Русская Википедия:Никитин, Василий Петрович (ориенталист)

Материал из Онлайн справочника
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Шаблон:ФИО Шаблон:Учёный Васи́лий Петро́вич Ники́тин (Шаблон:ВД-Преамбула) — российский дипломат, ориенталист, тюрколог, переводчик и евразиец[1][2]. Награждён сербским орденом Святого Саввы 4-й степени (1912), персидским орденом Льва и Солнца 3-й степени (1913), российскими — Святого Станислава 3-й степени (1914) и Святой Анны 3-й степени (1916)[3].

Биография

Родился Шаблон:Сс3 в Польше, в городе Сосновец Петроковской губернии Российской империи, на границе с Австро-Венгрией[2] в дворянской семье. Его отец — статский советник Пётр Александрович (ум. 1912), служил на таможне[1][3].

В 1904 году окончил 6-ю Варшавскую гимназию в Варшаве и поступил на арабо-персидско-турецкий разряд в Лазаревский институт восточных языков в Москве[2][4]. Окончил институт в декабре 1907 года[1]. В студенческие годы много путешествовал (Италия, Тунис, Болгария)[3].

Никитин поступил в Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, готовившее кадры для российской дипломатической службы. После его окончания на дипломатической службе. В 1909 году впервые побывал в Каджарском Иране, с 1912 года, до и во время Первой мировой войны находился там непрерывно на различных должностях: с февраля 1912 года — секретарь консульства в Реште, с августа 1913 года — временно управляющий консульством, с 31 мая 1915 года — управляющий, с 30 сентября — вице-консул в Урмии. Начальник Никитина, выдающийся востоковед В. Ф. Минорский свидетельствовал его «добросовестность, истинное понимание русских интересов и особенно ценный просвещенный интерес к делу». Параллельно со служебными обязанностями Никитин изучал мёртвый сирийский язык арамейской группы семитских языков[3]. Октябрьская революция 1917 года в России была изменением и судьбы Василия Никитина. Российское вице-консульство в Урмии, как и большинство российских посольств за рубежом, сохранило свою верность временному правительству[5]. Помощник комиссара Временного правительства Виктор Шкловский, который занимался эвакуацией русских войск из Персии, встречался с Никитиным в декабре 1917 года и писал, что Никитин убит при отходе русских войск из Персии[6]. Никитин в июле 1919 года отправился в Париж, став эмигрантом[2][7]. Сам Никитин сообщает[1][3][8]:

«

14 апреля 1918 закрыл вице-консульство и выехал через Тавриз в Тегеран. Доехав до Казвина, короткий срок работал при полковнике Бичерахове и английском командовании. В июле 1918 прибыл в Тегеран, где исполнял обязанности 2-го драгомана Миссии до 23 мая 1919, когда выехал в отпуск во Францию.

»
— Анонимус

Никитин не натурализовался, жил до смерти апатридом[1][3].

До 1951 года Никитин служил в государственном Французском банке внешней торговли (Banque française du commerce extérieur, BFCE), где в последние годы заведовал отделом экономических исследований и издавал бюллетени по вопросам внешней торговли[1][3].

В 1957 году через берлинский «Комитет по возвращению на Родину» Никитин нашёл в Москве своих сестёр Елену и Лидию[1].

Умер 8 июня 1960 года[2][4][3].

Научная деятельность

Научная карьера Никитина не удалась. 4 августа 1924 года он писал в письме Георгию Вернадскому[3]:

«

Всегда чувствовал и до сих пор продолжаю влечение к научным занятиям, но жизнь отталкивала в сторону. Первым и решающим толчком был отказ Латышева принять меня на стипендию в Ист[орико]-филол[огический] инст[итут], чему мешал факт окончания Лазаревского института. Здесь, уже в эмиграции, делал тоже неудавшиеся попытки. Между прочим, и у чехов, которые собирались открывать в Праге что-то востоковедное. Единственное реальное предложение я имел во Львовский унив[ерситет], но условия были крайне шаткие. Я знаю совсем прилично польский яз[ык], т. к. родился в Польше и гимназию кончал в Варшаве. Знаю также болгарский, а сейчас пришлось заниматься сербским и начинаю с ним осваиваться. Если прибавить к этому знание европ[ейских] языков, то получится перечень языковых средств работы довольно внушительный, но товар этот имеет мало спроса и я вынужден работать в одном французском банке в ожидании лучшего. Конечно, парижская интеллектуальная атмосфера, обилие обществ, изданий, библиотек, компенсирует много, особенно когда с течением времени (я с женой здесь уже с июля 1919 г.) образуется круг знакомых. Я имею в виду не русскую среду. От неё отошел после принятия слишком сильной дозы политики в Исполн[ительном] комит[ете] б[ывших] членов Учр[едительного] собр[ания], где я был секретарем юридич[еской] комиссии и где близко видел всю эту стряпню.

»
— Анонимус

По словам Никитина, «сердце тянуло больше к изучению персидской психики, чем к рассмотрению ввоза в Египет сапожного инструмента». Никитин принимал активное участие в работе различных международных востоковедных организаций как признанный эксперт по проблемам Ирана, особенно истории, религии и культуре курдов, и восточной политике России/СССР. Как и другой основоположник курдоведения Александр Жаба, который служил консулом в Эрзуруме, Никитин, будучи крупным учёным, не имел востоковедческого образования и не был академиком[7]. В 1924 году стал членом Азиатского общества (Société Asiatique) в Париже и активным сотрудником его печатного органа Journal asiatique, в 1933 году — иностранным членом Польского ориенталистического общества (Polskie Towarzystwo Orientalistyczne), сотрудничая одновременно в его печатном органе Rocznik Orientalistyczny[2]. Также был членом Société d'Ethnographie française (ныне Société d'ethnologie française, SEF)[3], до конца 1920-х годов — Русского общества изучения Востока[1][3].

Как ориенталист Никитин посвятил себя изучению Ирана, его истории, культуры и литературы. Большую известность принесли Никитину его работы о курдах, поставив его имя в первый ряд мировой курдологии. В 1956 году в Париже издан обобщающий труд Никитина в этой области Les Kurdes. Etude sociologique et historique (на русском языке издан в 1964 году в Москве[9][3][1]). Хотя Никитин не принадлежал к академическому сообществу, книга издана при поддержке Национального центра научных исследований. Предисловие к книге написал Луи Массиньон, ведущий французский ориенталист, заведующий кафедрой исламской социологии в Коллеж де Франс в Париже в 1926—1959 годах. Поэтому книга получила важную научную легитимность. Это первая монография о курдах, изданная во Франции. Труд Никитина освещает проблемы происхождения курдов, их религиозных верований, касается лингвистических и социально-этнографических аспектов курдологии[2]. После Никитина во Франции за такую всеобъемлющую монографию никто не брался[7]. Никитин писал в предисловии автора к французскому изданию[10]:

«

Следует попытаться объективно представить его [курдский народ] себе таким, каков он есть, со всеми его хорошими и дурными сторонами, отбросив существующие предвзятые суждения.

»
— Анонимус

Особую группу работ Никитина составляют статьи, рассматривающие историю дипломатических отношений стран Ближнего Востока и Европы[11][12]. Несомненный интерес представляет его статья-очерк «Русский дервиш» о пребывании Велимира Хлебникова в Иране, опубликованная в Тегеране в 1955 году[13].

В многочисленных работах в 1920—1950-х годах Никитин использовал новейшую советскую научную литературу. Никитин до Второй мировой войны вёл переписку с советскими востоковедами, в частности с академиком Н. Я. Марром[1], с которым познакомился в Париже в 1927 году, и его аспирантом Арабом Шамиловым. После войны Никитин начал восстанавливать связи с советскими коллегами. Борис Заходер в конце 1950-х годов приглашал Никитина в СССР[3].

Переводы

Никитин перевёл на французский язык труд историка Ивана Ивановича Гапановича (1891—1982) «Историографическое наследие русского зарубежья», изданный в Пекине в 1935 году. Под названием Introduction à l’histoire de la Russie : historiographie russe hors de la Russie книга вышла в Париже в 1946 году[14]. Также Никитин перевёл на французский язык лекции академика Василия Бартольда «История изучения Востока в Европе и России» (изданы под названием La découverte de l’Asie : histoire de l’orientalisme en Europe et en Russie в Париже в 1947 году)[1][15].

Евразийство

В 1920-е годы в Париже Никитин сближается с группой деятелей евразийского движения, сторонники которого пытались объяснить произошедшие в России революционные события самобытностью её духовного уклада и исторического пути, а также особенностями географического положения (между Востоком и Западом). В 1926—1929 годах Никитин опубликовал более двадцати работ в евразийских изданиях — в журнале «Евразийская хроника», в газете «Евразия», в «Вёрстах» и «Евразийском временнике»[1][3]. В своих автобиографических заметках Никитин писал[2][16]:

«

Я охвачен евразийскими пространствами <…> Среди моих немногочисленных русских сочинений мое любимое — «Иран, Туран и Россия»[17], сочинение, в котором я подчеркиваю евразийские черты нашего национального характера: турецкая кочевническая простота, богоискательство. И моя статья «Ритмы Евразии»[18].

»
— Анонимус

В 1930 году Никитин ушёл из евразийства. В 1954 году Никитин так описал мотивы своего участия, а затем ухода из движения[1]:

«

Я примыкал к евразийству с 1926 по 1930 г. главным образом из-за интереса проявляемого этим движением к Востоку, писал в его изданиях (главная статья моя «Иран, Туран и Россия»), делал доклады о культуре Ирана в евраз[ийском] семинаре и т. д. Мои материалы не исчерпывают, конечно, истории евразийства, так как в «святые святых» я не проник, но они могут явиться полезным дополнением для будущего историка этого движения, несомненно, заслуживающего быть изученным. До известной степени оно может считаться продолжением славянофильства в своем антиевропейском аспекте, но в основном евразийство было проявлением оригинальной русской общественной мысли в эмиграции. Оно было спровоцировано большевицкой агентурой, но этой стороны деятельности его я не знаю. Помню лишь, что в Россию ездил некто Арапов[19] и что на эту связь с Родиной возлагались, по-видимому, какие-то надежды. Так или иначе, но к концу 1929 года (после моей серьёзной болезни, выведшей меня из строя на 3 месяца) евразийство впало в идеологический (между правым и левым крылом его) и финансовый кризис, что в 1930 г. привело к прекращению его выступлений в печати или на собраниях.

»
— Анонимус

Из выписок из записных книжек, касающихся евразийства, Никитин формировал с 1930 года более сорока тетрадей так называемой «Книги беженского житья»[3], жанр которой М. Ю. Сорокина определяет «как „записи с голоса“, своего рода разновидность oral history». Никитин поддерживал тесные отношения с историком-евразийцем Георгием Вернадским, с которым переписывался с 1924 по 1959 год[1].

Ремизовиана. Дружба и литературное сотрудничество с А. М. Ремизовым

Никитин — один из постоянных персонажей автобиографической прозы писателя Алексея Ремизова 1940—1950-х годов, «бывший урмийский консул, почётный легион и все персидские наречия от древнего пехлеви до современной арабской прослойки, эмир обезвелволпала»[20]. Никитин получил прозвище «эмир» в Обезьяньей Великой и Вольной Палате царя Асыки (ОБЕЗВЕЛВОЛПА́Л)[2] и почтён грамотой о принятии в члены этого шуточного «тайного» общества, придуманного А. М. Ремизовым[1][3].

После переезда Никитина в 1943 году в дом на парижской улице Буало, 7, где жили Ремизовы с 1935 года, Никитин и Ремизов становятся соседями и друзьями[1][3]. Никитин — среди постоянных посетителей Ремизова, вдохновитель и непременный участник «восточных бесед», проходивших на квартире Ремизова по четвергам[21]. Ремизов консультировался у Никитина по вопросам этимологии, разного рода памятников персидской и арабской литературы и фольклора, а также исторических реалий, спрашивал совета, просил принести нужные книги. Многолетние записи Никитина — неоценимый биографический материал для изучения окружения Ремизова в годы его парижской эмиграции, интересов и пристрастий писателя в последний период его жизни. В Рукописный отдел ИРЛИ Никитиным были переданы записи «ремизовианы» за 1954, 1956 и 1957 годы[22]. Никитин отмечал[2]:

«

С 1943 по 1953 я регулярно вёл записи моих посещений у А. М. Ремизова. Эта Remizoviana, за 10 лет, находится в Нью-Йоркском архиве эмиграции[23]. Болезни, как А. М., так и мои, нарушили установившийся за долгие годы порядок наших отношений. Я перестал бывать ежедневно <…> Теперь как будто опять налаживается возможность встречаться по-прежнему и вести записи о наших беседах.

»
— Анонимус

Проникновенные страницы посвящены Никитину в книге Ремизова «Мышкина дудочка»[3][24]:

«

Моё восточное соединяет меня с нашим востоковедом «эмиром» Василием Петровичем Никитиным, кудесником нашего Оракула и чернокнижником (Шаблон:Нп5 весь его подвал забит). Жил «Эмир» на 4-м <…> а теперь на 8-м, выше некуда. В светлые ночи, после трудов, любуется он на Париж, вышептывая любимые стихи Мохамеда Икбаля из Лагора: <poem>Долина любви очень далека, дорога длинная, но свершение столетнего пути в одном вздохе мгновенно. В поисках трудись и не выпускай из рук полы надежды, богатство там, ты обретешь его в конце пути мгновенно.</poem> <…> Его называют «марид» — «дух отреченья и изгнанья»; возможно, что он и есть «марид», но только добрый из маридов — «инфид» <…> Он знает мое пристрастие к словам и чудесному — к тому, что не бывает, а только живет в человеческом желании, — к легендам, сказкам, вымыслам. Из каждого нашего свидания я всегда что-нибудь получаю чудесное и всегда жду персидской субботы.

»
— Анонимус

Никитин переводил и толковал Ремизову восточные тексты[1]. Наталья Кодрянская свидетельствует[25]:

«

Материалы Алексею Михайловичу доставал и переводил с арабского и персидского его долголетний друг и сосед ориенталист В. П. Никитин. Эти сказки вошли в сборник «Павым пером», последнюю книгу Ремизова, подготовленную им к печати.

»
— Анонимус

Память

В начале 1950-х годов Никитин написал мемуары «Арабески: почему я стал восточником?»[1].

В 1961 году опубликованы воспоминания в журнале Folia Orientalia за 1960 год отделения Польской академии наук в Кракове[26]. В том же издании опубликован единственный некролог[2][3], который написал иранист Шаблон:Нп5[4].

В 1964 году в СССР издана на русском языке книга Василия Никитина «Курды»[3][1][2]. Перевёл с французского книгу востоковед Иван Омарович Фаризов (1923—2012)[9], автор уникального «Русско-курдского словаря. Около 30 тыс. слов» (1957)[27].

Архив Никитина хранится в Бахметевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке. Другая часть архива Никитина хранится в Институте восточных рукописей Российской Академии наук в Санкт-Петербурге[28]; некоторые материалы, связанные с А. М. Ремизовым, были переданы Никитиным в Пушкинский Дом (ИРЛИ РАН)[1]. Письма и работы Никитина сохранились в личном фонде академика Владимира Гордлевского в Архиве РАН[3]. Наталья Юрьевна Грякалова опубликовала воспоминания Никитина из архива Никитина в фонде А. М. Ремизова в Пушкинском Доме (ИРЛИ РАН) в 1993 году[2]. В 2001 году М. Ю. Сорокина опубликовала записи из «Книги беженского житья» и письма Г. В. Вернадскому, в 2014 году — очерк «Мое знакомство с А. М. Ремизовым (А. М. Ремизов и востоковедение)» из личного фонда Никитина в Бахметевском архиве, а также очерк «Каларудхан» в 2014 году из личного фонда В. А. Гордлевского в Архиве РАН[1].

Личная жизнь

Жена — Лаура Леандровна (род. 1880)[2].

Примечания

Шаблон:Примечания

Шаблон:ВС

  1. 1,00 1,01 1,02 1,03 1,04 1,05 1,06 1,07 1,08 1,09 1,10 1,11 1,12 1,13 1,14 1,15 1,16 1,17 1,18 1,19 1,20 Шаблон:Статья
  2. 2,00 2,01 2,02 2,03 2,04 2,05 2,06 2,07 2,08 2,09 2,10 2,11 2,12 2,13 Шаблон:Книга
  3. 3,00 3,01 3,02 3,03 3,04 3,05 3,06 3,07 3,08 3,09 3,10 3,11 3,12 3,13 3,14 3,15 3,16 3,17 3,18 3,19 3,20 Шаблон:Статья
  4. 4,0 4,1 4,2 Шаблон:Статья
  5. Шаблон:Статья
  6. Шаблон:Книга
  7. 7,0 7,1 7,2 Шаблон:Статья
  8. BAR. Coll. Nikitin V.P. Box 8
  9. 9,0 9,1 Шаблон:Книга
  10. Шаблон:Книга
  11. Шаблон:Книга
  12. Шаблон:Книга
  13. Шаблон:Статья
  14. Шаблон:Книга
  15. Шаблон:Книга
  16. Шаблон:Статья
  17. Шаблон:Книга
  18. Шаблон:Статья
  19. Арапов, Пётр Семенович (1897—1938), племянник П. Н. Врангеля. В 1930 году прибыл в СССР и был арестован. После суда в 1934 году содержался в Соловецкой тюрьме особого назначения. Расстрелян в 1938 году.
  20. Шаблон:Книга
  21. Шаблон:Статья
  22. Remizoviana. 1956: ИРЛИ, ф. 256, оп. 2, № 42, л. 1
  23. Шаблон:Статья
  24. Шаблон:Книга
  25. Шаблон:Книга
  26. Шаблон:Статья
  27. Шаблон:Cite web
  28. ИВР РАН. Ф. 127; 181 дело за 1911-1958