Русская Википедия:Смерть пионерки

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Шаблон:Литературное произведение «Смерть пионерки» — соцреалистическая поэма советского поэта Эдуарда Багрицкого, написанная в 1932 году. Впервые опубликована в журнале «Красная новь» в 1932 году в октябрьском номере (№ 10)[1], к 15-летней годовщине Октябрьской революции[2]. Вошла в третий прижизненный сборник поэта, «Последняя ночь», состоящий из трёх поэм — «Последняя ночь», «Человек предместья» и, собственно, «Смерть пионерки»[3].

В основе сюжета лежит реальный факт — смерть 13-летней дочери хозяина дома (где жил поэт в Кунцеве), Вали Дыко.

В 1960 году улица в Кунцеве (ранее Монастырская, затем Пионерская) получила название улицы Багрицкого.

«Смерть пионерки» — единственное произведение из всего творчества Эдуарда Багрицкого, которое вошло в обязательную школьную программу по русской литературе в Советском Союзе. По состоянию на 2010-е годы, в школьной программе России оно уже отсутствует, но тем не менее остаётся известным и поныне.

Эпиграф

Эпиграфом является четверостишие самого Багрицкого про окончание весенней грозы.

Сюжет

Сюжет основан на реальных событиях.

Девочка-пионерка Валя умирает от скарлатины в больнице. Около неё сидит мать, которая пытается уговорить её держаться, и, в простодушности своей, приносит ей крестильный крест. Потом мать, рассказывая дочке, как плохо сейчас без неё дома, и делясь мечтами о её будущем, говорит об этом исключительно в материальном аспекте[4]: «хозяйство брошено», «я ли не копила для тебя добро»… А материнские мечты о будущем Вали — хорошее приданое и удачное замужество. Подобные разговоры о материальных вещах и о возможном будущем замужестве не могут ни увлечь умирающую девочку, ни придать ей волю к жизни: у неё совсем другие мысли. Тем более не может дать последней надежды ей и крест. Ей чудятся в подступающих грозовых облаках марширующие пионерские отряды, а в громах — звуки горнов; грезится поднятое на возвышенности красное знамя. Последним движением руки отдав салют, она умирает (одновременно с окончанием грозы).

Песня

Фрагмент поэмы от слов «Нас водила молодость в сабельный поход» до слов «Чтобы юность новая из костей взошла» (включительно) называется «песней» (это авторское название, которое стандартно вошло в употребление)[3]. Слова песни говорятся от имени отдавших жизнь за революцию.

Данный фрагмент часто цитировался на пионерских и комсомольских слётах, исполнялся и перекладывался на музыку отдельно от остальной поэмы (см. раздел «Исполнения»).

История создания

Прототипом пионерки Валентины была Валентина Дыко, дочь квартирных хозяев Багрицкого, у которых он снимал комнату в Кунцево с 1920 по 1932 год. Впоследствии отец девочки, Михаил Елисеевич Дыко, был отправлен на Колыму, где и расстрелян в апреле 1938 года на «Шаблон:Iw» вместе с родным братом[5]. Валя Дыко умерла в кунцевской детской больнице от скарлатины в 1930 году, в возрасте тринадцати лет[6]. В беседе с деткорами «Пионерской правды» Багрицкий позже рассказывал, что мать действительно принесла девочке крест перед смертью, и Валя действительно отдала салют перед тем как умереть[7][8]. Он решился на создание посмертной поэмы, посвящённой Вале, пересказав ряд обстоятельств, заимствованных из жизни, но и снабдив произведение значительной частью художественного вымысла. Шаблон:Начало цитаты Этот случай мучал меня два года. И вот я написал «Смерть пионерки» в виде сказки. Я ясно представлял себе, что её надо написать как можно проще, рассказать о том, почему Валя дорога мне Шаблон:Конец цитаты

Мать Валентины Дыко читала поэму ещё в рукописи, и осталась недовольна тем, что смерть её дочери была изображена неправильно. Багрицкий не отрицал этого, отвечая, что «художник имеет право на вымысел»[9].

Валя Дыко также фигурирует в поэме «Человек предместья» (см. раздел «Связанные произведения»)

Другим прототипом поэмы была Вера Селиванова, двенадцатилетняя крестьянская девочка из деревни Пикозеро Северного края. Летом 1929 года во время охотничьей экспедиции Багрицкий с друзьями остановились переночевать у Селивановых и слышали, как мать Веры уговаривала умирающую дочь поцеловать иконку, но девочка отказалась. Через несколько часов Вера умерла. По свидетельству очевидца Е. Твердова, этот случай глубоко потряс Багрицкого[1][10][11].

Связанные произведения

Э. Г. Багрицкий, поэма «Человек предместья», 1932 год

«Человек предместья» — предыдущая поэма из того же сборника Багрицкого, «Последняя ночь». В этой поэме описывается жизнь и быт семьи Дыко, скорее в критическом аспекте (их тихое семейное устройство и будни, занятые рутинным ведением хозяйства, противопоставляются веяниям подступающего нового времени, причём дочь, упоминающаяся в поэме, фигурирует на стороне «времени»). На связь поэм указывал сам Багрицкий в беседе с деткорами «Пионерской правды», добавляя при этом также, что разногласия во взглядах у дочери с отцом были именно в реальной жизни, у прототипов (в двух словах: рутинный монотонный уклад жизни, описанный в поэме, сам поэт формулировал как «мелкособственнические взгляды»)[7].

Н. М. Олейников, стихотворение «Карась», 1927 год

В конце двадцатого века в литературе возникла полемика относительно связи поэмы «Смерть пионерки» и стихотворения «Карась», написанного за пять лет до того (в 1927 году) поэтом Н. М. Олейниковым[12]. Многие обратили внимание на сходство метрики и эпитетов, фигурирующих в ключевых моментах[2].

Гипотеза о том, что «Карась» являлся прямой пародией, была достаточно распространённой, но Елена Михайлик, подробно анализируя данный вопрос, указывает на её несостоятельность.

Первое упоминание о «Карасе» заведомо состоялось в декабре 1931 года, — данное стихотворение как пример «полнейшей творческой прострации» в поэзии критиковалось Николаем Асеевым на поэтической дискуссии Всероссийского союза советских писателей, речь Асеева позже была опубликована в журнале «Красная новь». Кроме того, незадолго до произнесения этой речи была арестована группа советских писателей, принадлежавших ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), с формулировкой «вредительство в области детской литературы», и об этом деле было известно всему писательскому миру. Отсюда Елена Михайлик делает вывод, что Багрицкий не мог не знать о «Карасе» в момент написания «Смерти пионерки», и ввёл туда элементы переклички с «Карасём» сознательно[2].

Версия Елены Михайлик о причинах, побудивших Багрицкого включить в произведение перекличку — естественный антагонизм мотивов поэзии Багрицкого и членов ОБЭРИУ. Багрицкий желал превращения мира, полного переосмысления, новых идеалов и ухода от старого и приевшегося порядка, и с этой точки зрения советская идеология была ему близка (подробнее см. комментарии Михайлик в разделе «Анализ поэмы»). Поэты ОБЭРИУ, в том числе и Олейников, воспринимали мир как апофеоз неуютности бытия, а к новым переменам относились скорее с безразличием, считая их неспособными пошатнуть абсурдность существования. Поэтому, подчёркивает Михайлик, сознательной целью Багрицкого была полемика с философией ОБЭРИУ[2]: Шаблон:Начало цитаты Как жанр и образный ряд поэмы Багрицкого являются выдвижением на территорию христианства, конфискацией «новой земли» и «нового неба» в пользу революции, так её метр и лексика — и, возможно, сюжет — вторгаются в частный мир обэриутов, заменяя беззащитное и вполне буржуазное (при часах!) создание, «маленькую рыбку», буквально поглощённую жестоким миром, «молодостью», осмысленно и радостно жертвующей собой ради великой цели — и собственного продолжения в веках. Шаблон:Конец цитаты

Анализ поэмы

Как правило, при анализе выделяют следующие основные мысли автора, присутствующие в произведении:

  • неизбежное отживание старого мира и замена его новым, изменение ценностей вместе со сменой поколений (связка с «Человеком предместья» усиливает этот акцент)[2][3][7][13][14][15];
  • героизация девочки на фоне произошедшей трагедии — смерть от болезни практически возводится в один ранг с героической гибелью, делается упор не на обстоятельства смерти, а на характер самого человека, на его настроение в данной ситуации[2][16]

Наряду с этими (наиболее часто встречающимися) зачастую присутствуют и другие комментарии к поэме.

Советский период

  • В. М. Максимов в статье «Литературное Кунцево», опубликованной в газете «Сталинское слово» в 1954 году, к 20-й годовщине смерти Багрицкого, отмечает именно тот пункт, на котором наиболее часто акцентируют внимание, — победа «нового» над «старым» на фоне упорного сопротивления «старого» «новому» в «Человеке предместья». Несмотря на парадоксальность такого момента, даже в смерти Вали новые ценности одерживают победу, что говорит о неизбежности наступления нового мира[7].
  • Светлана Коваленко в предисловии к книге Э. Багрицкого «Стихотворения и поэмы» (1964 год) считает относительно связанными все три поэмы последнего прижизненного сборника, включая и «Последнюю ночь». Эти три поэмы, все вместе — «лирико-философское осмысление коренных проблем человеческого бытия», в которых поднимаются вопросы новой, социалистической нравственности. Она обращает внимание на вселенский масштаб, который фигурирует от поэмы к поэме, говоря о стремительном преображении и переформировании мира, просто обязанного в корне измениться на этом этапе, обращает внимание на соответствующие, глобальные, эпитеты: «Осыпался, отболев, скарлатинозною шелухой мир, окружавший нас» («Последняя ночь»); «Пылью мира покрыты походные сапоги» («Человек предместья»); само «Время», пришедшее провозгласить конец старого мира в «Человеке предместья»; «Мир, открытый настежь бешенству ветров» («Смерть пионерки»). Связь последующих двух поэм с «Последней ночью», поэмой о начале Первой мировой войны, Коваленко видит в той же теме сложного процесса перерождения как старого мира, так и душ людей, его населяющих; а само наличие страшной братоубийственной войны она считает объектом атрибутики старого мира[3].
Поэт при этом, подчёркивает Коваленко, сам на стороне перемен — не случайно он ведёт повествование «Последней ночи» от первого лица, и обнаруживает в «Человеке предместья» у Времени сходство с собой[3].
В «Смерти пионерки» же раскрывается «романтический образ бессмертной юности», в который воплощается Валентина. Коваленко отмечает, что романтический мотив юности и молодости поколения, символизирующий революцию и новый, нарождающийся мир, характерен и для поэзии зрелого Багрицкого, и для других поэтов, его современников[3]. Подобные эпитеты находятся у многих:

Шаблон:Начало цитаты И этот устойчивый образ стал одним из определяющих в поэтической системе советской романтической поэзии. У Маяковского — это «весна человечества», «страна-подросток», «молодость мира», у Владимира Литовского — «вечная юность», «юность планеты», «молодость неслыханного мира», у Михаила Светлова — бессмертная «боевая юность». Шаблон:Конец цитаты

Постсоветский период

В 1990-е и 2000-е годы у тенденций анализа поэмы появилась новая общая черта — критики обратили внимание на формальное структурное сходство сюжета поэмы и традиционного христианского жития, то есть на простую подмену старых христианских ценностей новой идеологией, но без изменения самих аксиологических принципов. (см. анализ Сергея Стратановского, Татьяны Артемьевой, Елены Михайлик)[2][14][17].

  • Т. В. Артемьева в статье «Загадка русской души, или Нужна ли нам вечная игла для примуса?» (1998 год) отмечает, что в русской литературе присутствует тенденция присвоения идеологии умирающему ребёнку, что значительно усиливает влияние на читателя, и сводит на нет возможное критическое восприятие данных идей. На центральное место при этом ставится не горе утраты, а тот факт, что ребёнок умирает не напрасно. Она проводит параллель между «Смертью пионерки» и написанным более чем за 120 лет до неё стихотворением А. С. Шишкова «Умирающее дитя» (1810 год). Артемьева обращает внимание на необыкновенное сходство и почти полное совпадение сюжета и идеологической составляющей у двух произведений (разница только в том, какие именно доктрины воспевались поэтами — Лиза, героиня стихотворения Шишкова, ласково упрекает плачущую мать в недостатке веры, и перед смертью осеняет себя крестным знамением). Артемьева считает произведения написанными полностью независимо, а сходство — непреднамеренным, сильное ситуативное совпадение говорит именно об одном и том же приёме[17]:

Шаблон:Начало цитаты Взаимно не обусловленные, разделённые более чем столетием, ориентированные на прямо противоположные мировоззренческие установки, они (стихотворения) удивительно схожи. И в том и в другом умирающая девочка делает некий сакральный жест, посрамляя этим недостаточную убеждённость взрослых: пионерка Валя отвергает крест и отдаёт пионерский салют, а «малютка Лиза» совершает крестное знамение, упрекая мать в несовершенной вере. «Революционный» поэт Багрицкий и «консервативный», даже «реакционный» (в оценках своих современников) Шишков создают совершенно идентичные образы. Шаблон:Конец цитаты

  • В биобиблиографическом словаре «Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги» (2005 год) так же, как и у Коваленко, приведено мнение о связи всех трёх поэм сборника, и обращается внимание на тему смерти, которая достаточно символично фигурирует во всех трёх поэмах: ясное представление смерти в конце «Последней ночи» (хотя частично автобиографичное лицо, ведущее повествование, остаётся в живых на момент рассказа); смерть человека предместья (не физическая смерть, а неизбежный отход в прошлое маленького мирка предместья — одного из последних оплотов старого мира — Страшна …последняя ночь …человека предместья…, так как против него ополчается не только время, врывающееся непогодой в его дом, но и собственная дочь); и физическая смерть Валентины, которая, тем не менее, в момент этой самой смерти одерживает свою маленькую победу, даже умирая утверждает при этом над миром новые идеалы[16].
Несмотря на то, что смерть Валентины приравнена к героической, в поэме много риторики, характерной для поэзии 1930-х в целом. Однозначного взгляда на комплекс проблем в поэме быть не может, — в частности, автор хоть и прославляет в «песне» героев Гражданской войны, но одновременно и ищет оправдание этой войне, он видит его в грядущем счастье последующих поколений[16].
  • Сергей Стратановский в статье «Возвращаясь к Багрицкому» (журнал «Звезда», 2007 год) пишет, что «Смерть пионерки», — произведение о смысле смерти, и, с этой точки зрения, ставит его в ряд с такими произведениями Багрицкого, как «Разговор с комсомольцем Дементьевым» и «ТВС». Чёрные образы в грозовых тучах, — указание на то, что путь к «свету» (то есть счастливое будущее) лежит через «тьму» (то есть страдания), что можно обобщить на весь путь революции[14]:

Шаблон:Начало цитаты …похоже на проговорку, напоминающую ту, которую допустил Маяковский: «Товарищ Ленин, работа адовая будет делаться и делается уже». Но если Маяковский действительно не понял, что он написал, то у Багрицкого это не проговорка. Он уверен, что путь к свету, проходит через грозовую тьму… …путь к коммунизму — через борьбу с хаосом Шаблон:Конец цитаты

Жизнь Валентины была не напрасна, потому что была причастна к «некоему Большому смыслу», и теперь она уже не может ему изменить. Также Стратановский упоминает о сходстве этого «Большого смысла» с религиозным мировоззрением.
Стратановский также обращает внимание читателя на то, что Багрицкий страдал от астмы, после переезда в Москву в 1925 эта болезнь прогрессировала всё сильнее. Поэтому тематика смерти была ему не чужда, и все произведения о смерти он поневоле вынужден был наделять самостоятельными переживаниями[14].
  • Елена Михайлик в статье «Карась глазами рыбовода» (журнал «Новое литературное обозрение», 2007 год), наряду с поиском причин аналогий из сравнения «Смерти пионерки» и Олейниковского «Карася» (см. раздел «Связанные произведения»), подробно анализирует саму поэму. Первое, на что она обращает внимание — жанр поэмы характеризуется как житие, причём сюжет парадоксально структурно схож с житием христианского типа. Но при этом идеология верности в христианстве не просто заимствуется, а инвертируется само противостояние христианин-язычник — теперь на месте язычества оказывается христианство, а оно должно уступить место ещё более новому и правильному мировоззрению. С этой точки зрения, Багрицкий «осваивает территорию христианства»: «Задачей же было… формирование нового религиозного пространства, где бог нового мира,… — это и есть „бог живой“, а прежний бог — бог идолопоклонников, бес». Самый характерный акцент — отказываясь от идеи христианского воскрешения, автор всё равно вводит в поэму чудеса Воскресения и Пресуществления (только теперь они каким-то образом, правда, не совсем конкретизированным, совершатся без помощи бога). Михайлик подчёркивает, в советской литературе 1930—1940 годов такая экспроприация христианских чудес советской идеологией встречалась достаточно часто[2].
Вторым важным пунктом, который отмечает Михайлик, является противопоставление нового бытия, нового мира и быта, частной жизни, который оказывается едва ли не более сильным врагом коммунизма, чем христианская традиция. Слова матери о «хозяйстве» и «добре», призванные вернуть Валентину к жизни бессильны потому, что план жизни, построенной на этих краеугольных камнях — фактически противопоставление её мечте. Неприятие уюта и быта — один из лейтмотивов общего творчества Багрицкого (и многих других советских поэтов). Для них быт воспринимался как планомерное уничтожение индивидуальности, с которым следует бороться любой ценой. Михайлик подчёркивает: целесообразность Гражданской войны, под данным углом зрения, — это не просто чаша весов с аргументами за и против, это суровая неизбежность, ведь без перемен гибель «актуального человеческого бытия», по мнению Багрицкого, практически неизбежна[2].

Шаблон:Начало цитаты Валентина из «Смерти пионерки» была едва ли не воплощением победы одушевлённого юного мира над косной материей старого. В «Человеке предместья» «дочка в угластом пионерском галстуке» — полномочный представитель нового, неуютного бытия. Само её присутствие изнутри взламывает мещанский быт ненавистного автору обитателя пригорода. Шаблон:Конец цитаты

Героизация образа Валентины не случайна — это попытка идеализировать реальность, заменить неприглядный, жестокий и «не очень пригодный для проживания» мир поэтов ОБЭРИУ (который они описывали преимущественно с ироническим издевательством) на уверенность в глубоком смысле всего происходящего, в значимости каждого человека, не потерявшего свою индивидуальность в бытовой суете[2]:

Шаблон:Начало цитаты Подобно персонажам Олейникова, Валентина «Смерти пионерки» — это тоже маленькое существо, без повода и смысла раздавленное жестокой силой. Но вводя в сюжет чудотворный крест, отказ от него, последнюю присягу Валентины трубам и грому, Багрицкий идеологически оформляет мироздание, наделяет его смыслом, превращая смерть от скарлатины в гибель за дело коммунизма. Шаблон:Конец цитаты

  • Лев Аннинский в книге «Красный век. Эпоха и её поэты» (2009 год) в главе о Багрицком отмечает в поэме присутствие знаков, символов, переходящих у Багрицкого из произведения в произведение — трубы, красное знамя, и третий, запечатлённый именно в этой поэме, — салют. Причём, упоминание о трубах в стихах Багрицкого, указывает он, практически всегда сопровождается двояким смыслом — это не просто сигнал о смене эпох и поколений («Над хаотической немочью старого мира, глухого, неслышащего, невменяемого, — несётся трубный глас»), но и сигнал во многом неоднозначный, несущий в себе переживания («в обертонах этой мелодии… первоначальное упоение осложняется смутной тревогой»), в случае со «Смертью пионерки», «вой», который «поднимают трубы», одновременно со значением призывного гласа, не может не содержать в себе ноты трагедии[8].
Аннинский немного иначе интерпретирует «Человека предместья» и его связь со «Смертью пионерки» — он считает, что в зрелые годы поэт переосмысливает сущности, и получающийся в произведении реализм — дань этому переосмыслению; железнодорожник — не антагонист «нового мира», а его вполне рядовой герой, да и сам поэт не противопоставляет себя ему, а примеряет его бытие на себя: «Он списан с кунцевского железнодорожника,… …но поэт пропускает это промежуточное бытие через свою душу. Он видит себя там, где и вообразить не мог бы, когда летел под красным знаменем, или, как всё чаще переосмыслялась эта гонка, — на трубе локомотива Истории, — теперь он оказывается на обочине». «Смерть пионерки» в этом плане несколько выбивается из колеи настроения поэта в локальный период (последние годы жизни и творчества), в ней снова воскресают про-идеологические настроения, Аннинский даже считает её единственным за этот период хорошо удовлетворяющим советской идеологии произведением[8]:

Шаблон:Начало цитаты В тучах, которые понемногу всё-таки сгущаются в начале 30-х годов над его головой, последний просвет даёт именно «Смерть пионерки», на которую не подымается рука даже у самых бдительных критиков. Шаблон:Конец цитаты

  • Олег Лекманов и Михаил Свердлов видят в стихотворении магическое заклятие, а в Багрицком — соискателя роли жреца и мистагога советского культа[18].

Метрика

Поэма написана трёхстопным хореем, при этом типы окончаний четверостиший чередуются в вольной последовательности — используются ЖМЖМ ДДММ и ДМДМ (буквы М, Ж и Д означают мужские, женские и дактилические окончания соответственно). Вставная песня целиком состоит из дактилических и мужских окончаний[12].

Исполнения

Цитирование

Песни

Примечания

Шаблон:Примечания

  1. 1,0 1,1 Шаблон:Cite web
  2. 2,0 2,1 2,2 2,3 2,4 2,5 2,6 2,7 2,8 2,9 Шаблон:Cite web
  3. 3,0 3,1 3,2 3,3 3,4 3,5 Шаблон:Книга
  4. Критики нередко считают, что в данном случае поэт намеренно утрирует, насколько это возможно, чтобы добиться художественного противопоставления (см. раздел «Анализ поэмы»)
  5. Александр Бирюков. «Север. Любовь. Работа».
  6. В 1920—1930 годах детская смертность от скарлатины была довольно высокой.
  7. 7,0 7,1 7,2 7,3 Шаблон:Cite web
  8. 8,0 8,1 8,2 Шаблон:Книга
  9. Шаблон:Cite web
  10. Шаблон:Cite web
  11. Шаблон:Книга
  12. 12,0 12,1 12,2 Шаблон:Cite web
  13. Шаблон:Книга
  14. 14,0 14,1 14,2 14,3 Шаблон:Cite web
  15. Шаблон:Cite web
  16. 16,0 16,1 16,2 Шаблон:Книга
  17. 17,0 17,1 Шаблон:Cite web
  18. Лекманов О., Свердлов М. Для кого умерла Валентина? // Новый мир. 2017. № 6. — http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2017_6/Content/Publication6_6654/Default.aspx
  19. Шаблон:Cite web
  20. Шаблон:Cite web
  21. Марк Минков на сайте «Красная книга российской эстрады»
  22. Кравченко, Борис Петрович — Оды революции : Хоры (смешан. состав) без сопровожд.
  23. Шаблон:Cite web
  24. Шаблон:Cite web