саг и исландского антропонимикона Мельникова показала происхождение имён летописных братьев от древнескандинавских имён Signjótr и Þórvar[ð]rШаблон:Sfn. Историк А. П. Толочко и ряд других учёных подвергли критике методику работы Рыбакова с татищевскими известиями и его выводы по этому вопросуШаблон:Sfn. Н. Н. Воронин и О. И. Подобедова указали на слабость аргументов Рыбакова, объявившего Даниила Заточника летописцем конца XII века[94]. Л. А. Дмитриев счёл сомнительным проводимое Рыбаковым отождествление легендарного автора «Слова о полку Игореве» с Петром Бориславичем[95]. Д. С. Лихачёв отмечал, что Рыбаков «правит автора „Слова“ как своего аспиранта»[96].

В 1970-е годы академик полемизировал с концепцией Л. Н. Гумилёва об отношениях средневековой Руси к азиатскому миру[97], однако, по мнению Я. С. Лурье, сам во многом опирался на догадки («гиполептические системы»)[70].

По оценке Клейна, Рыбаков был «не просто патриотом, а несомненно, русским националистом… ультра-патриотом — он был склонен пылко преувеличивать истинные успехи и преимущества русского народа во всём, ставя его выше всех соседних. Он был готов очищать и украшать его историю»Шаблон:Sfn. Культуролог и философ Г. С. Померанц в 1965 году открыто назвал концепцию трудов Рыбакова «славянским фашизмом»[98].

Влияние

Являясь одним из фактических руководителей советской археологии, в том числе в качестве члена Президиума АН СССР и академика-секретаря Отделения истории в 1973—1975 годах, Рыбаков продвигал расширение археологических исследований в СССР, активное использование данных археологии для изучения этнической истории славян, древнерусских городов и государства, популяризацию археологии. В качестве директора Института археологии поддерживал новые направления исследований (создание лаборатории естественно-научных методов и др.), сохранение археологического наследия (создание секторов новостроечных экспедиций, археологических сводов и др.)Шаблон:Sfn. Боролся с движением чёрных копателей[99].

Вслед за Рыбаковым археолог В. В. Седов предпринял попытку проследить развитие славянских культур от позднеримского периода до эпохи исторических миграций VI века и реконструировать древнюю антскую общность IV века с «королем Божем»Шаблон:Sfn. М. Ю. Брайчевский развил гипотезу Рыбакова об «Аскольдовой летописи» и расширил её предполагаемый текстШаблон:Sfn.

Как считает биограф семьи Рыбаковых Надежда Емельянова, работы Бориса Александровича «породили множество споров в научной среде и стали жизненным ориентиром для многих людей, далёких от науки, но желающих создать свою жизнь по древнеславянскому образцу»Шаблон:Sfn. Монографии Рыбакова «Язычество древних славян» (1981), «Язычество Древней Руси» (1987) способствовали росту интереса к славянской духовной культуреШаблон:Sfn. Идеи Рыбакова оказали влияние на отражение славянского язычества в художественной литературе[100] и кинематографе[101]. Шнирельман пишет, что идея Рыбакова о начале русских погодных записей уже со второй половины IX века породила моду на спекулятивные суждения о существовании дохристианской письменной традиции у восточных славянШаблон:Sfn. При этом сам Рыбаков пытался связать знаки на кирпичах хазарского Саркела с дохристианской письменностью Русского каганата[102]. Неоднократно отмечалось, что Рыбаков «открыл шлюзы» для распространения ненаучных утверждений о тождестве русов с гуннами или этрусками[58]Шаблон:Sfn.

Его труды, пользующиеся популярностью среди сторонников русского национализма, сыграли существенную роль в сложении учения и пантеона богов русского неоязычестваШаблон:SfnШаблон:SfnШаблон:Sfn[103]. На основе принимаемых неоязычниками построений Рыбакова верховным богом славян ошибочно считается РодШаблон:SfnШаблон:Sfn.

Память и наследие

В 2016 году состоялась премьера фильма «Рыбаков, сын Рыбакова, внук Рыбакова» кинорежиссера Алексея Бурыкина, снятого по заказу телеканала «Культура», о династии Рыбаковых, Александре Степановиче, Борисе Александровиче и Ростиславе БорисовичеШаблон:Sfn.

В 2023 году в Доме причта на Рогожском был открыт архив Бориса Рыбакова[104].

Награды и звания

Шаблон:Refbegin

Шаблон:Refend

Иностранный член Чехословацкой (1960), Польской (1970) и Болгарской академий наук (1978); почётный доктор Ягеллонского университета в Кракове (1964), заслуженный профессор МГУ (1994).

В 6-й поточной аудитории первого гуманитарного корпуса МГУ висит памятная доска в честь Б. А. Рыбакова.

Почётный гражданин Чернигова (1986)[106]. Именем Б. А. Рыбакова названа одна из улиц этого города[107].

Публикации

Автор работы о радимичах (1932), написал фундаментальную монографию «Ремесло Древней Руси» (1948; Сталинская премия 1-й степени, 1949), исследования по древнерусскому летописанию, эпиграфике, метрологии, различным аспектам истории и культуры, в том числе по «Слову о полку Игореве», античной и русской средневековой картографии, славянском язычестве, русских средневековых ересях. Был соавтором труда «История культуры Древней Руси» (1948; 1951; Сталинская премия 2-й степени, 1952), соредактором издания «Истории СССР с древнейших времён до наших дней» (тома 1—6, 1966—1968), «Очерки русской культуры XIII—XV вв.» (1969, 1970), ряда томов издания «Полное собрание русских летописей» и др.Шаблон:Sfn

Выступал инициатором и главным редактором серий «Свод археологических источников» (с 1959, около 100 томов), «Археология СССР» (с 1981, 18 томов). Был соавтором ряда школьных и вузовских учебников по российской историиШаблон:Sfn.

Авторству Рыбакова принадлежат свыше 400 статей и рецензий на труды других исследователей.

За 70 с лишним лет научной деятельности Б. А. Рыбакова были опубликованы монографии:

Шаблон:Refbegin

Шаблон:Refend

Примечания

Шаблон:Примечания

Литература

Шаблон:Refbegin

Шаблон:Refend

Ссылки

Шаблон:Refbegin

Шаблон:Refend

Внешние ссылки

  1. Шаблон:Статья
  2. Шаблон:Cite news
  3. Шаблон:Статья
  4. Шаблон:Статья
  5. Шаблон:Статья
  6. 6,0 6,1 Шаблон:Cite web
  7. 7,0 7,1 7,2 Шаблон:Cite web
  8. Шаблон:Cite web
  9. Шаблон:Статья
  10. Шаблон:Статья
  11. Шаблон:Статья
  12. Шаблон:Статья
  13. Шаблон:Статья
  14. Шаблон:Статья
  15. Шаблон:Статья
  16. Шаблон:Книга
  17. Шаблон:Статья
  18. Шаблон:Книга
  19. Шаблон:Статья
  20. Шаблон:Статья
  21. Шаблон:Cite news
  22. Шаблон:Cite news
  23. 23,0 23,1 Шаблон:Статья
  24. Шаблон:Статья
  25. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества в XII—XIII вв. Гл. 10. Мифы, предания, сказки Шаблон:Wayback.
  26. Шаблон:Статья
  27. Шаблон:Статья
  28. Шаблон:Статья
  29. Шаблон:Статья
  30. Шаблон:Книга
  31. Янин В. Л. Русь на Волхове // Родина. — 1999. — № 8. — С. 22—23.
  32. Шаблон:Статья
  33. По собственным словам Рыбакова, он начал заниматься проблемой язычества в 1930 году: Рыбаков Б. А. Трактат, написанный на корабле // Наука и религия. — 1978. — № 6. — С. 46.
  34. Шаблон:Статья
  35. Шаблон:Статья
  36. Шаблон:Книга
  37. Шаблон:Iw Некоторые общие проблемы археологии Древней Руси и Великой Моравии // сборник статей «Древняя Русь и славяне Шаблон:Wayback». М. : Наука, 1978. С. 82—84.
  38. Шаблон:Статья
  39. Марлен Ларюэль — доктор философии (Ph.D.), директор и университетский профессор Института европейских, российских и евразийских исследований (IERES) Университета Джорджа Вашингтона — «Marlene Laruelle, Ph.D., is Director and Research Professor at the Institute for European, Russian and Eurasian Studies (IERES) at The George Washington University» (Marlene Laruelle. Davis Center for Russian and Eurasian Studies at Harvard University).
  40. Шаблон:Cite web
  41. 41,0 41,1 Шаблон:Книга
  42. Шаблон:Статья
  43. Шаблон:Книга
  44. Шаблон:Книга
  45. Шаблон:Статья
  46. Шаблон:Книга
  47. Шаблон:Статья
  48. Шаблон:Статья
  49. Шаблон:Книга
  50. Шаблон:Статья
  51. Шаблон:Статья
  52. Шаблон:Статья
  53. Шаблон:Статья
  54. Шаблон:Статья
  55. Шаблон:Книга
  56. Шаблон:Статья
  57. Шаблон:Статья
  58. 58,0 58,1 «Круглый стол»: историческая наука в условиях перестройки // Вопросы истории. — 1988. — № 3. — С. 3—57.
  59. Шаблон:Статья
  60. Шаблон:Книга
  61. Шаблон:Книга
  62. Шаблон:Книга
  63. Шаблон:Статья
  64. Шаблон:Статья
  65. Шаблон:Статья
  66. Шаблон:Книга
  67. Шаблон:Статья
  68. Шаблон:Статья
  69. Шаблон:Статья
  70. 70,0 70,1 Лурье Я. С. К истории одной дискуссии Шаблон:Wayback // История СССР. — 1990. — № 4. — С. 128—132.
  71. Шаблон:Статья
  72. Шаблон:Книга
  73. Клейн Л. С. Языческий подход к лингвистике // Советское славяноведение. — 1991. — № 4. — С. 88—92.
  74. Савельева Л. В. Языковая экология: Русское слово в культурно-историческом освещении. — Петрозаводск: КГПУ, 1997. — С. 81, 83.
  75. Шаблон:Статья
  76. Шаблон:Статья
  77. Шаблон:Статья
  78. Шаблон:Книга
  79. Шаблон:Статья
  80. Шаблон:Книга
  81. Шаблон:Статья
  82. Шаблон:Книга
  83. Шаблон:Статья
  84. Шаблон:Статья
  85. Шаблон:Статья
  86. Шаблон:Статья
  87. Шаблон:Статья
  88. Шаблон:Статья
  89. Шаблон:Статья
  90. Петрухин В. Я. Семиотика и мифы древних славян в трудах Вячеслава Всеволодовича Иванова (памяти учёного) // Славяноведение. — 2018. — № 4.
  91. Шаблон:Статья
  92. Гимон Т. В. Для чего писались русские летописи? Шаблон:Wayback // Журнал «ФИПП». — Шаблон:М., — 1998. — № 1 (2). — С. 8—16.
  93. Шаблон:Статья
  94. Дмитриев Л. А. Автор «Слова о полку Игореве» // Русские писатели XI — начала XX вв.: биобиблиографический словарь / под ред. Н. Н. Скатова. — М., 1995. — С. 8.
  95. Шаблон:Книга
  96. Рыбаков Б. А. О преодолении самообмана: По поводу книги Л. Н. Гумилёва «Поиски вымышленного царства» Шаблон:Wayback // Вопросы истории. 1971. — № 3. — С. 153—159.
  97. Шаблон:Книга
  98. Шаблон:Статья
  99. Шаблон:Статья
  100. Шаблон:Статья
  101. Шаблон:Статья
  102. Шаблон:Cite web
  103. Шаблон:Cite web
  104. Указ Президента РФ от 31 мая 1998 г. № 633
  105. Чернігівським вулицям з однаковими назвами присвоєно нові найменування Шаблон:WaybackШаблон:Ref-uk
  106. Решение исполкома Черниговского городского совета от 7 октября 2013 года № 280 «О внесении изменений к Перечню улиц города Чернигова» Шаблон:WaybackШаблон:Ref-uk

Шаблон:Выбор языка

Шаблон:Start box Шаблон:Succession box Шаблон:Succession box Шаблон:Succession box Шаблон:Succession box Шаблон:End box