История из жизни:89206
Исповедь провинциального тенора.Реальный монолог, воспроизведенный со слов от первого лица.Конечно, жалко расставаться с театром! Но, увы, здоровье уже не то.Нет-нет, с голосом пока все в порядке: надо «достать» верхнее «до» -достану без проблем…Вот только, в последнее время, шибко страдаю, пардон, … метеоризмом.Меры? Конечно, принимаю! Например, активированный уголь жру горстями.Даже лицом почернел слегка. И, знаете ли, помогало!Но, случилось так, что во время одного спектакля с ужасом обнаружил, чтотаблетки кончились. Когда я их успел все слопать, – ума не приложу!Пел я Каварадосси в «Тоске». Партия сложная – куча фортиссимо и всякоетакое, что требует глубокого вдыхания и напряженных задержек выдоха.До начала третьего действия осталось минут пять, а у меня в желудке –Великая Октябрьская…, давит, как в баллоне с пропаном. Ну, отошел закулисами подальше от всех, прохаживаюсь, «облегчаю» положение, да безтолку все - внутренний процесс идет по нарастающей, вот-вот лопну.Зазвучала прелюдия к третьему действию. По ходу пьесы меня на сценувыводят стражники, чтобы расстрелять. Выволакиваюсь лишь с одной мыслью– не оконфузиться бы! За слова не беспокоюсь – они у меня давно уж вподсознании. Господи, только бы не отрыгнуть не вовремя, или там… ещечего! Но, о более серьезных последствиях, даже думать себе запретил.Запел. Пытаюсь сконцентрироваться на музыке, но в сознании одна мысль –впереди апогей арии, когда воздуху нужно набрать полные легкие.И вот он, волнующий момент, – делаю паузу, глубокий вздох и начинаювыводить знаменитое на весь мир: «Мой час наста-а-ал, – и вот яумира-а-ю. Но никогда я так не жа-а-ждал жизни…».И, (чудес на свете не бывает) после первых трех слов… пукаю!Что? Говорите, «пукнул» слишком мягко сказано? Не знаю, не знаю… Ведь, впринципе, все прозвучало в контексте: дескать, Марио со страху этосделал, предчувствуя свой неотвратимый конец. Но, скорее всего, я этоймыслью искал себе оправдание.Звуки инструментов из оркестровой ямы стали расплываться. Глянул надирижера: тот в конвульсиях оркестру палочкой не туда машет. Параскрипок, и кое-что из духовых вообще из игры выбыли.Посмотрел в зал – дамочки в первых рядах веера из сумочек достали,сидят, обмахиваются, делая вид, что им душновато. А мужики вытащили изкарманов платочки, свернули губы в трубочку, чтобы неумело скрытьехидство, и стали протирать очки. Наверное, для того, чтобы «с кайфом»понаблюдать, как такого «засранца» в конце действия «мочить» будут.Слава Богу, что в оперу ходят, в основном, люди сдержанные,тактичные и понятливые – бурных эмоций никто не проявил. Спектакльпродолжался.Прозвучала последняя трагическая музыкальная фраза моей арии. Сейчасприпрется Тоска и начнет мне вешать лапшу на уши, мол, «не трухай,Каварадосси, я обо всем договорилась - «шмалять» в тебя будут холостыми,чуток поваляешься, изображая из себя «жмурика», а потом вместе свалим!».Но мне-то не до этого! Я сейчас сам могу расстрелять холостыми когоугодно, мало не покажется! Но, надо терпеть! Перед Тоской бы неопозориться! Эх, Джузеппе, Джузеппе (Дж. Верди. Примеч. Автора)! Что жеты так затянул свой третий акт?Все остальное проходило мучительно долго и словно во сне. Как спел «онежные руки…» – не помню. Знаю только, что играл я «страдальца» как Бог!Зал от моей игры и пения умывался соплями (Лучано с Пласидо – отдыхают),а я с нетерпеньем ждал спасительного залпа. Нет, дерзкую мысльподстроится к залпу, я отверг на корню – слишком большой риск не попастьв унисон. Я просто ждал занавеса.Но вот наконец-то грянул выстрел и я рухнул! Сейчас Тоска прикоснется комне, поймет что ее элементарно «развели» насчет холостых выстрелов, амне полный «абзац», и выдаст свое не менее знаменитое:«Ааааааааааааааа!». Я лежу «мертвый» на полу, смакую паузойперед неизбежными аплодисментами, расслабляюсь и…, прежде чем Тосканачинает вопить…….!!!Это был, конечно, перебор. В секундной мертвецкой тишине то, чтовоспроизвел мой необузданный кишечник, было слышно даже на улице! Уверяювас, ни в одном театре мира ни одна Тоска не реагировала такэкспрессивно на смерть своего возлюбленного! В ее глазах были поистиненеподдельные ужас и отчаяние!Зал взорвался аплодисментами! Крики «бис» и «браво» я не стал приниматьна свой счет – повторить такое даже по желанию благодарной публикипросто невозможно. И когда занавес упал, я быстро проследовал вгримерную, не обращая внимания на тех, кто находился вокруг сцены.Несмотря на грандиозный успех, работы я лишился. Приглашать меня напартии в театр перестали. Худрук так и сказал моему импресарио: «Зачемнам этот старый пердун? В зале и так плохая вентиляция…»Но вчера я встретился с одним знакомым музыкантом, который играет вструнном квартете. Состав у них классический – осел, козел… ой,простите, скрипка, альт, виолончель и контрабас. Ездят они по глубинке инесут культуру в массы. Давеча вернулись из Мухосранска, где «бабоксрубили» аж по семьсот тридцать два рубля на брата! Зовут к ним солистомкамерную музыку петь. Но не ту «камерную», что в камерах поют, а ту, чтов филармониях играют. Я честно ему признался о своих проблемах.Рассказал эту историю. Он чуток подумал и сказал: «Не ссы, маэстро,ежели на концерте припрет, – бровью поведи, а я тебя контрабасом«прикрою».Наверное, буду соглашаться.
См.также
Внешние ссылки
